Дмитрий Щербинин - Ворон
— Да ты что задумал? — удивляется мельник. — Затопить их, что ли? У нас речушка то слабосильная, и на дюжину орков не хватит!
— Если исполните то, что я сказал — спасете и мельницу свою, и многих людей.
Согласился тут мельник, ну а Рэви дальше, вдоль гор, к северу пошел. Идет по полю — с одной стороны склоны к небу поднимаются, с другой — леса ясно зеленеют. Радостно, легко ему на сердце, поет он:
— Кто же может тосковать, средь своей природы?Это дом всех нас родной — небо его своды!Высоко, среди небес, радуга сияет,Среди трав моя звезда, в роднике мерцает!
Идет, идет по полю — видит, растут рядом с дорогой три гибкие ивы. Подошел к ним Рэви; слышит — плачут они тихо-тихо; слезки теплые с их веточек падают. Обнял каждую из них Рэви и спрашивает:
— Что же это вы так плачете?
Ивы ему и отвечают:
— Так мы же корнями чувствуем — орки идут — мы рядом с их дорогой стоим — сожгут нас, а мы еще такие молодое…
— Ну, не печальтесь, ивоньки. Позвольте, только, вас к земле пригнуть — погнетесь, погнетесь — однако ж, жизнь и себе сохраните, и многим другим.
Согласились три ивы. Тогда достал Рэви веревку, пригнул те три ивы к земле — и то было не сложно, так как они сами того хотели. Притянул к земле, веревкрй подцепил под валун, который возле самой дороги, для уставших путников стоял, да и пошел дальше.
А до орочьей армии уж совсем немного оставалось. Вот и они: по всему полю шатры стоят, вокруг них волколаки бегают; а орки то, как всегда — хохочут, бранятся, да ятаганы свои вытачивают.
Подошел к тому лагерю Рэви, пол лагеря прошел, а на него никто и внимания не обратил — такие все пьяные, да от солнца одуревшие. Наконец, схватили его, захохотали:
— Вот теперь мы позабавимся… Хо-хо-хо!..
На это отвечает Рэви:
— Ну, коли тронете меня — точно не сносить вам головы. Ведите-ка меня к своему предводителю; да поскорее, ибо есть у меня к нему дело важнейшее.
Переглянулись орки — да и повели его в главный шатер, к своему вождю. То был огромный орчище, в рогатом шлеме; весь покрытый мускулами и золотыми побрякушками; в руках он держал огромную чашу, и пил из нее какое-то отвратительное варево.
Только переступив порог спрашивал у него Рэви:
— Я должен узнать, по какому делу столь многочисленные гости вошли в наши земли?
От неожиданности орчище выронил свою чашу, облился бывшей в ней гадостью, и от этого ужасно рассвирепел:
— А ты кто такой?! Сейчас прикажу тебя скормить волколакам!
— Я должен проводить вас, как гостей, показать наши достопримечательности, познакомить с нашими людьми.
— А, вот как! — усмехнулся орчище, которому уже налили другую чашу. — Хорошо, показывай. А мы — ха-ха!.. Мы, будем все это разбивать и грабить! — эти слова показались ему такими смешными, что он принялся хохотать, и пролил еще одну чашу, отчего в шатре совершенно невыносимо стало дышать.
Рэви оставался спокоен, и невозмутимым голосом заявил:
— А, если вы захватчики, то, должен вас предупредить, что любой из наших людей справиться со всем вашим войском.
— Хо-хо-хо! Уж не ты ли?!
— А, хоть и я! Вот завтра увидите, какая у нас сила.
Долго смеялись над ним орки; потом хотели накормить своей едою. Рэви достал яблочный пирожок, съел его и говорит:
— Нет, не едим мы вашей еды — слишком нежна она для наших желудков. Разве что наши младенцы ее, вместо кашицы могут кушать.
— А мы слышали, что вы едите только нежную еду… — говорит предводитель орочий.
— Конечно, нежную. — говорит Рэви. — Только вам она нем по зубам!
— Что?! — взревел орчище. — Это ваши то пирожки нам не по зубам, а ну дай — есть у тебя еще один?!
И протянул ему Рэви тот пирожок, в котором камень был запечен. Укусил его орк, да и поломал себе половину клыков.
— А-а-а! — кричит. — Ну, и пишошки! А шубы мои! Ашшш!
Теперь на Рэви поглядывали с опаской, и, чтобы умилостивить его, чтобы не натворил он чего, поместили в лучший шатер.
На следующий день вышло вперед орочье войско. Раньше то шли они беззаботно, думали, что никто им и противится не станет, что награбят они, нарушат и домой возвратятся — а теперь, стали напряженные, говорят — идем мы в землю, где люди камни едят!
Впереди всего войска, на двух огромных волколаках едут орчище, и Рэви. Вот подъехали они к тому месту, где стоят, пригнувшись к земле три ивы. Говорит безклыкий орчище:
— Ну, вот и дешевья! Любим мы их шубить!
