Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2

— Он же поступил отвратительно!

Сириус отправил одну конфету себе в рот.

— Правда? И, тем не менее, он помог тебе, не так ли?

— По сути, да, — кивнул Гарри. — Но он также и навредил. Я так нервничал и переживал из–за этих карт. Да и два нападения на Дориана — это слишком!

— Ну, если быть совсем честным, то Стан вел себя как очень большая задница, — заметил Блэк, разглядывая фантик, который постоянно менял цвета. — Я не говорю, что он это заслужил. Змеюка меня самого могла бы оставить заикой, тут Альберт перестарался, видимо, вы его до печенок достали.

Поттер прищурился и посмотрел на крестного исподлобья.

— Мне казалось, что тебя все это должно было разозлить.

Лицо мужчины выглядело абсолютно спокойным, он с совершенно беспечным видом покачивал ногой и закидывал в рот конфеты.

— Возможно, я вел бы себя иначе, если бы сам не прошел через что–то подобное. На пятом курсе твой отец начал встречаться с Амандой Форстмид, тихой девочкой, которая любила единорогов и ванильные тянучки. На самом деле, в ней не было ничего примечательного, кроме хороших оценок и трудолюбия. По сути, она была типичной пуффендуйкой. Джеймс стал брать ее на наши общие прогулки к озеру, мы ничуть не стеснялись ее и вели себя как обычно Аманда, по большей части, молчала и просто наблюдала за нами. Я пытался растормошить ее, но бросил свои попытки, как нечто бесполезное. Вот чего никто не мог ожидать, так это того, что Форстмид влюбится в меня и заявит об этом Джеймсу. Надо ли говорить о том, что твой отец был уязвлен?! Аманда была для него временным явлением в жизни, он расстался бы с ней, как только та надоела бы ему. Но тут взыграла его гордость! Твоему отцу не пришло ничего другого в голову, кроме как обвинить меня в том, что я флиртовал с ней и отбил у него девушку! Нет, ты можешь себе это представить? — Сириус хохотнул и открыл второй пакетик со сладостями. — Так вот, я жутко оскорбился. Как Джеймс посмел так подумать обо мне?! В общем, где–то с месяц мы не смотрели друг на друга и только изредка переругивались. Это в конец достало Люпина, и он решил нас помирить сам, после того как убедился, что просьбы о том, чтобы мы сели и нормально поговорили, не были услышаны.

Ремус, уверенный в своей правоте — страшный человек. Так вот, он выкрал мантию у Джеймса и подстроил так, чтобы на зельеварении котел твоего отца весьма эффектно взорвался. После этого даже Слизнорт назначил ему отработку. Но это было только начало. После того, как твой отец отработал свое наказание и направился в башню, кто–то ошеломил его, взял его палочку и раскрасил все стены в коридоре черной краской, на которой через определенные интервалы времени поочередно проступали написанные зелеными чернилами его подчерком оскорбительные фразы о слизеринцах.

Скажем так, цензурных выражений там было мало. Никогда не мог даже представить, что Люпин знает столько ругательств! Правда, на тот момент я даже не мог предположить, что виноват он. Так вот, Ремус вложил палочку в руки Джеймсу и снял с него заклятие, как только Филч появился в коридоре, а тот не стал слушать никаких оправданий.

Дело усложнилось тем, что расколдовать стену сразу не удалось. Вся школа обсуждала это. Кто–то из слизеринцев даже потребовал временного отчисления для Джеймса из–за «сильного оскорбления личности». Я не мог допустить ничего подобного! Тут же пошел к Дамблдору и признался, что роспись стен — это моя вина, якобы я, таким образом, хотел отыграться за обиду, нанесенную мне. Джеймс об этом узнал и ему хватило ума не поверить в это, хотя он, скорее всего, просто спросил Питера, действительно ли я тем вечером играл с младшекурсниками в подрывного дурака и никуда не выходил из гостиной.

Таким образом, мы помирились. Правда, через несколько дней после того, как все улеглось, Люпин сознался, что это было его рук дело, и мы с ним полмесяца не разговаривали, но потом все же вновь начали общаться.

Сейчас, с высоты своих лет, я понял, что он был прав и поступил правильно. Если я не ошибаюсь, Ремус называл это негативной мотивацией или стимулированием… Хм… не помню точно, если интересно, можешь спросить у него самого. Думаю, Альберт проделал с вами нечто подобное. Это не плохо и не хорошо. Вряд ли ты простишь его вот так сразу, тебе потребуется время, чтобы осознать, что он не замышлял ничего плохого.

Слова Сириуса внесли еще больший разброд в мысли. Если бы он повозмущался вместе с ним, лелеять свою обиду было бы проще.

Гарри тяжело вздохнул.

