Краснокожая хищница - Бэккер Роберт
Молодой самец не понимал причины своих вспышек ярости, направленной на птенцов. Но он чувствовал, что они огорчают Рэд, и старался подавить их в себе. Его разум и привязанность к Рэд могли взять верх над дикими порывами, доставшимися ему от далеких предков.
Весь день взрослые рапторы находились в состоянии предельного напряжения. Всякий раз, когда самец поднимался, чтобы немного размяться, сестра Рэд и ее старшая дочь вскакивали и угрожающе раскрывали пасти. Младшие детеныши трусливо жались друг к другу за спиной матери, а самец отходил и отводил глаза. В конце концов с наступлением ночи, когда стая должна была построить себе гнездо, Рэд попыталась ткнуться носом в морду сестры. Та зарычала.
Рэд сердито заворчала на племянников и направилась к самцу. Подойдя, она игриво куснула его за шею, как делала это много раз.
Ему этот укус показался слишком сильным.
Кругом опасные хищники с гребнем на спине. Мозг Рэд был в состоянии повышенной тревоги.
Этим утром она охраняла стаю, сидя на краю стофутовой скалы и глядя вниз на равнину, где паслись три больших стада акрокантозавров. Обглоданные стаей рапторов скелеты жертв трещали у них под ногами.
Число акрокантозавров быстро увеличилось оттого, что стада дружно передвигались из засушливых районов к востоку.
Рапторы не любили связываться с большими группами акрокантозавров. Стая меняла территорию охоты почти каждый день. Они перемещались на северо-запад по мере того, как набирало силу нашествие акрокантозавров.
Один из акрокантозавров брел по глубокому сухому оврагу, прорезанному в красной почве дождями. Это был молодой самец, полностью созревший к этому сезону. Его вытеснили из семьи — неизбежная участь всех самцов этого вида, достигших зрелого возраста. Теперь он должен был подыскать себе постоянную партнершу и заявить свои права на нее.
Для молодого динозавра это время тревожное и беспокойное. У этого акрокантозавра не было напускной храбрости и заносчивости. Он еще не знал, что его вид — самый крупный и сильный во всей Северной Америке. Ему было известно только, что неделю назад он жил в безопасности и комфорте со своей семьей и вся их добыча была общей. А теперь он мог рассчитывать только на себя и чувствовал, что совершенно к этому не готов.
Он привык в одиночестве совершать небольшие вылазки, исследовать незнакомые запахи. Но до сих пор можно было, испугавшись чего-нибудь, прибежать под защиту матери.
Самец перестал облизывать свои десны и небо узким треугольным языком. Он не мог сильнее надавить на слизистую оболочку пасти, язык был слишком мускулистым и плохо ворочался из стороны в сторону. То место в пасти, куда в начале сезона его ударил усаженный шипами зверь, все еще болело.
Ему совсем не нравилось, что теперь придется охотиться самому. Но когда он попытался вернуться обратно в стадо к матери, та прогнала его.
Снфф… снфф… снфф… Снфффф! Легкая добыча — может быть — запах раптора!
Настроение сразу улучшилось. Его семья часто промышляла тем, что крала добычу у рапторов. При этом акрокантозавры не чувствовали никаких угрызений совести. Стянуть чужую добычу считалось у них делом не менее достойным и благородным, чем охотиться самостоятельно. Даже более благородным, потому что на воровство затрачивается гораздо меньше сил и энергии.
Молодой акрокантозавр привык связывать запах рапторов с возможной легкой добычей. Обычно рапторы не сопротивлялись, если только акрокантозавры не угрожали их детенышам. Тогда уж они словно с цепи срывались.
Снфффф. Акрокантозавр приник носом к стволу старого сучковатого дерева с расщепленной верхушкой. Очень странно: след раптора, казалось, вел вверх по стволу. Раньше акрокантозавр ни с чем подобным не сталкивался.
