Дамир Соловьев - Русские писатели и публицисты о русском народе
Покорение России Германиею будет на самом деле, и внутренне и духовно, – покорение Германии Россиею. Мы, наконец, из них, – из лучших «их», – сделаем что-то похожее на человека, а не на шталмейстера. А то за «шталмейстерами» и «гофмейстерами» они лицо человеческое потеряли.
Мы научим их танцевать, музыканить и петь песни. Может быть, даже научим молиться. Они за это будут нам рыть руду, т. е. пойдут в каторгу, будут пахать землю, т. е. станут мужиками, работать на станках, т. е. сделаются рабочими. И будут заниматься аптеками, чем и до сих пор ни один русский не занимался. «Не призвание». Будут изготовлять нам «французские горчишники», – тоже как до сих пор.
Мы дадим им пророков, попытаемся дать им понятие о святости, – что едва ли мыслимо. Но хоть попытаемся. Выучим говорить, петь песни и сказывать сказки.
В тайне вещей мы будем их господами, а они нашими нянюшками. Любящими и послушными нам. Они будут нам служить. А мы будем их духовно воспитывать.
Ибо и нигилизм наш тогда пройдет. Нигилизм есть отчаяние человека о неспособности делать дело, к какому он вовсе не призван.
Мы, как и евреи, призваны к идеям и чувствам, молитве и музыке, но не к господству. Овладели же, к несчастью и пагубе души и тела, 1/6-ю частью суши. И, овладев, в сущности, испортили 1/6 часть суши. Планета не вытерпела и перевернула всё. Планета, а не германцы.
<…>
Русские в странном обольщении утверждали, что они «и восточный, и западный народ», – соединяют «и Европу и Азию в себе», не замечая вовсе того, что, скорее, они и не западный, и не восточный народ, ибо что же они принесли Азии и какую роль сыграли в Европе? На Востоке они ободрали и споили бурят, черемисов, киргиз-кайсаков, ободрали Армению и Грузию, запретив даже (сам слушал обедню) слушать свою православную обедню по-грузински. О, о, о… Сам слушал, сам слушал в Тифлисе. В Европе явились, как Герцен и Бакунин, и «внесли социализм», которого «вот именно не хватало Европе». Между Европой и Азией мы явились именно «межеумками», т. е. именно нигилистами, не понимая ни Европы, ни Азии. Только пьянство, муть и грязь внесли. Это, действительно, «внесли». Страхов мне говорил с печалью и отчасти с восхищением: «Европейцы, видя у себя во множестве русских туристов, поражаются талантливостью русских и утонченным их развратом». Вот это – так. Но принесли ли мы семью? добрые начала нравов? трудоспособность? Ни-ни-ни. Теперь, Господи, как страшно сказать… Тогда как мы «и не восточный, и не западный народ», а просто ерунда, – ерунда с художеством, – евреи являются, на самом деле, не только первенствующим народом Азии, давшим уже не – «кое-что», а весь свет Азии, весь смысл ее, но они гигантскими усилиями, неутомимой деятельностью становятся мало-помалу и первым народом Европы. Вот! Вот! Вот! Этого-то и не сказал никто о них, т. е. «о соединительной их роли между Востоком и Западом, Европою и Азиею». И – пусть. О, пусть… Это – да, да, да.
Посмотрите, встрепенитесь, опомнитесь: несмотря на побои, как они часто любят русских и жалеют их пороки, и никогда «по-гоголевски» не издеваются над ними. Над пороком нельзя смеяться, это – преступно, зверски. И своею и нравственною и культурною душою они никогда этого не делают. Я за всю свою жизнь никогда не видел еврея, посмеявшегося над пьяным или над ленивым русским. Это что-нибудь значит среди оглушительного хохота самих русских над своими пороками. Среди наших очаровательных: «Фон-Визин, Грибоедов, Гоголь, Щедрин, Островский».
<…>
Собственно, никакого сомнения, что Россию убила литература. Из слагающих «разложителей» России ни одного нет нелитературного происхождения.
Трудно представить себе… И однако – так.
