В. Носков - Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

Пусть и в наш век перо, резец, кисть и смычок обратятся единственно к прославлению добродетелей и подвигов отечественных; тогда кто не пленится приятностию сих искусств и кто не благословит цели, к которой они клониться будут?.. (Ф. Н. Глинка, 6, 2, 2)

Народные басни всегда имеют основанием истину. (К. Н. Батюшков, 2)

Тот, кто стоя в Кремле и холодными глазами смотрев на исполинские башни, на древние монастыри, на величественное Замоскворечье, не гордился своим отечеством и не благословлял России, для того (и я скажу это смело) чуждо все великое, ибо он жалостно ограблен природою при самом его рождении; тот поезжай в Германию и живи и умирай в маленьком городке, под тенью приходской колокольни… (К. Н. Батюшков, 5)

…Язык идет всегда наравне с успехами оружия и славы народной, с просвещением, с нуждами общества, с гражданскою образованностию и людскостию. (К. Н. Батюшков, 16)

Боже мой, до каких гнусностей может довести патриотизм, то есть патриотизм, который зарождается в некоторых головах, совершенно особенно устроенных… Национальность есть чувство свободное, врожденное: мы любим родину свою, народ, которому принадлежим, который наш и нас считает своими, по тому же закону природы, по которому любим себя, а в себе любим и семью свою, родителей, братьев, сестер. Захотеть же вложить это чувство в систему, в учение, в закон, это то же, что задушить его. (П. А. Вяземский, 32)

Как уст румяных без улыбки,

Без грамматической ошибки

Я русской речи не люблю.

(А. С. Пушкин, 5, 3, 28)

Но отечество забыло даже настоящие имена своих избавителей. Прошедшее для нас не существует. Жалкий народ! (А. С. Пушкин, 7, 8)

Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества… (А. С. Пушкин, 23, Русская изба)

…Напрасно почитают русских суеверными: может быть, нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек насчет всего церковного. Жаль! ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер. (А. С. Пушкин, 25)

Давно девиз всякого русского есть чем хуже, тем лучше . (А. С. Пушкин, 29)

…Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! (А. С. Пушкин, 42)

Хотя лично я сердечно привязан к Государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал. (А. С. Пушкин, 43)

После долгого странствия в чужих краях привычка возбуждать внимание и некоторый род значительности, придаваемый толпою особе и поступкам путешественника, делаются, наконец, удовольствием, и, потеряв это звание или возвратясь на родину, вам очень прискорбно видеть себя опять в разряде людей обыкновенных. (О. И. Сенковский, 8)

Но спрашиваю, где и как найти у нас такие ощущения – у нас под 60-м градусом широты – у нас, где точка замерзания воды есть в то же время точка теплоты всех чувствований, где они как стали на нуле, так и стоят зимою и летом?.. (О. И. Сенковский, 12, 2)

О! долго цепи вековые

С рамен отчизны не спадут,

Столетья грозно протекут, —

И не пробудится Россия!

(Н. М. Языков, 7)

Жестоки наши мятежи,

Кровавы, долги наши брани,

Но в них является везде

Народ и смелый и могучий,

Неукротимый во вражде,

В любви и твердый и кипучий.

(Н. М. Языков, 15)

Прими ж привет, страна родная,

Моя прекрасная, святая,

Глубокий, полный мой привет!

Отныне вся моя судьбина

Тебе! Люби же и ласкай

И береги меня, как сына,

А как раба, не угнетай!

(Н. М. Языков, 22)

…Один из сквернейших элементов нашего народного характера: непреодолимое желание посшибить спеси, у кого бы то ни было, хоть у мертвого, – без всякой особой причины, а только потому – чтобы он (мертвый) не слишком зазнался. (В. Ф. Одоевский, 8, 2)

Удушливая пустота и немота русской жизни, странным образом соединенная с живостью и даже бурностью характера, особенно развивает в нас всякие юродства. (А. И. Герцен, 9, 2, 14)

Помещичья распущенность, признаться сказать, нам по душе: в ней есть своя ширь, которую мы не находим в мещанской жизни Запада. (А. И. Герцен, 9, 4, 30, 2)

Песня для народа – его светская молитва, его другой выход из голодной, холодной жизни, душной тоски и тяжелой работы. (А. И. Герцен, 9, 5, 41, Раздумье по поводу затронутых вопросов, 2)

