Балин. Сын Фундина. Государь Мории (СИ) - Огнелис Елизавета

И здесь Балин увидел того, другого Оина. Таким, каким он больше всего боялся его увидеть.

Стремительным. Неудержимым. Непобедимым.

Запросто перемахнув двадцать футов пропасти, Оин, казалось, играючи смахнул со своего пути неповоротливого тролля. По крайней мере, гном расправился со своим противником куда быстрее Бьерна, последовавшего за другом в самое пекло. Движения неистового гнома казались смазанными и совсем не быстрыми. Только топор успевал отразить все клинки и ответить каждому смертельным ударом. Оин словно плыл в вопящем море, уверенными движениями опытного пловца приближая себя к победе. Он на голову возвышался над орками, хотя на самом деле был едва ли не самым низкорослым в отряде. Но сейчас, на поле битвы, казался гигантом, а через мгновение Балин понял, что Оин идет прямо по телам врагов… Еще мгновенье, и гном будто вышел на берег, весь в темной крови. Бьерн все еще возился с троллем, а орки попытались взять Оина числом, и тут на подмогу пришел тот, от кого Балин меньше всего ожидал помощи. Карлик Синьфольд, на голову меньше Оина, разбежался — и прыгнул через пропасть. Он, конечно, не смог преодолеть такое расстояние, но в последний момент зацепился за край скалы. Кривоногий орк попытался копьем спихнуть малорослого противника — и тотчас же упал сам, разрубленный чуть ли не надвое. Друг Синьфольда, гигант Тори, тоже прыгнул, с легкостью для своего возраста преодолел расщелину, и теперь своей знаменитой секирой разгонял орков в разные стороны, давая маленькому гному время выбраться. Такого великана, ростом выше шести футов и весом более трехсот фунтов не смог бы стронуть с места и десяток орков. Синьфольд наконец выбрался и ринулся в атаку. Балин даже ухмыльнулся, заметив, как Тори оберегает своего маленького приятеля. Сразу же появилась широкая лестница, переброшенная через бездонную трещину, и Балин с изумлением услышал собственный рев. Гномы первыми бросились к врагам. Балин успел сразить двоих, рядом крошили врагов братья-близнецы Нали и Лони. Три брата — Толун, Олуэн и Балуон рванулись вперед, отсекая оркам путь к спасению. Тотчас появились и люди. Орки, обезумев, метались по пещере и уже не оказывали сопротивления.

Когда все закончилось, Балин встал посреди залы и устало облокотился на рукоять топора. Он еще ни разу не отходил отдохнуть, шел вперед, словно не замечал усталости. Балин смотрел на стариков — Тори и Синьфольда, членов совета старейшин, и вдруг вспомнил, как они яростно отстаивали свое право на участие в походе. Потом перевел взгляд на братьев-тройняшек, и воспоминания вновь перенесли его на год назад, когда самые богатые и знатные наследники клана Серых гор явились к Даину с просьбой зачислить их в отряд. Толун, Олуэн и Балуон тогда вошли в залу, где отбирали добровольцев — в рваной одежде, наглые, грязные, пьяные, больше похожие на разбойников с большой дороги. Царь под Горой махнул на них рукой, решив, что нечего держать столь беспутных гномов дома. Толун, Олуэн и Балуон после зачисления в отряд преобразились в мгновение ока. Пропала наглость, уступив место угрюмой серьезности. Вместе с рваной одеждой исчез запах дешевого вина. Зато появились доспехи — и какие! Мифриловые кольчуги, одна из которых принадлежала самому Азагхалу, царю-воину — и была величайшим сокровищем клана Серых гор. Вторая была сделана из мифрила семейных сокровищниц, а третья… Третью братья создали, по крохам выкупив мифрил у разных семей и родов. На это ушло золото, которое было добыто всем кланом за десять лет… Поначалу Оин приказал покрыть горящий голубым пламенем металл серебрянкой — чтобы не привлекать излишнего внимания — но братья насупились, уперлись. Балину тогда удалось погасить разгорающийся спор — все сошлись на мнении, что позолота, хоть и умаляет цену и достоинство доспехов, но всего лишь в десять раз, а не в сто, как предлагал Оин…

Красавчик Сили орал, что работая каменотесом не очень-то прокормишь семью, и многие находили резон в его словах…

