Коллектив авторов - Ювенальная юстиция в Российской Федерации. Криминологические проблемы развития
Структурный и функциональный анализ и разработка на этой основе предложений по модернизации, определению новых назревших потребностей, которые сложнее потребностей в увеличении лимита на бензин для милицейского автотранспорта, – это важнейшая государственная задача, задача для всего общества. Действенность предложений – главное, радикальное снижение уровня противоправного и преступного поведения – жизненная для государства необходимость. Для общества – это достойная, понятная, легко и массово воспринимаемая цель, объединяющая идея.
Существующее положение с социализацией несовершеннолетних, с количеством первично осуждаемых, с уровнем рецидива – не выдерживает критики. Заостряя в необходимых пределах проблему улучшения ситуации с молодым поколением, можно говорить о том, что правовая система пока не улучшает, а ухудшает положение вещей. Возьмем для примера хотя бы проблему статистического учета преступления, преступности несовершеннолетних в целом. Как можно в решении научных и практических задач опереться на данные такой статистики? Существуют громадные разночтения в сведениях о количестве беспризорных и безнадзорных детей. Один из своих изданных незадолго до отставки указов Б. Ельцин посвятил проблеме беспризорности. Беря текст Указа в руки, многие надеялись, что наконец-то смогут получить достоверную информацию. Но их ждало разочарование и удивление – там была лишь констатация: «У нас море беспризорников…» Осуществлять планирование, не зная истинного положения дел, не запустив в эксплуатацию надежную и полную компьютеризированную статистическую базу данных, в современных условиях невозможно. То же можно сказать о количестве преступлений, уголовных дел. Данные могут быть и бывают заведомо неверны (существенно неполны или даже умышленно искажены).
Происходит это по той причине, что в научный и практический оборот поступают сведения ведомственной статистики, изначально создававшейся и сейчас используемой не для познания, а для ведомственного отчета о работе деятельности правоохранителей. Это бюрократические сведения, в бюрократических целях собираемые (искажаемые). Их нельзя воспринимать даже как статистическую выборку, поскольку искажается в них не только количество (как правило, занижается). Искажения носят и сущностный характер, затрагивая структуру, то есть подлинную суть тех или иных видов преступлений, динамику (для каждого министра организуется повышение цифры при вступлении его в должность и понижение ее в ходе его «успешной работы»). Хорошо известны всплески статистического уровня преступности после каждого крупного совещания «об усилении борьбы». Опаснее всего все-таки искажение структуры преступности – перевод опасных преступлений в менее опасные, то есть искажения по их видам, степени тяжести, по демографическим показателям.
Известно, что руководство МВД в последнее время принимает серьезные усилия по улучшению учетной работы. Недостатки в этом ведомстве давно и эффективно стремятся объяснять тем (дословно), что «кадры милиции не могут быть лучше общества (людей), в котором милиция действует (бережет, обслуживает)». Тезис верный, если бы где-нибудь было бы сказано, что милиционеры могут быть хуже общества, в котором они действуют…
Квалификация, а главное количество помощников прокурора по делам несовершеннолетних недостаточны, и если первую проблему легко решить, то со второй все сложнее – неоднократные, пусть небольшие, но все же увеличения кадрового состава на этом направлении «съедаются» обилием «более важных чем дети» вопросов. Мы, дескать, росли без этих излишеств, и выросли, как видите, неплохими людьми. Во всех случаях рядовые специалисты работают в условиях тяжелых перегрузок, а если увольняются, то не из-за тяжести службы, а из-за уныния от ее низкой результативности, не от них зависящей. Недостаточно развито и нормативно-правовое обеспечение, оно слабо детализировано, а подчас и противоречиво. Пример – недавнее обсуждение в Госдуме Дополнения к Закону «Об образовании» об установлении возраста исключения из школы не в 14, а в 15 лет. Слишком невелик «веер» уголовных наказаний для несовершеннолетних. Он сужен до 2–3 видов, он меньше дифференцирован, чем для взрослых. А это серьезное обстоятельство. Оно не позволяет дифференцировать и индивидуализировать наказание в соответствии с особенностями личности и жизненной ситуации подростка. Неадекватное наказание, как любят выражаться дипломаты, – контрпродуктивно. Много недостатков в системе исполнения наказаний. Очень и очень трудно улучшить при исполнении наказаний, исправить хотя бы одну какую-либо социальную характеристику осужденного несовершеннолетнего – повысить образованность хотя бы на 1–2 класса школы, обучить профессии, которая ему пригодится после освобождения, приучить к труду, помочь приобрести позитивные знакомства и связи за стенами воспитательной колонии. Организовать даже школьное образование в ВК стоит громадного труда, все усилия натыкаются на частокол препятствий различного рода. Еще хуже обстоит дело с обучением трудовым навыкам, профессии. А это важнейший пункт ресоциализации. В результате трудоустройство и трудовая занятость несовершеннолетних и молодых взрослых после выхода из колонии оказываются весьма проблематичны. Эти горестные констатации можно долго продолжать. Итог известен – государство в лице своих органов не снижает, а на расширенной основе воспроизводит преступность. По крайней мере, воспитательным колониям и судебной системе принадлежит в этом сомнительном деле заметная роль.