Он воззрился на дерево прямо перед своим носом. Ему не приходило в голову посмотреть вверх. Он не был запрограммирован на это, потому что добыча всегда находилась ниже уровня его головы. Так что он привык смотреть вниз или по сторонам.
Ветка и несколько сухих листьев упали ему на голову. Акрокантозавр зажмурился. Его голова была покрыта толстой ороговевшей шкурой, снизу укрепленной плотными костными слоями. Если что-то и падало сверху, вреда ему не причиняло.
Уанк! Большая мертвая ветка ударила его прямо между глаз. Он вздрогнул.
Это было незнакомое ощущение — удар падающих сверху тяжелых предметов. Акрокантозавру это совсем не понравилось.
Запах раптора становился все сильнее, и шел он сверху. Акрокантозавр сделал то, чего раньше никогда не делал: повернул голову направо и посмотрел вверх, скосив левый глаз.
«Раптор! — просигналил его мозг. — Раптор на дереве».
Акрокантозавр отступил и прикинул расстояние. Он вытянулся вверх, насколько позволяли шея и голова.
«Слишком высоко», — подумал он, сопя, обошел дерево и случайно задел его низкими рогами, торчавшими у него над бровями.
Мертвое гнилое дерево содрогнулось.
«Уау! Я и не знал, что смогу это сделать… раскачать дерево».
Акрокантозавр открыл для себя собственное могущество.
Он посильнее толкнул дерево, оно закачалось еще больше. Птенец раптора наверху зашипел и закричал.
«Здорово, я могу напугать раптора!» — приблизительно так можно было перевести его мысли.
Акрокантозавр еще сильнее двинул головой о ствол. Детеныш наверху в панике заверещал.
Акрокантозавр обошел вокруг, остановился, опустил морду, согнул ноги и ринулся к дереву.
Ствол с треском раскололся надвое и сломался у основания. Толстые куски дерева обрушились на голову и плечи акрокантозавра. Он зажмурил глаза, вслушиваясь в царапающие звуки падения.
Наконец акрокантозавр открыл глаза. В пяти футах от него навзничь лежал испуганный и ошеломленный детеныш раптора и смотрел прямо на него.
Сентябрь
Двухъярусная драма
Драма тем временем разыгрывалась на двух уровнях. Если на подмостках, представлявших собой поверхность земли Раннего Мела, главные роли гигантских хищников играли рапторы и акрокантозавры, то под сценой, то есть под землей, «вспомогательный состав» разыгрывал другой сюжет. Исполнителями были маленькие создания, избегающие дневного света.
Если вы размером не больше мыши, жаба покажется вам гротескным монстром из страшной сказки. Эгиалодон был всего лишь маленьким насекомоядным пушистым шариком весом в одну унцию[6]. Дергающийся комочек мускулов с вытянутой мордой, черными бусинками глаз, чрезвычайно чувствительными усиками и сжимающимися пятипалыми когтистыми лапками.
В норе возникла морда лягушки. Лягушачья пасть была такая широкая, что могла спокойно заглотить эгиалодона.
Для эги были опасны не только лягушки, но даже какой-нибудь достаточно большой жук. Рапторы же были чересчур громадны, чтобы быть замеченными. Для эгиалодонов рапторы и акрокантозавры, тяжело топающие по земле над их норами, представляли собой Стихийные Силы Природы, подобные землетрясению.
Эгиалодон уже полчаса чувствовал, как содрогаются стенки его жилища. Потом в отверстие норы посыпались листья. Внутри их оказалась лягушка. Она пряталась там, как в гнезде, пока акрокантозавр не задел ее своей гигантской лапой и не загнал несчастное земноводное во владения эги, как в лузу.
Лягушка своим крошечным мозгом не могла осознать, что произошло. Она умела только прятаться от гигантских гороподобных животных, то и дело грозивших расплющить ее маленькое тельце в лепешку.