Стражи покоев Даина, его личные телохранители — Лони и Нали — просто сказали, что пойдут в Морию в любом случае. Этому решению Царь под Горой не противился. Это было их правом, а Даин был многим обязан роду, из которого происходили неразлучные близнецы…

Глава гильдии оружейников Фрар прикинулся больным, который хочет умереть на Родине. Вот он стоит, с топором наперевес — куда только девалась его мнимая болезнь? Потом к Даину пришел Годхи — лучший проходчик из всех, кого знал Балин. А проходчик был нужен в любом случае. В отряде уже был один, но разве повернется язык назвать старикашку Синьфольда — проходчиком… Ори резонно намекнул, что в походе просто необходим врач и летописец. И, конечно, Оин… Именно он отбирал добровольцев, которых к тому времени в Одинокой Горе набралось чуть меньше тысячи… «У меня в отряде лучшие из лучших, — вдруг понял Балин. — Они не старики и не молодежь. Все они — лучшие бойцы. Пошли только те, кто был нужен».

А Оин… Балин теперь не сомневался, что Оин отмечен Валарами. Но сын Фундина не просто один из гномов, идущих отвоевывать древнее царство. Он командир и обязан думать о будущем. А теперь получается, что древние баллады про героев-одиночек не вымысел, а правда. Но Балин хорошо помнил, чем обычно заканчивались такие легенды.

Орки уже не сопротивлялись, избегали схваток и убегали от нападавших. Гримбьорн Молодой снова доказал, что он не зря называется лучшим полководцем во всем Средиземье. Он сумел быстро приспособиться к условиям пещерной войны, полностью принял тактику, предложенную отцом и Оином. Молодой командир не посылал своих людей в прямую атаку, а искал обходные пути, обкладывал орков как волков на охоте. Несмотря на кромешную тьму и малое количество светильников, он обеспечил своим воинам подвоз горячей пищи, а два гнома, по строгому приказу сына Бьерна, выводили раненых. Имея на руках карту уровней Казад Дума, он заранее согласовал места встречи отдельных отрядов, их отдых и дальнейшее продвижение. Наступление гномов и людей было похоже на прорыв плотины: каждый закоулок подвергся осмотру, раненые отводились назад, ослабевшие менялись на свежих и отдохнувших бойцов, но движение вперед ни на миг не прекращалось. Поэтому орки, решившие оказать сопротивление и остановившиеся для этого, неизбежно попадали в окружении и истреблялись.

Так продолжалось два дня. За это время люди и гномы смогли пройти не менее двадцати миль по прямой, и на исходе третьего дня они вышли к Восточным Воротам. Все это время Балин сражался в первых рядах. Самих схваток было немного. Гораздо больше пришлось побегать по коридорам. Темнота и шум мешали гномам ориентироваться в пещерах Казад Дума. Сам Балин не был рожден в Мории. «Совсем плохо», — думал гном, в очередной раз доставая из заплечного мешка карту Мории. Поначалу он сторонился людей, опасаясь за сохранность карты; потом опасался что его обсмеют — мол, гном, а в пещерах — как чужой… Но когда он нечаянно завел сотню Конана не на тот горизонт, Балин плюнул на все приличия и страхи, и уже не выпускал из рук планы Темной Бездны. Сейчас, например, оннаходился в восточном крыле, во втором подземном горизонте, на первом ярусе, рядом с шестнадцатым залом. Разведчики доложили, что впереди, в тоннеле — засада. Лони и Нали по указанию Балина повели ударный отряд в обход, а Балин с десятком воинов остался перед входом в зал. Тоннель-выход из шестнадцатого зала уходил круто вверх и два десятка орков могли причинить крупные неприятности тем, кто попытался бы атаковать их «в лоб».

Лони и Нали повели людей низом, то есть через второй ярус. Это было опасно — рядом находился третий подземный горизонт, в свое время закрытый и частично затопленный. Вручая Лони трутяную веревочку примерно в два локтя длиной, Балин предупредил:

— Если придете на место раньше, чем догорит, то — ждите. Атакуйте по звуку рога. Мы их отвлечем. Как только ввяжемся в драку — бейте в спину.

Балин ждал, прислонившись к холодному камню стены. Только сейчас он почувствовал, как устал от постоянного напряжения последних дней. Тело и разум требовали отдыха, но останавливаться было нельзя. Нельзя давать оркам даже намек на передышку, — помнил Балин слова Гримбьорна.