На мотоциклах «Урал» вокруг света - Синельник Сергей
Сегодня было как раз Сашино дежурство, я взял его на себя, приготовил что-то такое напоминающее плов. Тяжело было на душе, слыша стоны моего родного брата, доносившиеся из машины. Ему было больно, иначе бы он не стонал — наверное, был кризис. Я знал, что он молится, чтобы испросить себе излечение, и я тоже ушёл подальше от лагеря, и стал молиться, чтобы Господь помог моему брату. А Андрею всё равно приходилось через каждые 6 часов колоть Саше анальгин и новокаин для обезболивания.
Володя не отходит от аппаратов. Голова прикрыта не то арабской чалмой, не то каким-то платком, в светлой рубашке и брюках, вид такой несуразный, да ещё не стирались мы уже три недели. В такой одежде и бомжа-то нигде в мире не встретишь. Из-под этого арабского платка торчат володина борода и нос — всё что от нашего золотого механика осталось! — он, бедный такой, худенький, согнулся в три погибели и уже целых десять часов не отходит от „Спортсмена“. Мы ему не мешаем, а помогаем, когда он сам об этом просит. Сидим на жаре, вокруг только пески, ни единой травинки или деревца, всё стёр тут недавний пожар — земля чёрная. И словно в дополнение к нашим испытаниям к ночи над нами случилась гроза.
Мы получили прогноз по спутниковому телефону: оперативно сработали наши друзья из российской компании „Альфателеком“, менеджер Евгений Родин выслал нам заранее сообщение о погоде. Молнии охватили всю северную половину горизонта, светились непрерывно, словно искусственная гигантская иллюминация, тучи сгустились до полной черноты и постоянно меняли свои формы. Вскоре первые волны дождя достигли нашего местоположения, и пошёл ДОЖДЬ В ПУСТЫНЕ. Редко кому удаётся увидеть такое чудо там, где дожди, бывает, годами не идут, но нам повезло. Капли тяжёлые, резкие, неожиданные застучали, забили, под аккомпанемент ревущей грозы, под вспышки миллионов непрерывных! молний. Шла вакханалия огня, воды, ночи, света, земля сомкнулась с небом, превратилась в единое целое, и вся эта новая сущность напряглась от переполняющего её электричества.
Мы сидели в палатке, выключив всё что было у нас электромагнитного, показалось, что мы своими приборами можем как-то притянуть эту грозу на себя. Но гроза ограничилась только показом своей красоты и демонстрацией угрозы, и где-то в другом месте излила всю свою мощь.
Саша лежал в машине, была мысль — а вдруг и машина, как железное чудище, притянет разряды на себя, она возвышалась на окружающей местностью и только редкие деревца были выше неё, но мы сидели в ложбинке между песчаными валами-барханами. От перенапряжения психики и напряжённости в атмосфере всякие мысли лезли в голову.
А гроза лишь немного смочила песчаную поверхность и удалилась, иссякла, и тогда подумалось однозначно — хорошо, что мы не попали в самый эпицентр непогоды, когда страшные потоки с небес привели бы к ещё большей катастрофе, когда нужно было бы уже плыть — но куда? — спасаться от воды на каких-то верхушках барханов? И стало ясно, что Господь снова, в который раз, спас нас тем, что задержал наш дальнейший переход на северо-восток, что не случайной стала эта тяжёлая травма Саши, но в обмен за неё мы все получили жизнь, когда, если 6 мы продвинулись дальше, потоки воды под грозой принесли бы нам смерть. И оставалось только снова возблагодарить Господа за заботу о нас, но и задуматься — почему именно ценой здоровья Саши получили мы такое спасение!?
В дневнике Саши есть строки об этой ночи: „Лагерь погрузился во тьму, а уставшая команда — в сон. Мне было не до сна. Тяжесть и боль навалились на меня, хотелось вырваться из машины как из темницы и стоять перед дождем и Южным крестом…
„Вся моя молитва превозможет“, — есть такие слова, и они не пусты и не глухи. Под утро моё самочувствие чудесным образом улучшилось.“ 07 мая, наступил новый день. Молюсь. Только это и спасает. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и вовеки веков. Аминь.
Утром Сане стало легче, он сам вышел из машины, и даже начал общаться. Молюсь, глядя на него. „Слава Тебе Боже Милостивый, истинны Слава Твои. Если двое или трое соберутся во имя Моё, там и Я буду с ними, и дам, что не попросят у Меня“.
