Жак-Ив Кусто - Могучий властелин морей. Чтобы не было в море тайн

В пользу финвала говорит также его смирный нрав. Возможно, на самом деле он и не такой уж кроткий, но все равно, укусить он не может, у него нет зубов. Зная это, аквалангисты смелее приближались к финвалу и обращались с ним куда более вольно, чем с кашалотом. Ведь при встрече с кашалотом поневоле вызывает оторопь зрелище поблескивающих в воде огромных зубов. Но и финвал отнюдь не беззащитен. У него есть свое оружие, грозное оружие, которое он пускает в ход против акул и косаток, — исполинский хвостовой плавник. Бебер называет его мухобойкой. Мухобойка финвала может одним ударом расплющить человека.

— Пока находишься впереди финвала, — говорит Делуар, — бояться нечего. Вообще в передней части туловища нет ничего страшного. А прошла мимо половина туловища, — тут самое время подумать об осторожности, вспомнить, что под водой ты вовсе не такой поворотливый, как на суше. И уж как завидишь извивающийся хвост, эту махинищу, — лучше посторониться. Не то он обрушится на тебя, словно тонна кирпича.

Да, кит киту рознь. И у великанов есть различия. Финвал, как мы только что убедились, отличается огромными размерами и индифферентным нравом. Горбачи (мы снимали их у Бермудских островов) изяществом и грацией напоминают в одно и то же время ласточку и «Боинг-707». Их длинные белые ласты, которые служат для поворотов, похожи на крылья. В отличие от финвала горбач не плывет по прямой. А от кашалота его отличает то, что горбач охотно подпускает к себе человека, иной раз даже сам задевает аквалангиста, кружа под водой и покачивая длинной цилиндрической головой с покатым подбородком. Кстати, горба у горбачей нет, а названы они так потому, что показывают загривок и спину, когда ныряют.

Стоит ли удивляться, что у калипсян неодинаковые симпатии в мире китов. Они довольно близко познакомились с китами, и одни виды им не по душе, зато другими они восхищаются.

Больше всего пришлись нам по нраву серые киты, вместе с которыми мы провели не один месяц в калифорнийских водах.

— Когда я впервые увидел серого кита, — рассказывает Филипп Кусто, — я прыгнул в «Зодиак» и схватил кинокамеру. Зашел спереди и сразу же нырнул, впопыхах даже забыл надеть акваланг. Я чуть не сел на кита верхом, а ему хоть бы что, он и не подумал сворачивать. Сперва я смутно различил огромную пасть, это было что-то невероятное. Потом мимо меня проследовало туловище. Движения удивительно плавные, слитные, на элементы не разобьешь. Просто поразительное впечатление гидродинамического совершенства и неодолимой мощи. Как я ни старался, не смог поспеть за ним, хотя он вовсе не торопился. Так и пропал он вдали. Я вернулся на «Зодиак», надел акваланг и снова нырнул. Но чары были нарушены. Надо думать о камере, об углах съемки, об акваланге, где уж тут любоваться. И все же меня не покидало чувство, что на какой-то миг между мной и китом возникло полное взаимопонимание.

Да, встреча с китом в его стихии совсем не то, что общение с поверхности! «Зодиаки», подводные ружья, буи, конечно же, влияют на восприятие китом человека. Мы не знаем, как именно они влияют, зато знаем, что испытываем сочувствие, симпатию, что-то вроде взаимопонимания, общаясь с этим животным без посторонних предметов.

Филипп утверждает, что ни разу не встретил кита, который проявил бы даже намек на враждебность. Правда, Филипп не работал с китами, меченными гарпуном, пусть даже совсем легким, каким пользовался Бебер. (Нужно ли говорить, что Филипп не одобряет мечения китов. Так, он решительно восстал против мечения горбачей у Бермудских островов.)

— Готов поклясться, — говорит Филипп, — они знают, какие мы малосильные. Ведь один удар хвостом, плавником, головой — и человека нет. Но киты никогда не нападают. Меня всегда поражает их миролюбие. Они уступают нам дорогу и не мечутся, как это делают рыбы, а отходят в сторону плавно, не спеша…

Известно, что многие черты поведения китов определяются сексуальным инстинктом. Одна серая китиха довольно странно повела себя, когда к ней подплыл Филипп: она ходила перед ним взад-вперед, и внешние признаки говорили о сексуальном возбуждении. Может быть, приняла наш «Зодиак» или аквалангиста за странных морских животных, которые могли бы стать ее партнерами? (Нечто похожее мы наблюдали у дельфинов.)

