Анатолий Кондрашов - Мысли и изречения великих. О человеке, жизни и судьбе

Вы – линза в луче света. Как и линза, вы способны лишь пропускать свет через себя. Если вы ищете самих себя, вы отнимаете у линзы ее прозрачность. Вы познаете жизнь и будете признаны ею в соответствии со степенью вашей прозрачности, то есть вашей способностью исчезнуть как цель и оставаться исключительно средством.

Мы воображаем, что каждый человек оригинален; то же самое полагают о себе тыквы; однако каждая тыква в поле проходит через каждое мгновение в истории тыкв.

Я полагаю, что между человеком и индивидуумом имеется различие. Индивидуум – существо местное, живущее в конкретной стране, принадлежащее конкретной культуре, конкретному обществу, конкретной религии. Человек – существо, не связанное с каким-либо местом. Он повсюду. Если индивидуум действует единственно в каком-то конкретном уголке обширного поля жизни, то его действия не имеют никакого отношения к целому. Следует помнить, что мы говорим о целом, а не о части, потому что в большем содержится меньшее, а не в меньшем большее. Индивидуум – это малоприспособленное, жалкое, не верящее в свои силы существо, довольное своими маленькими богами и маленькими традициями, в то время как человек озабочен общим благополучием, общим страданием и общим смятением в этом мире.

Каждый человек сам по себе и толпа и индивидуум – в разных пропорциях.

А ныне человек – ни раб, ни властелин —Не опьянен собой, а только отуманен.Невольно говорим:всемирный гражданин, —А хочется сказать: всемирный горожанин.

Характер – то, что известно о нас Богу и ангелам; репутация – то, что думают о нас люди.

Человек – это животное, заключающее сделки; ни одно другое животное этого не делает: ни одна собака не меняется костью с другой.

Группы – это грамматические домыслы; существуют только индивидуумы, и каждый индивидуум отличен от остальных.

VII

Я сотворен божественной силой, высшим знанием и первой любовью.

Чтобы быть, мне не нужно никаких оправданий, никаких разрешений. Я сама и оправдание, и разрешение.

Человек – не завершение, а начало. Мы – начало второй недели. Мы – дети восьмого дня.

Что за создание человек! Как он благороден разумом! Как безграничен в своих способностях! Как изумительно изящен и видом, и движениями! Как подобен ангелам своими деяниями, а разумением – самому Богу! Он – краса вселенной: венец творения!

За исключением девяти месяцев до своего первого вдоха ни один человек не справляется со своими делами так хорошо, как это делает любое дерево.

Я вижу лицо бога и поднимаю этого бога над землей – бога, которого человечество начало искать, едва появившись в этом мире, бога, дарующего каждому радость, мир и чувство собственного достоинства. Этот бог – в одном только слове: «Я».

Я – слабое недолговечное создание из грязи и грёзы. Но я ощущаю, как во мне бурлят все силы Вселенной.

В сердце человекаЕсть нечто высшее, есть Бог!..

Моя философия, по сути, есть идея человека как существа героического – с его собственным счастьем как духовной целью его жизни, с полезным и эффективным трудом как его благороднейшим видом деятельности и с разумом как его единственным абсолютом.

Мы – боги в коконах.

В мгновения ночи мы мельком видим себя и наш мир, окруженный со всех сторон звездным потоком, – смертные странники, плывущие между горизонтами по вечным океанам пространства и времени.

Конечно же, я есть то, что из меня сотворили время, обстоятельства и история, но я также и намного больше, чем это. Как и все мы.

Мы – чудо силы и вещества, преобразующих себя в воображение и волю. Невероятно. Жизненная сила, экспериментирующая с формами. Ты – одна из этих форм. Я – другая. Вселенная кричит, что она живая. Мы – один из этих ее криков.

Человек – это микрокосм: я есть моя вселенная.

Не обстоятельства творят людей, а люди творят обстоятельства. Мы – вольные птицы, и человек могущественнее слепой материи.

Вы – целая вселенная.

В каждом человеческом существе живет идеальный человек – подобно тому, как в каждой глыбе мрамора скрывается статуя, столь же прекрасная, как та, что изваяна греком Праксителем в честь бога Аполлона.

Человек – это мир, который иногда стоит любых миров…

Мы не свиньи, как вы, кажется, думаете, а человеческие существа. Мы творим богов и сражаемся с ними, а они благословляют нас.

Предусмотрительная природа, подняв людей с земли, сделала их высокими и прямыми.

Бог не намеревался сотворить людей очень уж хорошими, и ему не нравится, когда они очень уж хороши. Ему по душе, когда они ни чрезмерно хороши, ни чрезмерно плохи, но быть человеку немного слишком плохим Бог считает более простительным, чем быть немного слишком хорошим.

Как омлет может быть только либо восхитительным, либо отвратительным, так и автобиография.

Наверно, было бы приятно становиться поочередно и жертвой, и палачом.

Мы придумываем себе роли, чтобы, как мы полагаем, они помогли нам выжить, а также, конечно, потому что они как-то выражают нашу личность. Следовательно, никто не прекращает играть роль просто потому, что он начал проникаться ею. Все роли опасны. Мир стремится заключить тебя в ту роль, которую ты играешь, и всегда чрезвычайно трудно поддерживать осторожную, насмешливую дистанцию между тем собой, каким ты кажешься, и тем собой, какой ты есть в действительности.

Вы не лучше того, каким должны быть.

Божественный свет всегда в человеке, подавая сигналы о себе и чувствам, и сознанию, но человек отвергает его.

Господь все сотворил из ничего, и это ничто проявляется во всем.

Наши поступки обусловлены тем, что мы есть, а то, что мы есть, обусловлено тем, что с нами происходит.

Каждый поступок, помогающий нам проявить свою божественную природу все более и более, – поступок хороший; каждый поступок, препятствующий этому, – поступок дурной.

Я был жертвой серии несчастных случаев, как и все мы.

Теми, кто они есть, люди не рождаются, а становятся.

Рассуждая об эволюции, необходимо с самого начала понимать, что никакая механическая эволюция невозможна. Эволюция человека – это эволюция его сознания.

В конце концов, мы всего лишь люди, а не создания, наделенные бесконечными возможностями.

Слишком черный для небес, и все же слишком белый для преисподней.