Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал четвёртый
Мне рыдающего Радцига видеть не приходилось, но одну его лекцию по древнегреческой слушать довелось. Образовалось окно в занятиях: кто-то из преподавателей заболел, и я, чтобы не слоняться бесцельно в ожидании следующей лекции, заглянул в аудиторию, где читал другому курсу Радциг. Он рассказывал об идеале древних греков. Даже не рассказывал, а, лучше сказать, парил от восторга: Олимп, Олимпийские игры, посвящённые богам, герои, исповедовавшие идеал, связанный с теми или иными покровительствовавшими им богами, наконец, Гомер, величайший художник, первым постигший природу искусства, цель которого – идеал.
Заканчивал свою страстную лекцию Радциг цитатой из малодоступной тогда статьи Гоголя, которая входила в его книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», напечатанную к тому времени только в академическом собрании сочинений писателя. Гоголь говорил об «Одиссее», которую перевёл Жуковский. «Тот из вас, – сказал Радциг, – кто постигнет древнегреческий и прочитает «Одиссею» на нём, поймёт, что перевод очень хорош, но оригинал намного лучше. Однако Гоголь не зря радуется, что «Одиссею» прочтут теперь русские люди». И он процитировал:
«Много напомнит она им младенчески прекрасного, которое (увы!) утрачено, но которое должно возвратить себе человечество, как своё законное наследство. Многие над многим призадумаются. А между тем многое из времён патриархальщины, с которым есть такое сродство в русской природе, разнесётся невидимо по лицу русской земли. Благоухающими устами поэзии навевается на души то, чего не внесёшь в них никакими законами и никакой властью!»
Эта лекция перевернула мою душу, заставила по-новому взглянуть на мир и на место в нём искусства. А гоголевскую цитату я вынес в эпиграф той главы одной из моих книг, где речь идёт о вечно удерживающем искусство на поверхности идеале, без которого оно рухнет в пропасть. Как это мы нередко наблюдаем сейчас.
О Радциге рассказывают немало анекдотов. Вот один из них:
Незадолго перед революцией студента Радцига поймали с прокламациями. Нет, он не распространял их, а просто зачем-то подобрал. Его вскоре отпустили (этот случай потом не раз помогал ему во времена Советской власти), но о происшествии узнали в университете.
И вот на экзамене Радциг предстал перед Сергеем Ивановичем Соболевским. Профессор долго гонял несчастного по греческой грамматике, нашел, наконец, слабое место и, поставив двойку, изрек: «Вы, молодой человек, сначала выучите греческий язык, а потом уже прокламации разносите».
Два десятка лет спустя, восстанавливая классическую кафедру, Соболевский всё-таки пригласил молодого тезку преподавать в МИФЛИ.
Мне анекдот нравится психологической точностью. Ну, невозможно представить себе Сергея Ивановича Радцига, распространяющего прокламации. Подобрать и с этим очутиться в полиции – другое дело. Мне думается, что и Соболевский, познакомившись с Радцигом поближе, понял это. Потому и позвал его преподавать.
А преподавателем, как я уже сказал, Радциг был превосходным. Он, кстати, и автор основных учебников, которые читали его студенты: «Истории древнегреческой литературы», «Введения в классическую филологию», «Античной мифологии».
* * *Ну, кто не знает четырёхтомного «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимира Даля?
Менее известно, что этнограф, собиратель фольклора Владимир Иванович Даль, умерший 4 октября 1872 года, а родившийся 22 ноября 1801-го, собранные песни отдал Петру Васильевичу Киреевскому, а собранные сказки – Александру Николаевичу Афанасьеву. Его богатейшая коллекция лубков поступила в Императорскую публичную библиотеку и вошла впоследствии в издания Ровинского.
Отец Даля – обрусевший датчанин принял российское подданство вместе с именем Ивана Матвеевича. Был он богословом и медиком, знал немецкий, французский, английский, русский, идиш, латынь, греческий и древнееврейский языки. Мать Даля Мария Христофоровна знала пять языков. Так что Даль пошёл в родителей, свободно владел 12 языками и сверх этого понимал тюркские.
Для своих художественных произведений Даль взял псевдоним «Казак Луганский» в честь своего родного Луганска. Он считал своей родиной Россию и, посетив Данию, писал: «Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество моё Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков».
Вообще-то по образованию Даль был врачом: учился в Дерптском университете на медицинском факультете. Как врач, хорошо показал себя в русско-турецкой войне 1828–1829 гг. и в польской кампании 1831 года.