Так или иначе, для этих подводных встреч характерен несомненный взаимный интерес двух живых существ, двух млекопитающих. Как ни велика разница между человеком и китом, они друг другу не совсем чужие.

Глава третья

Когда кит странствует

Киты любят странствовать. Могучий инстинкт влечет их зимой в более теплые экваториальные воды, а летом — в арктические и антарктические области.

Китобои пользовались этим, они нападали на кочующие стада и безжалостно истребляли животных. И все же очень мало известно о подробностях китовых миграций, о поведении китообразных во время их тысячемильных странствий в океане.

Мы задумали сопровождать китов, и не просто сопровождать, а возможно ближе следить за ними и снимать их, используя наши «Зодиаки» и акваланги.

Для таких наблюдений отлично подходил калифорнийский серый кит, который в январе направляется из Арктики на юг, к Калифорнийскому полуострову, — там происходит брачный ритуал, и там рождаются детеныши.

Приведу вкратце рассказ Бернара Делемотта об одном из самых драматичных эпизодов трехмесячной экспедиции в Тихом океане.

«23 января 1968 года. Два часа дня. „Зодиак“ спущен на воду, кинокамеры лежат на своих пенопластовых подушках. Оператор — Ив Омер. Он уже облачился в гидрокостюм и занял место у левого борта, готов в любую секунду схватить камеру и прыгать в воду. Фалько стоит на самом носу.

Начинаем преследовать нашего артиста — это крупный серый кит, и плывет он, увы, очень быстро, что осложняет нам работу. Но сдаваться нельзя, через два часа будет уже слишком мало света для подводной съемки.

Скорость 5–6 узлов позволяет нам не отставать от животного, а когда он всплывает за воздухом, мы сокращаем просвет. Ив уже трижды прыгал в воду, но никак не может угадать в нужную точку. Чтобы удовлетворительно снять голову кита, надо рассчитать все чуть не до долей секунды. Войдет аквалангист слишком рано в воду — кит успеет свернуть в сторону; опоздает — на пленке будет только туловище и хвост.

Мы решили нырять лишь тогда, когда будем совершенно уверены в точном попадании, пусть даже из-за этого упустим несколько случаев.

Погоня продолжается. Увлекательное это дело, хотя при каждом ударе о волну впечатление такое, будто мы врезались в каменную стену. Каждый раз, когда кит всплывает, мы все ближе подбираемся к нему. Сейчас нас разделяет всего 50 метров. Всплыл! Прибавляю ход, идем почти вровень. Кит ныряет, но я вижу его, он ушел вглубь от силы на 8–10 метров, можно различить все движения могучего туловища.

Беберу Фалько на носу видно лучше, чем мне. Он жестами показывает мне, как рулить, чтобы держать „Зодиак“ прямо над зверем. Ив не выпускает из рук камеру, ведь кит может всплыть в любую секунду. И мы не должны его прозевать.

Рокот мотора явно досаждает киту, он поворачивает вправо, влево. Благодаря острому зрению Бебера мне удается поспевать за животным. Вот он пошел вверх. Выключаю мотор, а Ив Омер, сжимая в руках кинокамеру, уже занес ногу над бортом.

Вдруг слышу крик Бебера:

— Берегись!

Поздно. Слышно гул, как от огромного водопада. Выдох кита? Или всплеск рассекаемой им воды?

В каких-нибудь 3–4 метрах от „Зодиака“ вздымается над водой чудовищная голова, выше, выше, рядом с лодкой появляется могучая черная туша, между тушей и мной мелькает нога Ива…

Я так и не успел разобрать, отчего был такой гул. Потому что в следующий миг зверь задел „Зодиак“ и нас с Омером вышвырнуло за борт. По давлению в ушах я понял, что мы погружаемся все глубже и глубже.

Я не терял сознания и погружался с открытыми глазами, но кругом был кромешный мрак. Попытался плыть, но руки-ноги почему-то не слушались. Меня прижало к живой стене. Левой щекой я ощущал прикосновение мягкой кожи. Это было туловище кита, но только с одной стороны, а что же меня к ней прижало?

И тут мне все стало понятно. Я погрузился вместе с „Зодиаком“, и теперь мы оба стремились к поверхности. Я попал в ловушку между лодкой и брюхом кита.

Первой моей реакцией была ярость. И правда, как не разозлиться: благополучно пережил столкновение со зверем, а теперь могу погибнуть потому, что надувная лодка держит меня под китом!

Вдруг я почувствовал, что руки и ноги освободились. Оттолкнулся ногами — пошел вверх, прямо вверх, будто по трапу. Казалось, подъем длится целую вечность, я задыхался…