Соскочил тут Рэви на камень, под которая веревка была поддета и кричит:
— Уж не трогайте вы наши дерева — ибо это пальцы наших великанов, которые поспать улеглись, да землицей, как одеялом прикрылись. Ведь, потревожите — проснуться, несдобровать вам тогда — все войско передавят и не заметят. Поворачивайте-ка вы подобру-поздорову.
Махнул орчище своим слугам:
— Шубите! Нешего его шошказни шлушать!
Рэви, стал колыбельную петь надрываться, и незаметно веревку, которая ивы сдерживала, из под камня высвобождать. Вот подбежали к ивам орки, тут они и распрямились, орков тех кронами подхватили, да через все поле перекинули.
— А-а-а!!! — закричал от страха орчище.
А Рэви к нему с улыбкой бежит, на волколака садится, говорит:
— Ну, все хорошо. Не проснулись великаны — это я их колыбельной усыпил. Только пальцы их во сне немного дрогнули — вот и все. Поедете ли дальше, или повернете?
Дрожит орчище, дрожат иные орки. Не хочет предводитель трусом показываться, кричит:
— Дальше! Дальше!
— Ну, хорошо. — улыбается Рэви. — Поглядите еще на людей наших.
Вот едут по полю — видят, в отдалении водяная мельница стоит. Орки то и не видели никогда такой, главный из них и спрашивает:
— А это што такое?
— А это игрушка наших детей.
— А-а-а! — дрожит орк. — А-а-а… как-ше игшушка такая бошая?
— Да у наших то деток легкие посильнее ваших будут. Дунут вон на то колесо оно и крутится.
— А где ш детки ваши? — дрожит орчище.
— А они в горах, скалы перетаскивают. Если хотите я подую, она и закрутится. Только вот, сила у меня побольше, чем у детишек. Колесо и слететь может…
Все орки плотнее столпились, ятаганы вытащили, оглядываются вокруг дрожат, а некоторые кричат:
— Давайте-ка домой!..
Рэви, тем временем, взбежал на красный камень да и подул легонько…
Еще раньше, увидев приближенье орочьего войска, мельник с сыновьями, разрушил собранный им в горах заплот, и, так долго сдерживаемая река, устремилась к колесу. Вот, налетела, закрутила, да с такой силой, что и впрямь, едва не сорвало. Даже орки видели, как там брызги полетели. Рэви им и говорит:
— Ну вот — даже и воду из гор выбил! Как бы горы на нас не рухнули. Мне то ничего, а вот вас — придавит еще. Ну что, пойдем дальше. Тут уж недалеко до нашего селения. Познакомитесь с нашими людьми… Конечно, если вы плохо себя вести будете, они могут и дунуть на вас!
— Все — не пойдем дальше! — кричат орки. — Нам жить хочется! Нам и с одним то не совладать!
— Молшите! — кричит главный орчище. — Я понял, в шем их шила!
Опустивши головы идут орки — уж и не ругаются, и не хохочут — думают только о том, как бы поворотится, да поскорее в своих холодных пещерах очутится. Вот подходят они к холму на вершине которого камень чернеет. Рэви и говорит:
— Ну, вот — за этим холмом моя деревня.
— Нет, нет!!! Не пойдем туда! — вопят в ужасе орки. — Там нас и сдуют, и раздавят, и скалами забрасают!
— Мошите! — рявкнул главный. — Я, ведь, шкажал — яшно в шем их шила! В камнях! Вшпомните — камни в пишогах! Кожда, велишана ушыплял — на камне штоял! Кожда на игшушку дул — на камне! Шейшашь я на тот камень жабегу и их дешевню шдую!
— Дуй, дуй — только мы за тобой не пойдем!
А Рэви говорит:
— Дело вовсе не в камнях, а в нас самих. Хотя, знайте, что и наши камни вас не потерпят. Вот увидите, что будет.
Не стал его слушать орчище, взбежал на вершину холма, взобрался на черный камень, только в грудь в воздух набрал… А тут родничок, который из под того камня бил, понял, что пришло время действовать — собрал он силы свои, а силы, даже в маленьком родничке, надо сказать, великие. Подтолкнул он камень, на котором орчище стоял да так то сильно, что в несколько мгновений и тот, и другой лишь точечками в небе стали… Так они и не упали…
Что тут среди орков началось! Побрасали они свои ятаганы, завопили! Все повернулись, побежали — да так то бегут — топчутся, толкаются, среди них волколаки прыгают! Рэви то едва успел со своего волколака соскочить, уселся на траве; смотрит вослед убегающих, улыбается — солнышку, да пригожему дню. Потом, взглянул на ятаганы, которые на траве набросали, и говорит:
— Ну вот, нам и железа хорошего оставили. Кузнец его перекует — плуги сделает — да много чего хорошего сделать можно…