Последовательность здесь такова: школа, то есть большой коллектив профессиональных воспитателей, выталкивает свой собственный брак в 14 лет (теперь в 15 лет) на улицу, и дорога подростка в воспитательную колонию ускоряется, ее вероятность резко повышается. А оттуда выходит человек, не улучшивший своих социальных характеристик, а, напротив, во многом ухудшивший их: он приобретает многочисленные криминальные связи (знакомства), обучается способам совершения преступлений, возможным методам ухода от уголовной ответственности. Одновременно угасают (утрачиваются) позитивные связи с семьей, школьными друзьями, другие «социальные якоря», которые держат человека в позитивных пределах. Это серьезный упрек обществу на фоне распространяющейся идеологии воровства и вседозволенности, повсеместно доминирующих законов бандитской шайки. Это иррадиирует в семью, школьные дворы и коридоры, общежития и ПТУ, армейские казармы, досуговое поведение.
В этих условиях оставлять дело воспитания, тем более перевоспитания (несравненно более трудной задачи), не просто нежелательно, а недопустимо.
Как показывают наши исследования ценностных ориентаций несовершеннолетних, некоторый запас прочности у них еще остается. Большинство из них еще придерживается позитивной социальной ориентации, но выраженность позитива снижается, и он замещается негативом. Запас действительно невелик, и если он исчезнет, то, как сейчас любят выражаться, «мало никому не покажется», а многим и не поздоровится.
Ждет своего решения большой комплекс вопросов уголовно-процессуального характера. Их следует в приоритетном порядке разработать и внедрить в практику судопроизводства. Это вопросы проведения судебных экспертиз, которые сейчас поставили перед российским правосудием серьезную проблему, затрудняя осуществление и тормозя прохождение или даже останавливая правосудие. Широко распространилось мнение, будто «развалить уголовное дело» – дело «доблести» адвоката. Речь идет в частности о назначении экспертизы на экспертизу под предлогом замены простой экспертизы «комплексной», «комиссионной», о вошедших в моду у следователей «ситуационных» экспертизах (хотя выводы о развитии ситуации преступления или несчастного случая должен делать сам следователь по итогам расследования). И следователи, и суды охотно идут на эти ухищрения, согласны с назначениями бесконечных экспертиз после экспертиз, поскольку все это оправдывает просрочки и задержки, придает их работе видимость фундаментальной добросовестности и т. п.
Мы, конечно, не призываем обходиться «революционным правосознанием» и «усмотрением» и возвращаться к ситуации конца 40-х – начала 50-х годов, когда прокурор мог гордо (и убежденно!) говорить студенту юридического факультета: «Ну что, вас там все учат объективной-субъективной стороне? Да вы мне только покажите подозреваемого, и я сразу скажу – виновен ли он и сколько ему следует дать…» Или еще колоритней: одному из квалифицированных сотрудников ростовской конторы «Заготзерно» – подразделения Министерства заготовок, ростовским же управлением Госбезопасности (МГБ) было предъявлено обвинение в том, что он, под видом конструирования агрегата по очистке зерна, на самом деле конструирует машину для заражения пшеницы колорадским жуком! Трибунал оправдал подсудимого за явной нелепостью обвинения и обратил дело к доследованию. Но госбезопасность не отступила, она прибегла к непроцессуальным методам. Обвиняемый был доставлен в Москву, прямо в кабинет тогдашнего заместителя министра МГБ, печально знаменитого генерал-лейтенанта Гоглидзе для решения вопроса о передаче так называемой «тройке». Гоглидзе, однако, нашел еще более простой выход. Когда обвиняемый стал ему рассказывать, что он не виновен, что его в Ростове хорошо знают руководители области и города Пастушенко и Гаркушенко, грозный замминистра, обращаясь к присутствующим сотрудникам, сказал: «Да он сумасшедший, отправить его в соответствующий лагерь!» и тем самым поставил точку в судебной процедуре. Подсудимый через три дня оказался в лагере для душевнобольных «антисоветчиков» и сам не сошел с ума только потому, что через три месяца после того, как он там оказался, умер И. Сталин и его освободили административным решением. Все экспертизы, судебно-следственные мероприятия и отправка на бессрочное пребывание в места не столь отдаленные были реализованы одним лицом.
