Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович
— Тик, тик, тик.
— Во избежание случаев раздавливания, мы забираем яйца у птиц и инкубируем в инкубаторах...
— Тик, тик, тик.
— А вместо яиц мы кладем в гнезда куклы...
— Тик, тик, тик.
— Какие куклы? — спросил меня удивленный Наянго. – Барби?
— «Куклами» называют муляжи яиц из пластмассы.
— А-а!
— Тик, тик, тик.
33
В качестве наших преподавателей выступали не только сотрудники Джерсийского зоопарка.
На один день, специально, чтобы прочитать лекцию по какой-то особенно заковыристой теме, к нам прилетела Виктория Смит из Лондонского Института Зоологии. Количеством званий и титулов она могла поспорить с Леонидом Ильичем Брежневым. Но если Леонид Ильич по большей части говорил просто и понятно, то речь Виктории была для нас недоступна совершенно.
Стыдно сказать, но я так и не понял, о чем была эта лекция. Слайды, которыми сопровождала Виктория свой «спич», изображали какие-то палочки и кружочки. Иногда они представлялись мне вирусами, а иногда хромосомами.
Ханна, для которой английский язык был родным, глядела на Викторию, как сельдь на кита.
Самое разумное, что можно было сделать в такой ситуации, это не упустить случая и всхрапнуть. И многие его не упустили.
Только трое из нас упорно пытались уловить в речи Виктории знакомое слово. Однако знакомых слов не было. Связь между аудиторией и докладчицей отсутствовала. И докладчица это в конце концов поняла. Она замолчала и удивленно посмотрела вокруг. Шесть человек из девяти спали. Остальные сидели с открытыми ртами и явным недоумением на лицах.
Виктория нервно забарабанила пальцами по кафедре. Звук этот смутно отразился в мозгах спящих. Наянго дернулся, но не проснулся.
— Есть вопросы? — спросила Виктория.
Вопросов было много. Прежде всего, хотелось спросить: «О чем эта лекция»? Но задавать такой вопрос было как-то неудобно.
Я видел, что отсутствие понимания у студентов Викторию огорчает. Это действительно неприятно. Человек из Лондона летел, чтобы нам о своей работе рассказать, а мы его и спросить ни о чем не можем.
И так мне обидно стало, что я решил все-таки хоть что-нибудь сказать и поднял руку.
— Пожалуйста, — обрадовалась Виктория.
Я встал. Мелисса насторожилась, надеясь хотя бы из моего вопроса понять, про что лекция. Виктория несколько раз кивнула, подбадривая меня.
Я очень желал спросить, а ей сильно хотелось ответить. Но поскольку вопрос свой я сформулировал из того, что не понял, то докладчица, как ни старалась, ответить на него не смогла.
Лишь много позже я понял, насколько увлекательной, я бы даже сказал захватывающей, была тема той лекции. Но изложить ее можно только таким строгим научным языком.
34 (1Квакша_джерсийская (гл. 34)
На выездную лекцию мы отправились в крохотном микроавтобусе — в России такие называют «полбуханками».
Джон неожиданно весело крутил руль машины, и она летела по мокрому шоссе зигзагами.
Через десять минут езды впереди показалось небо, отраженное в воде, и Джон резко повернул руль. Машина торцом вылетела на берег и прижалась боком к высокой гранитной башне.
— Музей краеведения! — объявил Джон, вылезая.
По высоким ступеням мы поднялись в тускло освещенный зал. Здесь нас встретил пожилой человек с большими печальными глазами. Его седые волосы были увязаны в хвост, похожий на лошадиный.
Едва мы вошли, седой человек протянул к нам ладони широкие, как садовые лопаты, и сказал:
— Жизнь жестока, друзья мои! И в этом вы сейчас убедитесь.
Тяжело вздохнув, он подошел к стене, на которой висели фотографии в рамках черного траурного цвета. Фотографии изображали животных, растения и какие-то камни.
— Перед вами, — седой человек показал на первую рамку, — лиса, героиня с детства любимого фольклора. Сейчас на Джерси она полностью истреблена... Перейдем к следующей фотографии.
Мы послушно передвинулись вперед.
