Андрей Якушев - Притчи.ру. Лучшие современные притчи
Два брата-близнеца
Жили-были два брата-близнеца. Один с самого рождения был весёлым и игривым, он радовался каждой даже самой простой игрушке, с удовольствием возился с разными жуками и лягушками. Казалось бы, даже во сне с его уст не сходила лёгкая солнечная улыбка. Он мог забыть сделать уроки, весь день гоняясь за бабочками и строя грандиозные песчаные замки, а в школе с превеликим удовольствием принимал участие в разных конкурсах, викторинах и кружках. Долгими осенними дождливыми вечерами он читал у себя на чердаке дома книги о морских приключениях, представляя себя капитаном шхуны, отправляющейся на поиски несметных сокровищ. Дождь, хлеставший по окошкам и крыше, превращался для него в брызги солёных волн, деревянный пол – в палубу корабля, а старые, заброшенные дедушкины рыболовные сети и верёвки становились парусами и судовыми снастями. Когда же он читал фантастику, старый чердак превращался для него в кабину огромного звездолёта, а он и его команда, как всегда, спешили на помощь далёким гибнущим цивилизациям.
Другой же был полной противоположностью первому. Редко можно было увидеть, чтобы он улыбался и радовался, играл с мальчишками в мяч или прятки. Обычно он был очень серьёзен и даже грустен. Он всегда исправно делал домашние задания, а вместо «пустого и бесполезного» развлечения на свежем воздухе, как правило, предавался чтению книг. У них дома была довольно большая библиотека, и он часами напролёт просиживал за ними, отдавая предпочтение глубокой и серьёзной литературе о жизни на Земле и о Вечности за её пределами. Эти книги учили его, что человек приходит в этот мир, принося с собой частичку первородного греха – следствие ослушания самого первого человека, что с этим грехом он живёт, совершает множество других грехов и умирает, обрекая свою невидимую душу на вечные мучения в ужасном месте, называемом Ад. В толстых книгах было множество старинных иллюстраций и гравюр, изображающих это страшное место. Он испуганно, украдкой рассматривал их перед сном, а потом долго-долго ещё не мог уснуть, представляя себе языки пламени, поглощающие нераскаявшихся грешников, и слыша их нечеловеческие крики, полные страдания и отчаяния. Его часто охватывал страх за своё будущее. Он не знал, сможет ли когда-то преодолеть свою, безусловно, греховную и падшую натуру, дабы избежать столь жестокой участи, как это говорилось в его книгах.
Когда же пришло время расставания со школой, первый избрал себе профессию геолога. Страсть к приключениям и путешествиям влекла его в таёжную глушь и горы, вершины которых всегда были покрыты белыми шапками снега. По вечерам они с друзьями сидели у костра, ели кашу с комарами, пили чай и пели песни под гитару. Он был, как всегда, весел и беззаботен. Ему нравились женщины, и те отвечали ему взаимностью. Их привлекали его добродушие и остроумие, широкие плечи и смуглая кожа. Даже в его некоторой грубоватости и бытовой неприспособленности было что-то чарующее и настоящее. Он любил и был любим. Он страдал от разлук и сам иногда невольно делал другим больно. Там же, в одной из экспедиций, он однажды встретил Её, ставшую для него женой и подругой, а их детям – заботливой и нежной матерью. Он смотрел, как они играют, мило лопочут, забавно коверкая слова, как они делают свои первые шаги и познают мир, глядя в него с интересом и восторгом. В них он видел частичку себя, прошлого, того – из далёкого детства и пытался передать им всё, что сам знал и умел. Они всей семьёй ходили в лес за грибами, загорать и купаться на речку, с палатками и рюкзаками в походы, пели песни и мастерили скворечники, читали книги и ходили в гости. Он чувствовал себя по отношению к ним иногда маленьким богом, заботливо вкладывающим в их сердца свою любовь, а в души – часть своей души; иногда другом и даже ровесником, играя с ними в железную дорогу или водя хоровод вокруг ёлки, а иногда и нерадивым учеником, только-только начинающим постигать азы великой душевной чистоты и изначального совершенства.
