А. Серов - Большая книга славянской мудрости

Дорога милостыня в скудости.

Человек умирает, его душа, не подвластная разрушению, ускользает и живет иной жизнью. Но если умерший был художник, если он затаил свою жизнь в звуках, красках или словах, – душа его все та же, жива и для земли, и для человечества…

Быть твердым в вере

Все в жизни можно преодолеть, если есть опора. Кто-то рассчитывает на родных, кто-то – на друзей, но жизнь иногда поворачивается так, что казавшееся нерушимым ранее вдруг исчезает, испаряется, как утренний туман… Однако у любого человека всегда есть опора, которая никогда не подведет, что бы ни случилось, – это его вера.

Вера есть понимание смысла жизни и признание вытекающих из этого понимания обязанностей.

«Когда Божественный бежал людских речей

И празднословной их гордыни,

И голод забывал и жажду многих дней,

Внимая голосу пустыни,

Его, взалкавшего, на темя серых скал

Князь мира вынес величавый,

„Вот здесь, у ног твоих все царства, – он сказал,

С их обаянием и славой.

Признай лишь явное. Пади к моим ногам,

Сдержи на миг порыв духовный;

И эту всю красу, всю власть тебе отдам

И покорюсь в борьбе неровной“.

Но Он ответствовал: „Писанию внемли:

Пред Богом Господом лишь преклоняй колени“.

И сатана исчез, – и ангелы пришли

В пустыне ждать Его велений

Символ жизни

Праздник Пасхи – главный церковный праздник года, особо почитаемый на Руси, не теряет свой значимости и в современной России. В этот день принято дарить друг другу крашеные куриные яйца. Эта традиция, разумеется, возникла не просто так. Яйцо в христианстве – символ спасения, воскресения и вечной жизни, красный цвет, в который чаще всего красили пасхальные яйца, символизировал кровь и страдания Христа.

На Руси пасхальные яйца были двух видов – однотонные крашенки и писанки с рисунками. Первые еще называли галунками, для однотонного покраса использовали природные отвары, например, от луковой шелухи. Писанками называли яйца, на которые был нанесен традиционный орнамент, их расписывали сырыми, а после праздника выдували через соломинку и приклеивали крылья, превращая в птиц.

С. Милорадович. Приготовление к Пасхе, 1910

На зеркало неча пенять…

Как часто люди упрекают друг друга, сколько из-за этого возникает ссор, сколько обид затаивается и ложится на душу тяжким грузом. Насколько легче жить, не предъявляя ни к кому претензий! Не спешите винить во всем ближнего, посмотрите сначала на себя: а сами без греха ли? Можно полжизни потратить, переучивая других, а правильнее всего – начать с себя.

«Вздохнет наш бедный человек, если только все это припомнит себе и увидит, что это разве только карикатура и посмеянье над праздником, а самого праздника нет.

Для проформы только какой-нибудь начальник чмокнет в щеку инвалида, желая показать подчиненным чиновникам, как нужно любить своего брата, да какой-нибудь отсталый патриот, в досаде на молодежь, которая бранит старинные наши обычаи, утверждая, что у нас ничего нет, прокричит гневно: „У нас все есть – и семейная жизнь, и семейные добродетели, и обычаи у нас соблюдаются свято; и долг свой исполняем мы так, как нигде в Европе; и народ мы на удивленье всем“.

Нет, не в видимых знаках дело, не в патриотических возгласах и не в поцелуе, данном инвалиду, но в том, чтобы в самом деле взглянуть в этот день на человека, как на лучшую свою драгоценность, – так обнять и прижать его к себе, как наироднейшего своего брата, так ему обрадоваться, как бы своему наилучшему другу, с которым несколько лет не видались и который вдруг неожиданно к нам приехал. <…>

В чужом глазу сучок видим, а в своем и бревна не замечаем.

Как бы, казалось, девятнадцатый век должен был радостно воспраздновать этот день, который так по сердцу всем великодушным и человеколюбивым его движеньям!