— Белка! Хрупкое, беззлобное создание. Помните? «Белка песенки поет, да орешки все грызет…» Теперь ее песенка спета. А здесь, обратите внимание...
Мы сделали еще несколько шагов.
— Здесь вы видите прыткую лягушку. — Седой человек вынул из кармана платок и вытер увлажнившиеся глаза. — Простите меня. Я должен рассказать вам о прыткой лягушке, но трудно, трудно удержаться от слез!
Мы уже готовы были зарыдать вместе с ним.
— В последние годы популяция этой амфибии на острове резко сократилась и ее потеря… — седой человек снова воспользовался платком, — ее потеря была бы невосполнима! Однако... — в скорбном голосе вдруг послышался некоторый оптимизм. — Однако, на самом краю пропасти мы сумели задуматься. Мы создали общество защиты этого вида. И теперь его численность постепенно восстанавливается.
Седой человек свернул платок и спрятал его в карман.
— А сейчас я приглашаю вас в нижний зал, где вы сможете познакомиться с панорамой «Сопротивление джерсийских патриотов немецким захватчикам».
35
Под конец теоретической части курса мы каждый день слушали нового лектора. Нас бросало из одной области науки в другую. Это напоминало процесс изготовления деталей на металлургическом заводе. Сначала мы проходили горячий цех, затем холодный и, наконец — сборку.
Но не все изделия покидают завод одинаково качественными, и не все студенты оканчивают курсы с блестящими знаниями. Мои знания, например, не так уж и блестели.
Томи с равнодушным видом говорил, что он ничего нового из лекций не узнал. Все это он слышал в Сорбонне и в США.
— Да, — соглашался Родриго, — Ничего нового. Все это мы слышали.
Но я бы точно нигде больше подобных знаний не приобрел. То же касалось Наянго, Кумара, и Мригена.
Один лишь Део не вкусил плодов просвещения. Зато уж выспался он как следует.
Хоть и шли лекции целый месяц, а пролетели быстро.
Недели, на протяжении которых мы слушали и записывали, уложились вдруг в один миг и стали прошлым. Так бывает во сне: проживешь целую жизнь, проснешься, оказывается, спал всего час. Удивительно!
Однако впереди нас ждал экзамен.
Это, казалось бы, естественное, давно ожидаемое событие нагнало на нас такого страху, что даже наши «тертые калачи», наши «стреляные воробьи» Томи и Родриго схватились за «руководства».
Именно теперь, перед экзаменом, который был для нас чем-то вроде Страшного суда, мы поняли, почему Фа называет эти книги «библиями».
Только Део поднявшаяся суматоха никак не коснулась.
— Мне этот базар без мазы, — сказал он. — Меня от него колбасит.
После окончания лекций нам дали несколько дней отдыха. Однако перед смертью, как известно, не надышишься.
Нарушая все запреты, я стал брать еду в комнату, и ел, сидя перед «руководством». Я уже не разбирал, что сейчас за окном — день или ночь? Сон слился с явью. Я научился, подобно дельфину спать одной половиной мозга, пока другая работала. Я превратился в одностороннего человека.
Я прочитал свои конспекты раз сто. Но каждый раз находил новые, каким-то образом пропущенные ранее параграфы. Мои записи стали казаться чем-то вроде калейдоскопа, в котором всякую секунду складывается новая картина. Я понял, что борьбы этой мне не выиграть никогда. Оставалось надеяться на случай и на внезапный прилив гениальности.
К тому же выводу за день до экзаменов пришли и мои однокурсники. Но повели себя все по-разному. Наянго с утра уехал в церковь и вернулся лишь на границе глубокого вечера и ранней ночи. Кумар молился в своей комнате.
Мриген ел так, словно хотел наесться на всю оставшуюся жизнь. Томи с задумчивым выражением сидел в гостиной и смотрел абсолютно выключенный телевизор. Мелисса рассказывала Ханне, как печь пироги с филиппинскими грибами. Део слушал Боба Марли. Родриго сел на паром и уехал на сутки во Францию.
Я гулял вдоль Ла-Манша по побережью. Вода была чистой. Небо надо мной - ясным. Не ясно только было, каким образом я завтра сдам экзамен.
