Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен
Российские подозрения в нечестной игре оказалось справедливыми. Госсекретарь Джеймс Бирнс позже признался, что он постарался сделать так, чтобы кредиты не были предоставлены, «похоронив» соответствующую папку: «Я поместил ее в забытый всеми архив и, таким образом, был уверен, что Фред Винсон, новый министр финансов, не наткнется на нее»[1180].
Оптимистичный прогноз Сталина насчет англо-российского союза еще сохранялся до 1946 года. Это нашло отражение, в частности, в его ответах на вопросы, которые задал ему Александр Верт, русскоговорящий журналист радиовещательной корпорации Би-би-си и издания «Санди таймс», который находился в Москве на протяжении всей войны и написал сильную книгу о своих впечатлениях, «Россия в войне, 1941–1945» (“Russia at War, 1941–1945”).
«Верт: Верите ли Вы в реальную опасность «новой войны», о которой в настоящее время ведется так много безответственных разговоров во всем мире? Какие шаги должны бы быть предприняты для предотвращения войны, если такая опасность существует?
Сталин: Я не верю в реальность опасности “новой войны“.
О “новой войне“ шумят теперь главным образом военно-политические разведчики и их немногочисленные сторонники из рядов гражданских чинов. Им нужен этот шум хотя бы для того, чтобы:
а) запугать призраком войны некоторых наивных политиков из рядов своих контрагентов и помочь таким образом своим правительствам вырвать у контрагентов побольше уступок,
б) затруднить на некоторое время сокращение военных бюджетов в своих странах,
в) затормозить демобилизацию войск и предотвратить таким образом быстрый рост безработицы в своих странах.
Надо строго различать шумиху о “новой войне“, которая ведется теперь, и реальную опасность “новой войны“, которой не существует в настоящее время.
Верт: Считаете ли Вы, что Великобритания и Соединенные Штаты Америки сознательно создают для Советского Союза “капиталистическое окружение“?
Сталин: Я не думаю, чтобы правящие круги Великобритании и Соединенных Штатов Америки могли создать “капиталистическое окружение“ для Советского Союза, если бы даже они хотели этого, чего я, однако, не могу утверждать.
Верт: Верите ли Вы в возможность дружественного и длительного сотрудничества Советского Союза и западных демократий, несмотря на существование идеологических разногласий, и в “дружественное соревнование“ между двумя системами, о котором говорил в своей речи Уоллес?
Сталин: Безусловно, верю»[1181].
Генерал Эйзенхауэр на своем пути в Англию на борту океанского лайнера «Куин Мэри» заявил на пресс-конференции, что он согласен с заявлением премьера Сталина о том, что ни одна страна не хочет войны.
* * *То, что президент Рузвельт так упорно старался предотвратить (он не хотел позволить английским и американским дипломатам после завершения войны создать видимость англосаксонской коалиции, противостоящей славянскому народу), после его смерти стало реальностью. Великобритания получила послевоенный кредит, в котором она отчаянно нуждалась, а Советский Союз, который в нем нуждался еще больше, его не получил. Трумэн под давлением своих советников отверг возможность совместного со Сталиным контроля над атомной бомбой. Таким образом, в конечном итоге полный опасений Сталин, самый подозрительный из всех мировых лидеров, столкнулся с тем, что Америка отказалась уступить свое превосходство в вооружениях и отказалась оказать помощь его стране. Следует напомнить превосходное выражение Рузвельта в его первой инаугурационной речи: «Единственное, чего мы должны бояться, так это самого страха». После того как он умер, постепенно стало очевидно, что страх снова стал расползаться по его стране. Это был необычный, новый страх: страх перед Россией.
12 апреля 1946 года газета «Правда» отметила годовщину смерти Рузвельта хвалебной статьей о нем. «Советские люди видели в Рузвельте друга Советского Союза», – говорилось в газете. В статье Рузвельт был представлен как «враг изоляционизма, а также противник тех не-изоляционистов, которые считали и до сих пор продолжают считать, что политика Соединенных Штатов должна заключаться в силовых методах с целью установления господства американских интересов во всем мире»[1182].
Примерно в то же время Энтони Иден сказал: «Если бы Рузвельт жил и сохранил свое здоровье, он никогда бы не позволил развиваться нынешней ситуации. Таким образом, его смерть явилась бедствием неизмеримых размеров»[1183].
Стимсон писал: «Миру и цивилизации не так уж важно, получит ли Россия доступ к секретам [ядерного] производства в течение, скажем, минимум четырех лет или максимум двадцати лет, для них гораздо важнее быть уверенными в том, что, когда она получит к ним доступ, она будет готова выступить в качестве активного партнера среди миролюбивых народов мира»[1184].
29 августа 1949 года в Казахстане, менее чем через четыре года после знаменательного заседания правительства США, на котором Стимсон высказался за совместный с Россией контроль над атомной энергией, Советский Союз успешно испытал атомную бомбу. Эта операция получила кодовое название «Первая молния». Началась гонка ядерных вооружений.
Спустя несколько лет Сталин сказал, продемонстрировав свою сохранявшуюся привязанность к умершему руководителю США, а также свою незыблемую веру в превосходство коммунистической системы над капиталистической: «Рузвельт был великим государственным деятелем, умным, образованным, дальновидным и либеральным руководителем, который продлил жизнь капитализму»[1185].
Слова благодарности
Я хотела бы в первую очередь поблагодарить Светлану Червонную. Она была моим терпеливым консультантом, переводчиком и источником информации обо всем, что касалось России. Светлана обеспечила меня множеством документов из различных российских источников и позволила мне ознакомиться в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) в Москве с письмами Сталина Рузвельту.
Я хочу поблагодарить также моих весьма полезных читателей. Прежде всего профессора Мэрилин Б. Янг – за ее замечания, дельные советы и щедро пожертвованное мне время, этот бесценный дар, и профессора Фрэнка Костиглиолу – за интерес к моей работе, высказанную точку зрения и помощь в исследовании архивов, относящихся к описываемому периоду. Я также в долгу перед Стивеном Шлезингером, Уильямом Левитом, Джоном Коннором и Пэтом Биэрдом за их проницательные замечания и постоянный интерес к рукописи, а также перед Дэни и Фрэнком Вайлями – за их полезные предложения и перед генералом Джеймсом Абрахамсоном. Хочу также поблагодарить Сьюзен Коннор, которая перевела для меня оригиналы писем Сталина Рузвельту, хранящиеся в РГАСПИ, и Энтони Заннино за помощь в переводе.
Я чрезвычайно признательна Виктории Уилсон, моему редактору, обладающему удивительной интуицией, за ее предложения о внесении необходимых изменений и дополнений, которые значительно улучшили рукопись, и Фредерике Фридман, моему литературному агенту. Я глубоко признательна также Артуру Шлезингеру-младшему, наставившему меня на путь, который привел к появлению этой книги. Ее главы увидели свет во время моего пребывания в творческом поселке Макдауэлл в Питерборо, штат Нью-Гэмпшир, где ничто меня не отвлекало. Я должна поблагодарить Карла Пфоржеймера за то, что познакомил меня с кабинетами Фредерика Льюиса Аллена и Вертхайма в Нью-Йоркской публичной библиотеке на Сорок второй улице, где было написано такое множество книг, и Джея Барксдейла, который сделал мое пребывание там комфортным.