С марта 1832 года служил ординатором в Петербургском военно-сухопутном госпитале и вскоре стал знаменитостью города.
Позднее, оставив хирургическую практику, Даль не ушёл из медицины, пристрастившись к гомеопатии и офтальмологии. Ему принадлежит одна из первых статей в защиту гомеопатии.
Как литератора его прославили «Русские сказки из предания народного изустного на грамоту переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый» (1832). Ректор Дерптского университета пригласил Даля на кафедру русской словесности. При этом книгу приняли в качестве диссертации на соискание учёной степени доктора филологии. Но её отклонил как неблагонадёжную министр просвещения.
Это произошло из-за доноса на автора книги управляющего III отделением Н.А. Мордвинова. Мордвинов нашёл, что книга написана простым слогом, приспособленным для низших слоёв общества, и что в ней содержатся насмешки над правительством. Бенкендорф доложил об этом Николаю, и осенью 1832 года во время своего обхода в госпитале, где работает Даль, его арестовывают и привозят к Мордвинову. А тот отправляет его в тюрьму. Василий Алексеевич Жуковский, наставник наследника императора цесаревича Александра, объясняет ему, в какой филологической яме оказалось правительство с книгой Даля, рассказывает о врачебной деятельности Даля на войне, где Даль получил два ордена и медаль. Цесаревич пересказывает это отцу, и Николай распорядился освободить Даля.
Главное детище Даля «Толковый словарь», за первые выпуски которого он получил константиновскую медаль от Императорского географического общества, в 1868 году избран в почётные члены Императорской академии наук, а по завершении удостоен Ломоносовской премии, – так вот этот словарь издаётся с цензурными вымарками. Даль собрал ВСЕ слова живого языка, в том числе и скабрезные, матерные. И они объяснены Далем. Но при Николае, как в нынешней России, мат в печати – вне закона. Только в 1903 году вышло «исправленное и значительно дополненное издание, под редакциею проф. И.А. Бодуэна-де-Куртене», где вульгарно-бранная лексика дана в четвёртом томе. Но в советское время этим изданием пренебрегли, вернулись к цензурованному.
Даль работал над словарём 53 года жизни.
А кроме него, он выпустил ещё один капитальный труд «Пословицы русского народа». Поначалу он назвал его «Сборник пословиц» (1853) и, столкнувшись с цензурным запретом, вместо того, чтобы торговаться с цензурой, написал на титуле книги: «Пословица не подсудна». Только в 1862 году этот труд увидел свет.
Даль напечатал очень много книг разного характера. Он невероятно много сделал для своей родины России.
5 ОКТЯБРЯ
Читали ли вы такое стихотворение:
– Лаврентий Берия мужчиной сильным был.Он за ночь брал меня раз шесть…Конечно,Зимой я ела вишню и черешню,И на моем столе,Представь, дружочек,Всегда стояла белая сирень.– Но он преступник был,Как вы могли?– Да так,Я проходила мимо дома Чехова,Когда «Победа» чёрная подъехалаИ вылезший полковник предложилПроехать с ним в НКВД…О Боже,Спаси и сохрани!..А за угломБыл дом другой,И я ревмя ревела,Когда меня доставили во двор.Но расторопно-вежливый полковникПомог любезно выйти из машины,По лестнице провёл проходом узкимИ в комнате оставил у бильярдаНаедине со страхом ледяным.Прошло минут пятнадцать…Я пришлаВ себя,Когда раскрылась дверь внезапно,И сам Лаврентий вышел из-за шторыИ сразу успокоил,ПредложивСыграть в «американку» на бильярде.– Как это страшно!..– Поначалу страшно,Но я разделась сразу, —В этом домеКрасавицы порою исчезали,А у меня была малютка-дочь.Да и к тому же это был мужчина —В любое время деньги и машина,Какая широта,Какой размах!Я отдавалась, как страна – грузину,Шампанское – рекой,Зимой – корзиныСирени белой,Он меня любил!..– Но он сажал,Расстреливал. Пытал!..– А как бы ты с врагами поступал?Не знаешь…И поймёшь меня едва ли.А он ходил в батистовом белье,Мы веселились,Пили «Цинандали»И шёл тогдаПятидесятый год…
Стихотворение называется «Фрагменты диалога с Антониной Васильевой». Написано в 1977 году. Его автор Евгений Иванович Блажеевский (родился 5 октября 1947 года) прожил на свете относительно немного: умер 8 мая 1999-го на 52 году жизни. И, на мой взгляд, не дополучил той известности, которая выпала на долю его ровесников Ивана Жданова или Александра Ерёменко.