Другой брат пошёл иным путём. Детские страхи, глубоко пустившие свои корни в его душе, влекли его к Богу. К Тому, Кто единственный сможет простить ему все его вольные или невольные прегрешения. К Тому, Кто снова, приняв в Своё лоно, предоставит ему место в Раю, которое его далёкий-далёкий предок потерял вследствие своего неразумного и опрометчивого ослушания. Он решил стать Божьим слугой. Греховный и падший мир, пребывающий во зле, мздоимстве, чревоугодии и праздности, тяготил его неимоверно. И он отказался от этого мира. Женщины, искушавшие его греховную плоть и уводившие своими дьявольской красотой и формами его мысли от Бога, казались ему порождением самого сатаны и слугами тьмы. И он отказался от женщин. Он даже в привычной и вкусной пище усматривал источник возможного отдаления от своего Бога и заветного места в Раю, ведь в удовольствии от неё он видел грех чревоугодия и мог однажды забыть о своём аскетическом служении. И он отказался от пищи, питаясь лишь кореньями, диким мёдом и насекомыми. Его одеждой были грубые лохмотья, а крохотная землянка, вырытая голыми руками в лесной чаще, – домом, кельей и храмом. Ему казалось, что лишь постоянные и неимоверные страдания помогут ему вернуть расположение Бога к себе. Целые дни, недели, месяцы и годы он проводил в коленопреклонённом молении, пытаясь искупить тяжкие грехи. Иногда ему казалось, что Бог оставил его один на один с его падшей натурой, но иногда во время молитвы его сердце открывалось так сильно, что наполнялось неописуемой радостью и блаженством, ощущением великого единения с Отцом Небесным. Он молился непрестанно и неистово, часто засыпая тут же, на полу, в беспамятстве, просыпаясь, снова и снова шептал и даже кричал те же самые слова, дабы успеть всё отмолить. Иногда к нему в глушь забредали нечастые гости и просили его, чтобы он и им помог достичь Царствия Небесного. Но старец очень огорчался таким непрошеным визитам, видя в них бесовские происки, ведь те отрывали его от великого служения Богу, и старался как можно скорее выпроводить надоедливых пришельцев, а потом с утроенной силой бросался замаливать свои неимоверные грехи. Оставляемые ими продукты и вещи он выбрасывал подальше от своего жилища, принимая всё это за искушения представителей сил тьмы. И чем больше он молился и постился, тем больше ему казалось, что его грехи только умножаются. Так Страх Божий периодически сменялся у него страхом Бога, а служение – разочарованием. И тогда он снова молился и брал себя в руки, чтобы повторить уже в который раз безумную гонку веры и отчаяния, ставшую для него смыслом жизни и вечным проклятием.
И вот пришёл их День Великого Перехода. Тот самый День, когда человек заканчивает свой жизненный путь и предстаёт пред таинственной Вечностью. Он просматривает всю свою жизнь, радуясь удачам и победам и огорчаясь неудачам и поражениям. Его пугает и манит к себе Неизведанное и Неизбежное. Он не знает, повторится ли когда-то ещё на этой прекрасной планете, но чувство выполненного долга его немного успокаивает, а частичка своей души, отданная в дар другим людям, наполняет его уверенностью, что жизнь прожита не зря, что он будет жить в их сердцах до тех пор, пока и они сами не станут Вечностью… Верующие в такой момент готовятся предстать пред Судом Божиим, где на весах справедливости и нелицеприятия будут взвешены все их поступки, когда-либо совершённые, и мысли, когда-либо возникавшие. В зависимости от результатов такого таинства их души ожидает либо вечное мучение в Аду, либо вечное блаженство в Раю.
Первый брат входил в небесные врата в окружении любящих его людей. Ему было немного грустно расставаться с ними, но он был рад, что успел передать им в жизни практически всё, что хотел. Открывшийся перед ним сияющий коридор в Вечность вселял уверенность и умиротворение. Спокойствие и блаженство наполнили его душу. Он всегда догадывался и где-то даже верил в то, что в конце земной жизни нет ничего пугающего и страшного. А сейчас он в это уже не верил – он это твёрдо знал. Он был спокоен сам и пытался успокоить и приободрить свою жену и детей, а они, видя на его просиявшем лице умиротворение и улыбку, сами прониклись доселе невиданным чувством единения с Вечностью.
Второй брат уходил из этой жизни в окружении светлых душ, пришедших поприветствовать его возвращение домой. Его губы по привычке шептали слова молитвы, а всё его тело окутывало удивительное сияние, вселяющее надежду на то, что жизнь была прожита не зря, что свои грехи он всё-таки успел отмолить и своим служением в наполненной страданием жизни всё же заработал себе место в Раю. Но страх и сомнения так и не покинули его окончательно – слишком сильными были они при жизни: страх не угодить Богу, страх не успеть завершить задуманное, страх показаться праздным, страх разрушить свою душу чувственным удовольствием и многие другие – не давали ему долгожданного покоя. Порой его вообще охватывал ужас, ведь Рай казался совершенно недостижимым, а об ином вероятном исходе жизненного пути думать не хотелось.
