Пути Великого Леса - Дмитрий Романов
Значит сегодня пройдет последний в этой жизни комплекс ЛФК. Через полчаса полегчало достаточно чтобы принять душ, привести себя в порядок и сделать завтрак.
К приезду детей ароматы коньяка сменились ароматами яичницы и булочек с корицей. Все остальное время провел в околоигровых форумах - игрокам доверия больше, чем любой официальной повестке.
Едва открылась дверь на шее повисла Дашка. Зарёванная мордашка синеглазой блондинки оставила на груди бело-розово-мокрый отпечаток на черной футболке.
- Па-аап, не уходи! Мы так опоздать боялись, а ты дождался! - еще немного порыдав дочь отшагнула в сторону.
Сергей молча протянул для пожатия руку, но его нахмуренный взгляд был направлен мне за спину, где из коридора был виден край неисправной капсулы.
- Это нерабочая. - хмыкнул я. - Закрывайте дверь и пойдем позавтракаем.
Дашка, прошлепала в зал, рухнула в кресло и почти по брови зарылась в глубокую горловину бежевого свитера. Зареваные глаза с ненавистью смотрели на капсулу. Сергей сел в кресло и тоже переводил взгляд с меня на нее, сжимая и разжимая кулаки. К завтраку так никто и не притронулся.
Понятно... Что же придется поиграть в пять стадий неизбежности. Манипулировать детьми это грязно и не приемлемо в современном мире? Пусть психологи льют в уши другим этот розовый маразм. Воспитание – это шантаж, обман, угрозы и подкуп! Четыре столпа, на которых держится противостояние поколений.
Думаю, для "отрицания" они уже придумали аргументы. Значит с него и начнем.
- Что вы поняли из новостей? - я расслабился в кресле, положив руки на колени.
- Да, что люди умирают миллионами! Вот, что! Не уходи сейчас! Побудь с нами еще, это же просто дичь какая-то! - Дашка выпалила все на одном дыхании и снова нырнула в воротник.
- Никто не знает наверняка, что перезванивают именно ушедшие. Нет никаких доказательств, это может быть просто выверт сбрендившего искусственного интеллекта! - ух как печально, ведь слово в слово процитировал первые страницы в поисковике.
Дети выжидательно замерли.
- И-и-ии... - потянул я с улыбкой.
- О боже! Что "иииии"?! Что "и"?! Ты сам хочешь засунуть свою тупую голову в эту мозгокрутку?! - Дашка вскочила на ноги и заходила туда-сюда.
- Только шаг сделай и я ее разнесу в хлам! - Сергей тоже вскочил и тыкнул пальцем в капсулу.
- Успокойся Серега, это нерабочая. У нас же четырехкомнатная квартира и рабочая капсула стоит в Дашкиной бывшей спальне. Не пропадать же месту если вы из родного гнезда в далекие дали улетели. - я говорил спокойно и с легкой улыбкой.
- Мы их все разнесем! - крикнула Дашка.
Вот, что на нее нашло такое? Всегда спокойная "снежная королева" демоненка в себе наконец разбудила?
- У меня еще запас есть.
- Ну пап, ну ты зачем нас одних оставляешь. Совершеннолетние мы, это да, но ведь как без тебя? - красавец Сергей! И ведь и внешне угловатость подростка уходит, слегка сутулый черноволосый, синеглазый с прямыми чертами лица.
Волосы от матери унаследовал, отстраненно пронеслась не нужная сейчас мысль. Нельзя раскисать пока они не примут все как необходимо, ох нельзя. Не хотелось так жестко, но времени просто нет.
- Ты только скажи, что тебя гонит туда? Может мне домой вернуться? Поживем как раньше и тебе полегче будет. Ты же совсем загнался с этим Арконом и работой своей! А может слетаем куда-нибудь вместе? Туда, где много зелени и белый песок? - эх Дашка, тебе таким бархатным голосом сверстникам мозги вывинчивать. На мне уже не прокатит.
Все же я молодец от отрицания до торга меньше пяти минут. Осталось самое паршивое.
- Мне бы очень хотелось, чтобы ты умела справляться с неоперабельными опухолями головного мозга. - оба застыли соляными столбами с отвисшими челюстями, а я безжалостно продолжил. - Можно не полностью справляться, а хотя бы суметь отодвинуть на годик наступление слепоты. Или черт с ней слепотой. Пусть не будет ежедневно нарастающей боли, которая сводит с ума и превращает больного в пускающего слюни овоща. Овоща, который не только не помнит своих близких, но и себя самого. Сможешь?
Стало так тихо, что звуки сирен умудрялись проникать с улицы сквозь специальные бесшумные окна.
- Пап... - прошептал Сергей.
Дашка упала в кресло, и прикрыв рот ладошками заливала слезами щеки и горловину многострадального свитера.
Ну вот и депрессия. Я молча подошел и погладил дочь по голове.
- Ну не плач Булка! Я не в бездну ныряю. Я все проверил, как всегда. Моя информация пополнее вашей будет. Кстати, если действительно интересно, то найдете смешные моменты как начинает исчезать высшее духовенство и не только у нас. Куда они деваются? - этот вопрос уже Сергею. Всемирные заговоры со всякой конспирацией это по его части. - А о болезни мы больше никогда не заговорим. Скоро это не будет иметь значения.
Есть ли у меня рак? Нет. Соврал-ли я детям? Ни единым словом. Чувствую-ли себя свиньей? Да. Сожалею-ли? Ни капли.
Они уже на пятой стадии - принятие, а спасение близкого человека добавит изрядную порцию спокойствия, когда я уйду. Читать в лицах своих детей всегда просто и я почти физически ощущал как миссия по противодействию трансформируется в миссию по содействию. Как бы сами в капсулу раньше времени не засунули.
- Про капсулы никому ни слова. Вот эту ты, Сергей, разнесешь в хлам и особенно ее цифровые мозги, но только после моего ухода. - видя его ошарашенный взгляд пояснил - Она и так не рабочая. С рабочей могут уходить родственники, а возможно когда-нибудь и вы перейдете в Аркон, когда наприключаетесь тут.
- Хочешь зачистить концы? - спросила Дашка.
Надо же, стоило принять решение и эта девчонка сразу включилась в проработку плана. Кремень! Даже дорожки от слез не портят впечатления.
Серёга, наоборот, казалось, растерял всю уверенность и мялся рядом с капсулой-обманкой. Старшая сестренка заметила это, пересела за столик с бутербродами и деловито начала пояснять:
- Ну не тупи, Серый. Папа ложится в свою гробину в той комнате. - она потыкала пальцем за спину. - Улетает в свой Аркон, я вытаскиваю его мертвую тушку из капсулы и перетаскиваю в твою детскую спаленку. Там складываю на пол рядом с этой капсулой. Тут появляешься ты с дубиной и начинаешь превращать ее в утиль. Приезжает уставший опер, я рыдаю ему
