Призраки декабря (ЛП) - "Gravidy"

— Почему ты так легко прощаешь меня?

Он тихо вздыхает.

— Гермиона, я понимаю. Я понимаю, почему ты так поступила. Отчасти я даже согласен с тобой. Мне это не понравилось, но я согласился.

И ещё одна вспышка раскаяния отражается на его лице. Он очень сожалеет о том, что случилось с Джинни, но никто никогда не мог — и не хотел — ему помочь, утешить его или простить. Он в течение нескольких лет сражался с нами бок о бок. Но, на самом деле, так и не стал одним из нас. А потом, когда он перестал быть нам нужен, мы бросили его.

— Я скучала по тебе, — обнимаю его так крепко, как могу, я хочу ощущать его под своими руками.

— Да, я тоже постоянно по тебе скучал, — он обнимает меня в ответ. — Ты его закопала?

Кивая, трусь лицом о его плечо.

— Я всё похоронила.

— Хорошо… это хорошо.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но останавливаюсь, потому что он снова засовывает леденец в рот и злобно ухмыляется мне, как будто эта конфета может меня остановить. Мне нравится, как он выглядит в свитере и очках. Таким по-мальчишески безобидным, что совершенно не соответствует тому сволочному типу, которым он на самом деле является.

Я выхватываю у него карамельную трость и пробую её. Это один из тех леденцов, которые имеют вкус, а не только запах. Они мне больше всего нравятся. Интересно, знает ли он об этом? Я в последний раз облизываю леденец и оставляю его на журнальном столике, не желая бросать на ковёр, и, когда я поворачиваюсь, он притягивает меня к себе.

Его губы сладкие и липкие. Я слизываю нектар, желая пробраться сквозь весь этот сахар, на самом деле Драко лучше, чем шоколад или леденец. Он распускает мою причёску, и волосы рассыпаются по моим плечам, так что теперь он может запутаться в них руками. Драко неравнодушен к моим волосам. Настолько, что это можно было бы назвать фетишем. Я всегда думала, что он дразнил меня, зная, как я мучаюсь со своей копной. И мне потребовалось много времени, чтобы понять, что он просто на самом деле сходит от них с ума, и ему нравится их гладить.

Он целует меня страстно и дико, крепко прижимая к себе, но его руки не трогаются с места, и я знаю: он просто сдерживается. Драко не собирается давить на меня, он не пойдёт дальше, чем я хочу. Это мило, но мне не нужно, чтобы он сейчас осторожничал.

Поворачиваюсь и сажусь так, чтобы оседлать его, чувствуя, как моё платье задирается к талии. Я, наверное, к чертям измяла его, но мне плевать. Намеренно вжимаюсь своими бёдрами ему в пах, пока он не рычит мне в рот и не сжимает меня крепче. Я думаю, что это прояснило мои намеренья. Его руки ложатся мне на бёдра, и Драко крепче прижимает меня к себе.

Я слегка покачиваюсь так, чтобы задевать его член, и он издаёт сдавленный стон и просит:

— Притормози.

— Заткнись, — он всегда болтает в неподходящий момент, такой балабол. А ещё обожает слушать собственный голос.

Я дрожу под его прикосновениями, жар скручивается в сумасшедшую спираль внизу живота, это вызывает внутри боль, ту самую с которой я просыпалась посреди ночи после снов о нём. Драко охает и толкается медленно, но решительно, его рука скользит вверх и вниз по моей спине, потом ниже, задирая моё платье. Затем я чувствую, как его руки скользят по ткани трусиков, пуская мурашки по ягодицам. Я вдруг начинаю волноваться, пытаясь вспомнить, какое на мне нижнее бельё. Но его язык, хозяйничающий у меня во рту, прогоняет тревогу. Этот ублюдок сам любит всё контролировать.

Я прикусываю его нижнюю губу, обвиваю руками его шею. Тяну его за волосы, открывая себе лучший доступ к изгибу шеи, и прохожусь поцелуями по ней. Я помню этот вкус, сладко-солёный и лёгкий аромат, который исходит от его кожи. От него пахнет дорогим парфюмом и хвоей. Его руки сжимаются на моей заднице, и он снова толкается бёдрами вверх, я чувствую, как его член под тканью брюк проходится по моим трусикам — движение, которое почти поджаривает мой мозг, устраивая в нём замыкание. Я со стоном наклоняюсь и посасываю пульсирующую жилку на его шее, нетерпеливо прижимаясь к нему.

