Dark Jack - Игры в заботу
— Вы знаете что–то про философский камень, мистер Поттер? — мне не нравится, как он неожиданно меняет темы разговора.
— Да, — соврал я. Почему–то мне кажется, что, несмотря на это его «правило», говорящее мне не врать, этот его вопрос был не к месту. Никак не связан с волшебной палочкой.
Если он вздумал что–то от меня скрыть, требуя, чтобы я ему не врал взамен, то я его раскушу.
— И что же вы знаете, мистер Поттер? — Олливандер заметно напрягся.
— Только то, что мне нужно. Интереснее то, зачем вам это знать? — не успокаивался я.
— Поттер… Уговор был не врать… — старик начал заметно меняться не только в поведении, но и в лице. И это я буквально. Мало того, что он состроил злобную гримасу, так еще и лицо его стало все меньше походить на прежнего мистера Олливандера. Оно стало кардинально меняться.
Морщины сглаживались, губы стали еще меньше, волосы почернели, а после и вовсе исчезли. Мистер Олливандер, заметив свои изменения, поспешил прикрыть голову длинным лоскутом ткани, резко оторвав его от своей одежды. Похоже, сейчас я начинаю узнавать этого человека…
— Профессор Квиррелл? — только и успел выкрикнуть я перед тем, как к моему горлу приставили палочку.
Часть 15
— Профессор Квиррел? — только и успел удивиться я. К моему горлу уже была прижата палочка, а мужчина, что ранее притворялся Олливандером, нервно шептал какие–то непонятные слова.
— Что же, Гарри Поттер! Я ведь хотел по хорошему… Но теперь… — Квиррел шипел. Я уже не мог сравнить его с тем заикой, которого повстречал в «Дырявом котле». Тот даже имени моего нормально проговорить не мог. — Но теперь, мальчик, который выжил, хех… — он нагло коверкал мое имя. — Может и не выжить!
Я нервно сглотнул. С палочкой у шеи я бы не шутил. В таких случаях надо либо молчать и ждать его вопросов, либо обороняться, чего я не могу. Нужно думать… Срочно думать…
Что бы в такой ситуации сделал другой человек? Наверное, поступал бы так, как сейчас я… А если этот человек — волшебник? Если он волшебник, то он бы наколдовал что–то защитное, но у меня ни опыта, ни даже палочки.
Тогда что я могу?
Профессор Квиррелл гаденько улыбался, упиваясь моей беспомощностью. Его глаза хищно блестели зеленым, а одна из костлявых рук придерживала лоскут ткани над головой.
Интересно, зачем ему прикрывать голову. Отсюда видно, что он лыс. Неужели стесняется? Нет… Его голова кажется несколько больше, чем должна быть… Можно ли мне это как–то использовать, если я хочу выбраться? Не думаю, что размер его черепа мне как–то поможет.
— Что же, мистер Поттер… — начал он. — Философский камень… Что вы о нем знаете?
От его голоса мурашки по телу бегали, слова застревали в горле, а мысли улетучивались куда–то в противоположную от моего мозга сторону. Даже холодно как–то становилось. Возможно, это есть страх…
Я вспомнил фразу из книги, которую читал относительно давно. Точно слова мне не вспомнить, но сам смысл уже дал мне сил, наполнив некой уверенностью в себе, пусть сейчас уверенность и не была лучшим выходом из ситуации.
«Хочешь разозлить врага? Улыбнись.»
И я улыбнулся, хоть страх и застилал глаза белой дымкой, мешая мне даже нормально дышать. Сердце уже давно в пятках, ноги подкашиваются, капля пота стекает со лба к щеке. И профессор Квиррелл это видит. Но еще он видит то, что я улыбаюсь.
Он злится, а моя пятая точка подсказывает, что это плохо кончится.
— Философский камень, мистер Поттер?! — заорал на меня он. А что я мог ответить? Ничего ведь о нем не знаю.
Мой мозг выдал мне самую тупую идею. А что я? А я использовал.
— Успокойся, ананасик… — прохрипел я. Теперь уже моя храбрость начала содействовать с язвительностью, что может кончиться всем, но не добром.
— Ах ты! — он приготовился произнести какое–то заклинание, но неожиданно из–под моей кофты вылез Зелел.
Змея быстро вжала челюсть в кожу врага, отчего палочка выпала из рук профессора Квирелла, а какая–то фиолетовая жидкость потекла из раны, оставленной Зелелом на его руке.
Видимо, яд.
— Паразит! — загремел лысый, хватаясь за укус, чем я, собственно и воспользовался.
А легенда гласит, гласила и будет гласить, что уроки самообороны, пусть и телевизионные, даром не проходят. Я ударил ему ботинком между ног, отчего профессор Квиррел, если его еще можно так называть, согнулся от боли. После мой локоть ударил его между лопаток, а когда тот свалился на пол, то я, предварительно зарядив ему ногой по животу и подобрав его палочку, убежал, бросив:
— Магия магией, а это жизнь, детка.