Апокалипсис нашего времени.[526]
Я же и не сомневался никогда, что «без железа народы не управляются», и что «без наказания» жизнь проповедуется только в Евангелии, книге – небесной, а не земной. Мне было совершенно ясно, что русский человек, русская душа – абсолютно анархична; что она – мечтательна, фантастична, поэтому и практически ни к черту не годится. И что если немец (Кайзер) отнесется к нам великодушно, – а он если не к народу русскому, то именно к Николаю II-му отнесется непременно очень великодушно и благородно, то это и будет «спасением России от подлых качеств русского человек а». Вы в Patriotica[527] и особенно в теме этой книги, в плане этой книги – безумно заблуждаетесь. Вы именно честный, благородный немец (кровь, порода) – безумно преувеличивающий качества русского человека, в котором – кроме святых душ, т. е. 0,00001… – кроме частных и личных инстинктов и интересов, жажд и влечений, – ничего нет. Я всю жизнь боролся и ненавидел Гоголя: и в 62 года думаю: «ты победил, ужасный хохол». Нет, он увидел русскую душеньку в ее «преисподнем содержании». Ну, и как «спасали нас варяги» от новгородской «свободы», так спасут забалтийские немцы от вторичной петроградской «свободы». Тайная моя мысль, – а, в сущности, 20-летняя мысль, – что только инородцы – латыши, литовцы (благороднейшая народность), финны, балты, евреи – умеют в России служить, умеют Россию любить и каким-то образом уважать, умеют привязываться к России, – опять – непостижимым образом. Верите ли: что как только отец проходит с сыном русскую историю, толкует с ним «Русскую правду», толкует попа Сильвестра и его «Домострой», то уж знайте, что или немец или в корне рода его лежит упорядоченное немецкое начало. «Русский» – это всегда «мечтатель», т. е. Чичиков или Ноздрёв или Собакевич на «общеевропейской подкладке». Гоголь сделал только какой-то неверный план в освещении, неверно поставил «огни»; Гоголь вообще был немножко не умён. Но глаза его были – чудища, и он всё рассмотрел совершенно верно, хотя и пробыл в России всего несколько часов. Он всю нашу «Государств<енную> Думушку» рассмотрел, сказав, что ничего, кроме хвастовства и самолюбия, чванства и тщеславия, русские никогда и не в какую политику не внесут. Это вовсе не «империалисты», не «царисты». Это privats Мenschen – а в сущности – крысы, жрущие сыр в родных амбарах. И кроме запаха сырного ничего не слышащие. Это те же всё мужики, которые «нацарапали у помещиков по поместьям» и нарядились в наворованное добро. И «собственности чувства» никакого у нас нет; это – слишком «не по рылу»: собственность может зародиться у еврея, у немца, который работал собственность, привязался к ней и теперь ее любит. Собственно, «чувство собственности» может возникнуть у родового человека, у родовитого человека, в конце концов, – у исторического человека; а не у омерзительной ватаги воров, пьяниц и гуляк. Ну их к чёрту. Вы во всем ошибаетесь. Будет 60 лет Вам – и Вы опомнитесь. И напишете Patriotica совсем с другой стороны.
И вот, при всём этом, – люблю и люблю только один русский народ, исключительно русский народ. Когда я спрашиваю себя: да чем же и каким осколком сердца я его люблю, то умею ответить только: «должно быть – Вильгельмова сердца». Иначе – нельзя объяснить. У меня есть ужасная жалость к этому несчастному народу, к этому уродцу народу, к этому котьке – слепому и глупому. Он не знает, до чего он презренен и жалок со своими «парламентами» и «социализмами», до чего он есть просто последний вор и последний нищий. И вот эта его последняя мизерабельность, этот его «задний двор» истории проливают такую жалость к Лазарю, Лазарю-хвастунишке, к тщеславцу, какого у Христа и у целого мира поистине не было, к тому евангельскому великолепному Лазарю, полному сил, вдохновения и красоты. О, тот Лазарь сиял. Горит в раю и горел бы в аде. А на этом, моем ком-патриоте – одни вши. И вшей… но ну его к чёрту…
Письмо к П. Б. Струве из Сергиева Посада (февраль 1918 г.)
…это было очевидно с самого начала войны «кто победит», трудолюбивая ли Германия или пустая и болтливая Россия <…>.
Письмо к Э. Голлербаху от 7 июня 1918 г.[528]
И оказались правы одни славянофилы.
Один Катков.
Один Конст. Леонтьев.
Последний говорил: «Россия – не юность. Она старушонка. Ей уже 1000 лет. А дальше тысячи лет редкое царство переживало». Поразительно, что во время революции эти течения нашей умственности не были даже вспомянуты. Как будто их никогда даже не существовало. Социалисты и инородцы действовали.
– А что же русские?
Досыпали «сон Обломова», сидели «на дне» Максима Горького. И везде рассыпавшиеся Чичиковы.
Письмо к Э. Голлербаху от 26 августа 1918 г.[529]
…русские же обычно жулики, и роль русских во всей всемирной истории есть чисто жульническая, наглая, бессовестная. (тут Чаадаев прав).