Но на этом-то самом дне, как на пробном камне, видишь, как бледны все его христианские стремленья и как все они в одних только мечтах и мыслях, а не в деле. И если, в самом деле, придется ему обнять в этот день своего брата, как брата – он его не обнимет. Все человечество готов он обнять, как брата, а брата не обнимет. <…>

Увы! позабыл бедный человек девятнадцатого века, что в этот день нет ни подлых, ни презренных людей, но все люди – братья той же семьи, и всякому человеку имя брат, а не какое-либо другое. Всё разом и вдруг им позабыто: позабыто, что, может быть, затем именно окружили его презренные и подлые люди, чтобы, взглянувши на них, взглянул он на себя и поискал бы в себе того же самого, чего так испугался в других. Позабыто, что он сам может на всяком шагу, даже не приметив того сам, сделать то же подлое дело, хотя в другом только виде, – в виде, не пораженном публичным позором, но которое, однако же, выражаясь пословицей, есть тот же блин, только на другом блюде».

Человеческая совесть побуждает человека искать лучшего и помогает ему порой отказываться от старого, уютного, милого, но умирающего и разлагающегося, – в пользу нового, сначала неуютного и немилого, но обещающего новую жизнь.

Чем сильна Русь

Какая связь между людьми самая прочная, если эти люди не родственники и не возлюбленные? Прочнее всего народ объединяет вера. Князь Владимир в далекие времена принял решение обратить Русь в христианство и этим дал ее народам самую надежную опору. Ведь вера – нить, что незримо связывает всех православных, где бы они ни были.

Как счастлив дом, где все – дети и родители, без единого исключения – вместе верят в Бога… Такой дом как преддверие Неба.

«Сей славный, рожденный от славных, благородный – от благородных, князь наш Владимир возрос, окреп от детской младости, паче же возмужал, крепостью и силой совершенствуясь, мужеством же и умом преуспевая, и единодержцем стал земли своей, покорив себе соседние народы, иных – миром, а непокорных – мечом. И вот на него, во дни свои живущего и землю свою пасущего правдою, мужеством и умом, сошло на него посещение Вышнего, призрело на него Всемилостивое Око Благого Бога. И воссиял разум в сердце его, чтобы уразуметь суету идольской лжи, взыскать же Бога Единого, создавшего всю тварь, видимую и невидимую. К тому же всегда он слышал о благоверной земле греческой, христолюбивой и сильной верою: как [там] Бога Единого в Троице почитают и поклоняются [Ему], как у них являются силы, и чудеса, и знамения, как церкви людьми наполнены, как веси и города благоверны, все в молитвах предстоят, все Богу служат. И услышав это, возжелал сердцем, возгорелся духом, чтобы быть ему христианином и земле его также быть [христианской], что и произошло по изволению Божию о естестве человеческом. Ибо совлекся князь наш, и с ризами ветхого человека сложил тленнее, отряхнул прах неверия и вошел в святую купель, и возродился от Духа и воды, во Христа крестившись, во Христа облекшись. И вышел из купели убеленным, став сыном нетления, сыном Воскресения, имя приняв вечное, именитое в поколениях и поколениях – Василий, коим вписан он в Книге Жизни, в вышнем граде, в нетленном Иерусалиме. После того, как это произошло, не оставил он подвига благоверия, не этим только явил сущую в нем к Богу любовь, но подвигнулся дальше, повелев по всей земле своей креститься во Имя Отца и Сына и Святаго Духа и ясно и велегласно во всех городах славить Святую Троицу, и всем стать христианами: малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простолюдинам, богатым и бедным.

И не было ни одного, противящегося благочестивому его повелению. Да если кто и не любовью, то из страха [перед] повелевшим крестился – ибо было благоверие его с властью сопряжено. И в одно время вся земля наша восславила Христа с Отцом и со Святым Духом.

Тогда начал мрак идольский от нас отходить, и заря благоверия явилась. Тогда тьма бесослужения сгинула, и слово евангельское землю нашу осияло».

Мирская святость

Верующий человек должен посещать церковь. А если на его плечах столько забот, что нет времени? Значит, не быть ему хорошим христианином? Но отцы церкви считают иначе. И пример тому – Иулиания Лазаревская (в миру – Ульяния Осорьина), женщина, которая за подвиг высоконравственной мирской жизни была признана церковью святой. Не обязательно жить в монастыре, чтобы стать праведником!