— Понимаешь, когда Эдвин узнал все это, он некоторое время держал Альберта под Круцио… А потом мы напоили Грегоровича Сывороткой правды и под ее действием выяснились некоторые весьма сомнительные факты из его биографии, правда, они в большей степени касались его родителей, нежели него самого… В общем, Альберт стер воспоминания всем, кроме меня. Теперь я не знаю, что делать.

— Ты хочешь рассказать им о том, кто является Гласом?

— Да, — кивнул Поттер. — Какая–то часть меня считает, что это необходимо, но я не уверен в правильности своего решения.

Блэк чуть нахмурился и натянул мантию на плечи.

— Только вот для Альберта все начнется вновь. … Уверен ли ты, что Эдвин не продолжит изощренно издеваться над ним? На самом деле, меня не на шутку пугают его садистские наклонности. Я понимаю, что вряд ли ты перестанешь с ним общаться, хотя мне бы очень этого хотелось. Он нехороший человек. Мне не нравится, что Эдвин так легко поступился своей дружбой с Альбертом и даже не дал ему возможности оправдаться. Умелое использование Круцио в его возрасте — это слишком. Мне страшно от того, кем он может вырасти.

Конфеты во втором пакетике заканчивались с неимоверной скоростью. Гарри улегся на покрывало, окинув изумленным взглядом количество фантиков, разбросанных по кровати.

— Нам порой приходится делать то, чего мы совсем не хотим, не так ли?

— Однозначно, иногда просто не остается выбора.

— Я очень долго размышлял над тем, стоит ли говорить что–то ребятам. Взвешивал все за и против, — тихо произнес Гарри. — Но я боюсь, что станет только хуже. Вдруг когда–то правда всплывет и тогда…

— В этом, конечно, есть рациональное зерно, но… Тебе стоит все взвесить еще раз. Я считаю, что информация о Гласе касается только троих: тебя, Дориана и Альберта. И, как с ней распорядиться, вы должны решить между собой.

— Пожалуй, ты прав, — согласился мальчик. — Просто я даже не знаю, с чего начать…

Сириус понимающе кивнул.

— Думаю, что, прежде всего, тебе стоит успокоиться и не начинать никаких разговоров, пока ты находишься в таком взбудораженном состоянии.

— Сейчас это является самым рациональным…

— И еще, Гарри, поступок Альберта со стиранием памяти является очень некрасивый, но любой человек станет защищать свою семью, какой бы дерьмовой она ни была. Я, скорее всего, поступил бы так же в его возрасте. Мне не известны подробности, поэтому сложно судить о том, было ли у него подобное право или нет, но он не похож на человека, который способен на что–то подобное, безо всяких причин. То, что Альберт не подчистил тебе воспоминания, уже само по себе о многом говорит. Он доверяет тебе… ну или как–то так. В психологии людей лучше всего разбирается Ремус. Он давно бы тебе все разложил по полочкам и объяснил каждое действие с точки зрения различных научных направлений.

Поттер улыбнулся.

— А что с той девушкой–то дальше было? Ты стал с ней встречаться?

— Нет, конечно! — возмутился Сириус. — Но ее популярность тут же возросла: еще бы, два известных красавчика и серцееда Хогвартса не смогли ее поделить. Все парни тут же обратили на нее внимание, в итоге с ней начал встречаться Боунс, и после выпуска они поженились. Так что для нее все обернулось весьма не плохо.

Внезапно кто–то начал дергать ручку, а потом громко постучался.

— Превращайся, — шепнул мальчик, но его распоряжения были не нужны: Гримм, довольно скалясь, уже сидел на полу, а мантия была бесцеремонно затолкана под кровать.

После того как Гарри снял все заклинания, в комнату вошел Гилберт.

— А зачем ты закрывался? — удивленно поинтересовался он.

— Я хотел спокойно поесть конфеты, — тут же нашелся с ответом Гарри и рукой показал на разбросанные обертки.

— О, — Готт выглядел удивленным. — Но все же для чего запираться?

— Я боялся, что к нам может заглянуть Офелия. Она способна составить серьезную конкуренцию по поеданию сладостей, настолько серьезную, что, собственно, мне ничего и не осталось бы.

Гримм на полу несколько раз чихнул, а его глаза озорно заблестели. Если собаки действительно умели смеяться, то, скорее всего, выглядело это именно так.

— О, понимаю тебя, — кивнул Гилберт. — Каролина такая же. Кстати, она мне рассказала, что слышала, как Каркаров разговаривал с Бонне о том, что какой–то ученик желает досрочно сдать экзамены, потому что переводится в другую школу. Интересно, кто это? Вдруг кто–то с моего курса. Ты не знаешь ничего об этом?