Мне приходилось бежать со всех ног в сторону отеля, где я остановился. Не думаю, что этот лысый индюк нападет на меня без палочки, но страшно мне было до сих пор.
***Я лежал на кровати своего номера, сжимая волшебную палочку профессора Квиррела в своей руке. Будет ли правильно, если я ее сломаю? Или это нарушение каких–то законов магического мира?
— Философский камень… — задумчиво протянул я.
— Этот камуш–ш–шек может дарить жиз–з–знь, бес–с–смертие и з–з–золото… Пох–х–хоже кто–то начал з–з–за ним ох–х–хоту… — зашипел Зелел, расположившийся рядом со мной.
— Ты что–то про него знаешь? — спросил я.
— Только то, что с–с–с-сказал… — произнесла змея.
— Кстати, без тебя мы бы не вырвались. Спасибо, Зелел, — что–то я растрогался. Надо прекращать.
— Не обольщ–щ–щайся… Ес–с–сть вещь куда важ–жнее… — шипит он с насмешкой. Что же я опять не так сделал?
— К-какая? — опасаюсь я.
— У тебя до с–с–сих пор нет волш–ш–шебной палочки, идио–о–от… — хихикала рептилия.
Часть 16
Солнце пригревало, освещая своими лучами различные товары, выставленные на показ. Облака были белее ваты, а небо голубее самого чистого родника. Люди весело шагали вдоль Косого переулка, рассматривая школьные принадлежности и кучу других интересных вещей. Радостно шли они куда–то, щебеча и воркуя друг с другом.
Такое ощущение, что я в психушке наполненной шизофрениками. Либо у этих слишком веселых людей в карманах кокаин спрятан, либо они все поголовно дауны.
Смеются, дурачатся, бегают, прыгают. Как будто пансионат энергетиков, а не приближающийся учебный год. Какой нормальный ребенок будет радоваться школе? Разве что отличник или чадо какого–то учителя.
Я никогда ни тем, ни другим не был. Ненавидел школу я не только из–за Дадли, но еще из–за массовой дискриминации, эксплуатации чужих прав, а еще диктатуры, что всегда и везде присутствовала, как бы они там не старались прикрыть ее на открытом уроке.
Я медленно шел вдоль Косого переулка, раздумывая о своих проблемах. Каких проблемах? Ну, мало того, что школа. Нет, поправочка, школа магии, так у меня еще не выполнен один чертов пункт в списке того, что обязательно нужно купить. Причем я не имею ни малейшего понятия о том, как я этот пункт выполню!
Да уж, палочку теперь мне точно не найти. Мистер Олливандер либо мертв, либо в плену. В любом случае, спасать его мне лень, так как я, может быть, никогда его и не видел. Разве что Квиррелла в его обличии.
И даже если то была лишь копия настоящего Олливандера, то я все равно его не спасу. Мне лень, к тому же палочки мне у него так и не найти.
Хотя, стоп. Если в первый раз, что когда я пришел в тот магазин, Олливандер не был настоящим, то, возможно, и советы он не настоящие давал. Может быть там есть моя палочка, а я не знаю…
— О чем думаеш–ш–ш-шь, Гарри? — прошипел Зелел, выглядывая из–под моей кофты.
— Ты ведь прав тогда был. Палочки–то нет, а где найти ее, я не знаю. Толкового ничего не продают, опыта для того, чтобы сделать самому, у меня нет. К Олливандеру, кажется, опасно идти, пусть я и отобрал тогда волшебную палочку у Квиррелла. Вот что ты мне прикажешь делать?
— Не з–з–забывайс-с-ся, Гарри… Я женщина, а не посудомойка. Я з–з–змея, а не энциклопедия.
Да, я не был доволен ответом моего друга, хотя, надо признать, он прав был. На местного Зелел мало чем похож, так что он не может посоветовать мне магазин волшебных палочек или что–то еще.
— Х–х–хотя… — начала рептилия. — З–з–знаешь, Гарри, ес–с–сли ты не боишься темноты и прочего…
— Что ты говоришь, Зелел? — шепчу я, стараясь казаться незаметным для прохожих. — Сейчас день!
— В этом мес–с–с-сте даже днем… мрачно… — шипит мой друг с опаской. — Однако там продаютс–с–ся раз–з–зные магичес–с–ские артефакты… Может быть, и палочки…
Я начал раздумывать. Просто так Зелел ничего мрачным не назовет. А тут даже мне страшновато становилось.
— А что за место? — спросил я.
— Лютный переулок. Мы, с–с–с-собственно, уже рядом.
Я и не заметил, как тошнотворно–веселые лица людей сменились безразличными. Голубое небо посерело, а облака будто в другую сторону ушли. Солнце светило уже не так ярко. Даже товары, что ранее им освещались, стали какими–то другими. Странными, пыльными, темными…
