Результат ошибки - Vladarg Delsat
— Здравствуйте, профессор, — поздоровалась девушка, входя в кабинет своего декана.
— Лайса, мне нужны ваши воспоминания о моем визите в гостиную, — сходу объяснила цель вызова Минерва.
— Да, профессор, — кивнула девушка, увидев Омут Памяти. Она потянулась за палочкой, чтобы выполнить просьбу профессора, совершенно не интересуясь при этом причинами.
— Благодарю вас, — кивнула МакГонагалл, отпуская старосту. Затем женщина опустила голову в артефакт.
Со стороны было заметно искреннее горе двоих школьников — думавшего, что девочка погибла, Поттера и, почему-то, мисс Лавгуд. Минерва смотрела на то, как девочка-первокурсница с обреченным взглядом защищала мистера Поттера собой от нее, Минервы! Такое не самая молодая женщина уже видела, понимая — девочка была готова к смерти. Это было для профессора, пожалуй, страшно само по себе. Ну и слова о мандрагорах — все то, что отсутствовало в памяти Минервы… Учитывая, что она подверглась Обливиэйту, то у мисс Лавгуд были причины считать, что ее могут убить. Тогда и у сына любимых учеников были причины называть их палачами, а гриффиндорцев предателями.
Вынырнув из артефакта, Минерва несколько долгих мгновений боролась со слезами, потому что двое ее учеников считали ее… да и всех профессоров школы. «Эх, Мэттью, как же мне тебя не хватает…» — подумала профессор, бережно пряча в стол фотографию. Затем она надела боевые артефакты, понимая, что из кабинета директора живой вряд ли выйдет. Но женщина просто не могла поступить иначе. Совсем юная девочка, на глазах которой, как знала Минерва, погибла мать, защищала героя своим телом и явно не потому, что он герой, ибо память старосты сохранила и короткий разговор между Поттером и Лавгуд… Минерва МакГонагалл, дочь вольных шотландцев, просто не могла поступить иначе.
В кабинет Дамблдора Минерва вошла, открыв дверь с ноги и с ходу зарядила в него Экспульсо, а потом, не давая собраться, принялась долбить всем, что знала и умела, но опыта у директора было больше, поэтому спустя полчаса он уже готовился закончить начатое, когда замер и просто упал на пол. В кабинет вошел сильно недобрый Гиппократ Сметвик. Вздохнув, целитель отменил чары на Минерве, спаивая той зелье, а потом уже повернулся к телу Дамблдора.
— Я так понимаю, у вас тоже появились вопросы к нашему Светлому? — светски поинтересовался Гиппократ, выплетая сложную вязь фамильного проклятья.
— Он мне память удалил, целитель, — объяснила Минерва. — Как раз тогда, когда мои ученики нуждались во мне.
— Желаете добавить от себя? — спросил целитель Сметвик.
— Конечно! — улыбнулась профессор МакГонагалл.
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор понимал — что-то пошло не так, но уже было просто поздно, ибо сочетанное проклятие разъяренной женщины, чуть не погибшей сегодня, да целителя с очень богатым опытом, свернуло из директора такую фигуру, что его впору было отправлять в палату для безнадежных. Кивнув друг другу, маги разошлись — Минерва направилась в гостиную факультета, а Гиппократ — встраивать Дамблдора по новому месту обитания.
Северус Снейп в это время закончил разбираться в себе, обнаружив странные зелья у себя в крови. Так как он был мастером, то исследовать кровь умел, несмотря ни на какие запреты. И вот именно то, что он нашел у себя, зельевару и не нравилось. Теперь хотя бы объяснялось все то, что он у себя не заметил ранее.
— Значит, специальные зелья возбуждения агрессии… — задумчиво проговорил зельевар. Кто озаботился — было и так понятно, ибо все использованные в них ингредиенты находились в специальных списках. — Будем выводить, — решил мастер зелий.
Дошедшая до гостиной факультета Минерва МакГонагалл замерла у дверей. На диване обнимались четверо. Мистер Поттер обнимал мисс Грейнджер, что было, хотя бы, понятно. А вот мисс Лавгуд, жавшаяся к мисс Уизли… Это совершенно ускользало от понимания профессора. При этом юная Уизли гладила беловолосую девочку таким жестом… как мать? Развернувшись на месте, профессор МакГонагалл отправилась восвояси — ей надо было подумать. Кроме того, в свете последних новостей стоило снять внушение с родителей магглокровки, иначе его могут обнаружить ученики и вот тогда она получит четырех личных врагов.
Поппи грустно смотрела на стакан с огневиски. Женщина отлично понимала, что только истерика Поттера и Лавгуд спасла жизнь Грейнджер. В то, что можно сопротивляться стазису, медиведьма не верила, а потому объяснение было только одно — мисс Грейнджер хотели убить, ее друзья знали это, что означало… То, что сказал мистер Поттер о палачах — правда. Ощущать себя палачом медиведьме не нравилось. Так себе было ощущение, да еще и младшая Уизли… Было в ее взгляде что-то такое, знакомое. На самом деле, сейчас самой большой проблемой было даже не это, а как дети смогут учиться дальше, принимая всех профессоров за врагов?
В этот самый момент к мадам Помфри зашла почти все пропустившая мадам Спраут. Профессор увидела стакан и явственно удивилась, с интересом взглянув на Поппи. Напиваться в одиночку для медиведьмы характерным не было…
— Поппи, что случилось? — поинтересовалась мадам Спраут, сразу же сделавшись очень серьезной.
***
Аленка так радовалась Лиде, что не могла от нее отлипнуть под удивленными взглядами Гарри и Гермионы. Наконец, перейдя на английский, девочка решила объяснить и друзьям, и вернувшийся к ней маме.
— Это моя мама, — произнесла Аленка. — Она пришла ко мне сквозь это все время! Но если ты здесь, значит…
— Да, маленькая, — ласково погладила ее Лида, ставшая Джинни. — А с тобой что было?
— Когда на отряд напали, нас спрятали в командирской землянке, — начала рассказывать Аленка. — Каратели убили всех, и бабу Зину тоже… А потом нас хотели убить, но не убили, а погнали куда-то.
— Маленькая ты моя… — Лида прижала ставшую будто меньше Аленку. — Какие звери фашисты…
— Здесь тоже везде они… — тихо всхлипнула беловолосая девочка. — Гермиону чуть не убили, а она… — тут она перешла на русский. — Она мама мальчика, ну как в лагере!
— В лагере? — уцепилась за слово Лида, и продолжила на английском. — В каком лагере?
Аленка, всхлипнув, заговорила. Она рассказывала о дороге в лагерь, о самом Майданеке, о том, как было тяжело… Девочка говорила, полузакрыв глаза, и Гермиона уже, не сдержавшись, плакала, а Гарри смотрел так, что