И ещё утром Господь, с помощью Володи, сотворил чудо: ремонт закончился, мотоцикл из груды металла превратился в боевой аппарат, готовый к бою с песками. Поменяли ещё колесо на джипе. Наконец-то всё готово, вздохнули как-то увереннее, когда почувствовали, что снова стартуем. У Саши силы дополнительные проснулись.
Ехать вперёд, на Вулф Крик, Волчью Реку, уже мы и не думали, двинулись назад до аборигенского селения Кунавариджи, но до него ещё около 130–150 км. Как подумали, что придётся проехать опять весь этот путь, радости поубавилось.
Сейчас Андрей едет в коляске, активно откренивает мотоцикл в нужные моменты, а при преодолении очередного бархана, нам приходится бежать рядом с мотоциклом и усиленно толкать, смотрю, он сбавляет скорость, для отдыха, кричу ему: „Запрыгивай! Отдыхай до следующей горы на ходу!“ После нескольких песчаных гор, когда двигатель уже кипит и раскалывается от напряжения, оператор наш валится на песок и не может отдышаться, ему очень тяжело. Здесь, вот, на его примере, я понял, как важно иметь тренированное тело: моё дыхание восстанавливается почти сразу после снятия нагрузки, а у Андрея лишь спустя 5-10 минут. Конечно, такие невыносимые физические нагрузки — это предел возможностей человека, какие нам приходится испытывать в данный момент.
Начались опять безумные полёты над горами из песка. Тимур управляет джипом, Саня сидит с ним впереди рядом и морщится от боли на каждой кочке. Володя управляет „Спортсменом“. Стало очень жарко, двигателям периодически даём остыть, и в это время, я ухожу вперёд и высматриваю, как лучше объехать ту или иную преграду, с меньшими потерями сил.
Так называемая „дорога“ или тропа — это всего лишь некое направление. Древние колеи в песке едва различимы, затоптаны давно верблюдами и другими животными. Назад же возвращаться труднее, мы сами песок вчера взрыхлили, и теперь техника в него увязает ещё сильней.
И тут снова замерло сердце: трагедия едва не повторилась — на одном бархане „Урал-Спортсмен“ опять перевернулся, но Володя успел выскочить. Остановились, я снова ухожу вперёд, разведал местность, трудную гору, ту самую, на которой мы вчера мучились, два часа вытаскивая всю технику из песков! Оказалось, что её объехать можно. Труднее всего двигаться, когда дорога проходит вдоль по бархану, тут в песке техника обязательно затонет. Проще преодолевать эти горы, когда дорога идёт поперёк горы, пусть это рискованней, но если хорошо разогнаться, то даже не придётся помогать мотоциклу — перелетит. Главное заскочить на вершину, а вниз, даже увязая в песке, на второй скорости, всё равно скатываешься.
Володе показываю: „Держи курс вон на то дерево, доедешь, а там уже сам разберешься, как вырулить!“ Володя рванул, я смотрю и думаю: „Вот безумство! Что ж он делает, сейчас же, не дай Бог, перевернётся!“, но он всё же доезжает до дерева, взбирается на бархан, там встал, и идёт к нам помогать. Пришла моя очередь, рванули и теперь также „взлетаем“ подпрыгивая на ямах, тут нельзя сбрасывать скорость, иначе завязнешь в песке. И вот впереди это самое сухое дерево, нас несёт на него и — удар!!! Он пришёлся на коляску, и срубленное дерево какое-то время волочится под коляской, зацепилось.
— Ура! Пятьсот метров пройдены!? Трудную гору объехали.
— Серый! Ну, ты сумасшедший! Я ж чуть-чуть глаза не лишился! — и вижу Андрей вытирает кровь с разбитой щеки. Вот вам и полёт над барханом!
Тимур смеётся, со стороны, сидя в джипе, ему эти прыжки видятся совсем в другом свете. А Саша всё морщится от боли — эти ухабы он переживает через жуткую боль.
К позднему вечеру мы преодолели почти все барханы, и далее местность оставалась более или менее ровная, так за 10 часов преодолели 50 км, и сейчас нам показалось это хорошим результатом, когда в других условиях мы проезжали по 150 км в сутки.