Я помню, что он оставался со мной всю ночь в тот день, когда умерла Джинни. Тогда я не знала, что это его вина. Мы ничего не обсуждали. Я просто немного поплакала. Он не пытался обнять меня или утешить, но он лежал рядом, погрузившись в себя, смотрел в потолок отсутствующим взглядом и видел картины того, что я и представить не могла. Я не утешала его, хотя мне показалось, что с ним что-то не так. Было ли это горе, или ответственность, или печаль, или просто ужас от того, что он сделал? Я не выясняла, что он чувствовал по поводу смерти Джинни Уизли.

Мои руки ныряют под свитер, пробегая кончиками пальцев по пуговицам рубашки. Я улыбаюсь, проводя по ним рукой, эта рубашка завершает его «безобидный» образ. Я могла бы поручиться, что она какого-нибудь пастельного цвета. Он очень тёплый, каким и должен быть человек под свитером. Благоговейно провожу рукой по его телу, как делала миллион раз. Я знаю каждый изгиб и как под моими руками могут вздрагивать его мышцы. Я задеваю ногтем его сосок и оставляю засос на шее, он в отместку шлёпает меня по заднице.

Не думаю, что когда-нибудь узнаю подробности смерти Джинни. На самом деле, никто из нас не знает никаких подробностей. Всё, что у нас есть, — это точка зрения Драко. Одно субъективное восприятие. И он чаще всех остальных будет задаваться вопросом, в какой момент он оступился, когда была допущена роковая ошибка, решившая судьбу Джинни. Он будет мучаться вопросом, можно ли было её предотвратить. Изменилось бы что-нибудь, если бы он действовал быстрее или медленнее. Он будет гадать, страдала ли она и ненавидела ли его в последние минуты.

И он всегда будет думать: «Всё произошло слишком быстро».

Я медленно, но ритмично покачиваю бёдрами, и мне нужно немедленно снять с него рубашку, иначе я сойду с ума. Он поднимает руки, позволяя мне стянуть свитер. Рубашка бледно-голубая, на ней целая вереница мелких пуговиц. Я пристально смотрю на него, потому что знаю, он хочет, чтобы я расстегнула каждую их них по очереди. Он думает, что создал очень сексуальный образ; даже если это и так, то сейчас у меня ни за что не хватит терпения. Расстегнув лишь пару из них, я хватаю рубашку за полы и быстро стягиваю её через голову, и с приглушённым воплем и минимальной вознёй мне удаётся от неё избавиться, жаль, но очки тоже исчезли. Теперь они валяются на полу, запутавшись в ткани рубашки.

Драко Малфой прекрасен в свете камина, и этот самодовольный взгляд говорит, что он тоже об этом знает. Нельзя сказать, что он крупный и широкоплечий мужчина, но и не один из тех тощих парней. Он идеально сложен; его кожа мягкая, но под ней твёрдые мышцы. Я веду рукой по его груди. Он не препятствует, позволяя мне делать всё, что я захочу, целуя меня в макушку, пока я провожу губами по его коже или языком по его ключице, наслаждаясь тем гортанным звуком, который зарождается в нём, посасываю его сосок, задевая зубами.

Я помню тот день, когда умер его отец. Мы занимались сексом в душе, вода стекала по его лицу, так что трудно было различить на нём слезы. Он так интенсивно входил в меня и тяжело дышал то ли от напряжения, то ли от горя, и было не понятно, болью или удовольствием искажено его лицо. Я помню, как поцеловала его и почувствовала привкус соли.

Его руки поднялись по моей талии. Я пытаюсь освободиться от его сковывающих объятий, но у меня не выходит. Он поднимает меня на ноги и стаскивает платье через голову. И всё. Теперь он больше не позволит мне вести в этой игре. Выданный лимит моей свободы истёк. Он снова целует меня, отвлекая, пока расстёгивает лифчик. Если кто-то из парней с трудом справляется с застёжкой, то у Драко это выходит изящно, словно отдельный вид искусства. Два лёгких движения его пальцев, и он уже сбрасывает бретельки с плеч, потом швыряет его куда-то через всю комнату. Даже у меня не выходит так ловко.

Я ожидаю, что он прикоснётся к моей груди, но его руки скользят вниз по рёбрам, по животу и всё ниже. Он проводит пальцами по тонкому влажному материалу моих трусиков, задевая клитор. Я вздрагиваю, прижимаясь к нему, и одной рукой обвиваю его шею, чтобы не упасть. Он сильнее двигает рукой, скользя пальцем вверх и вниз, немного надавливая, мои трусики становятся ещё более влажными. И, когда его палец касается моего клитора сквозь материю, я, должно быть, всхлипываю, потому что он шепчет мне в губы, заставляя замолчать. Другой рукой он выводит успокаивающие круги по спине.