Но не надобно забывать, что и клиентизм наш перед западными авторитетами шел из той же казармы, из той же канцелярии, из той же передней – только в другие двери, а именно обращенные к барину, начальнику и командиру. В нашей бедности поклонения чему б то ни было, кроме грубой силы и ее знамений – звезд и чинов, потребность иметь нравственную табель о рангах очень понятна, но зато перед кем и кем не стояли в умилении лучшие из наших соотечественников? (А. И. Герцен, 9, Русские тени, 1)

Мне кажется, что в русской жизни есть нечто более высокое, чем община, и более сильное, чем власть; это «нечто» трудно выразить словами и еще труднее указать на него пальцем. Я говорю о той внутренней, не вполне сознающей себя силе, которая так чудодейственно поддерживала русский народ под игом монгольских орд и немецкой бюрократии… я говорю о той вере в себя, которая волнует нашу грудь. Эта сила, независимо от внешних событий и вопреки им, сохранила русский народ и поддержала его несокрушимую веру в себя. Для какой цели?.. Это-то нам и покажет время. (А. И. Герцен, 13, 2)

То народ поднимают до небес, то топчут его в грязь. К несчастью, ни благородное негодование, ни восторженная декламация не в состоянии выразить верно и точно понятие, обозначаемое словом «народ»; народ – это мощная гранитная основа, скрепленная цементом вековых традиций, это обширный первый этаж, над которым надстроен шаткий балаган современного политического устройства. (А. И. Герцен, 14, 1)

Нет воспитания менее религиозного, чем наше, и более многоязычного, особенно по части новых языков. (А. И. Герцен, 18, 3)

Смерть в краю родном

Милей, чем слава на чужбине!

(А. Н. Майков, 2)

О Боже! Ты даешь для родины моей

Тепло и урожай, дары святые неба,

Но, хлебом золотя простор ее полей,

Ей также, Господи, духовного дай хлеба!

(А. Н. Майков, 3)

ОБЩЕСТВО, ГОСУДАРСТВО, ЗАКОН

…Хотя и все мы обязаны знать законы, но, не учась приложениям их и нужным обрядам, никто исполнителем их быть не может.

(М. М. Щербатов, 1, 1, 10)

…Тщетно будет стараться начертить верный круг, когда центр неверен и колеблющ, никогда черта круга верно не сойдется. (М. М. Щербатов, 4)

Знаю, что разумный и просвещенный законодатель должен наблюдать и выжидать время и обстоятельства, чтобы дать своему предприятию почву твердую и наименее сомнительную. Знаю, что истинная мудрость состоит не в изобретении, а в предвидении опасностей как от неумеренной поспешности, так и от излишней медлительности; одним словом, в предчувствии своевременности, в умении подготовить и вести дело. (Д. А. Голицын, 3)

Мы почитаем, что лишать человека владения или препятствовать ему в употреблении своей вещи есть явное беззаконие и что владеющий оною имеет полное право употреблять ее по своему произволению и исключать прочих всех от владения и употребления своей вещи. (С. Е. Десницкий, 3, 1)

Грешно украсть из кармана у своего брата, а это дело особое; у кого же и украсть, как не у царя; благодаря Бога, дом у него как полная чаша, то хотя и украдешь, так не убудет. (Н. И. Новиков, 2, 1773 г., 5)

…Мы также теряем от страха все свое рачение, дарования и горячность. В рабском состоянии и добродетель и знание навлекают на себя подозрение. (Н. И. Новиков, 8)

А это и с людьми бывает,

Что маленьким, куда

Ни обернись, беда.

Вор, например, большой, хоть в краже попадется,

Выходит прав из-под суда,

А маленький наказан остается.

(И. И. Хемницер, 1)

Верховная власть вверяется государю для единого блага его подданных. (Д. И. Фонвизин, 3)

Где же произвол одного есть закон верховный, там прочная общая связь и существовать не может; там есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан, нет того политического тела, которого члены соединялись бы узлом взаимных прав и должностей. Одно пристрастие бывает подвигом всякого узаконения, ибо не нрав государя приноравливается к законам, но законы к его нраву. Какая же доверенность, какое почтение может быть к законам, не имеющим своего естественного свойства, то есть соображения с общею пользою? Кто может дела свои располагать там, где без всякой справедливой причины завтра вменится в преступление то, что сегодня не запрещается? (Д. И. Фонвизин, 3)