Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен
Рузвельт пытался вмешаться, оправдывая свои действия необходимостью переброски по железной дороге через Индию в Ассам у бирманской границы американских солдат и боевой техники для блокирования коммуникаций, ведущих к Бирме и Китаю. Президент мотивировал такую необходимость постоянной угрозой вторжения японцев через границу с Бирмой и тем, что индусам необходимо предоставить права и обращаться с ними как с равными, чтобы они имели возможность дать достойный отпор японским интервентам в случае вторжения. В начале 1942 года он направил в Дели полковника Луиса Джонсона, бывшего помощника военного министра, в качестве личного представителя президента США. Джонсону предстояло попытаться убедить вице-короля предоставить индусам некоторое право распоряжаться собственной жизнью и пообещать статус доминиона сразу после окончания войны, надеясь, что это поможет индусам помириться с британцами. Одновременно с отправкой миссии Джонсона в Индию Рузвельт написал Черчиллю письмо, предлагая свое решение, продуманное в духе традиций англо-американской истории: сформировать орган, «который можно будет назвать временным правительством, возглавляемым небольшой представительной группой в составе выходцев из различных каст, представителей различных профессий, религий и географических районов. Эту группу можно было бы признать в качестве переходного правительства доминиона»[779]. Франклин Рузвельт поручил Гопкинсу, который находился в Лондоне для координации военных планов США и Британии, обсудить эти идеи с Черчиллем, что Гопкинс и сделал. Однако, по словам Гопкинса, беседа с британским премьером, которая проходила в течение уик-энда в Чекерсе, завершилась полным крахом. Только услышав о миссии Джонсона, Черчилль, словно обезумев, впал в неистовство. Позднее Гопкинс описывал Стимсону: «Когда он узнал, с какой целью президент послал Джонсона в Индию… поток грязной ругани изливался на меня почти два часа подряд, хотя была уже вторая половина ночи. Сцена была весьма колоритной»[780].
Черчилль, который сражался в Индии в качестве младшего офицера королевской кавалерии, позже называл индусов «самыми жалкими и мерзкими созданиями на земле… опасными паразитами»[781]. Вице-король в этой стране правил железной рукой: была введена жесткая цензура, людей арестовывали безо всякого ордера, сажали в тюрьмы без суда, индусам ограничили доступ к образованию, гражданской службе и работе на промышленных предприятиях.
16 октября 1942 года на Бенгалию обрушился мощный циклон, наводнение затопило поля, разрушило дома и лишило людей элементарных средств к существованию. Даже в такой ситуации британская политика не изменилась: население по-прежнему не получало риса, хотя его партии регулярно перевозились из Бенгалии на Цейлон. В результате 13 процентов населения этого региона постигла голодная смерть. Поскольку индусам не разрешалось выезжать за границу, и у них не было доступа к международным средствам связи (телефону или телеграфу), а их руководители сидели в тюрьме, у бенгальцев не было возможности даже известить мир о своем бедственном положении.
После наводнения Рузвельт вместо Джонсона послал в Индию в качестве своего личного представителя Уильяма Филлипса, самого опытного дипломата из Госдепартамента и руководителя подразделения Управления стратегических служб США в Лондоне. Филлипсу была поручена та же миссия: «добиваться предоставления свободы всем угнетенным народам в самые короткие сроки»[782]. К приезду Филлипса в конце 1942 года огромные массы индусов во главе с Махатмой Ганди и Джавахарлалом Неру восстали, доведенные до отчаяния произволом британцев. В ответ на это вице-король расстрелял десять тысяч повстанцев, а девяносто тысяч бросил в тюрьмы. В тюрьме оказались двадцать пять тысяч членов партии «Индийский национальный конгресс» вместе с Неру и Ганди, которых лишили прав переписки и общения. Филлипс запросил разрешение на встречу с ними, но получил отказ. Узнав о том, что Неру в тюрьме объявил голодовку, Черчилль презрительно буркнул: «Мы не возражаем, если он умрет с голоду, раз он этого хочет… Он – это абсолютное зло, он ненавидит нас всеми фибрами души»[783].
А вот как он отозвался о Ганди: «Меня мутит при виде господина Ганди, этого мятежного адвоката из “Миддл-Темпла“[784], который теперь изображает из себя столь модного на Востоке факира, шагающего полуголым по ступеням дворца вице-короля, чтобы потребовать на равных вести переговоры с представителем британской короны»[785].
Черчилль заявил, что столкновения были вызваны распрями между индусами и мусульманами, что не являлось правдой. На самом деле, как это бывало и в прошлом, британская политика держалась на поощрении вражды между этими двумя группами населения. «Меня вовсе не привлекает перспектива единой Индии, которая укажет нам на дверь»[786], – признавался Черчилль.
Месяцем позже, 11 ноября 1942 года, Черчилль произнес свою знаменитую фразу: «Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать на церемонии распада Британской империи»[787]. Министр по делам Индии Лео Эмери вспоминал: на следующий день Черчилль «находился буквально в состоянии исступленной ярости при одной только мысли об унижении, которое ему придется испытать в случае изгнания британцев из Индии самым звероподобным народом на земле, после немцев, конечно… Черчилль знает о проблемах Индии ровно столько же, сколько Георг III знал о проблемах американских колоний». Причина заключалась не в недостатке кораблей и запасов продовольствия или утаивании информации, причина заключалась в том, что Черчилль не желал решать эту проблему. К исходу зимы положение в стране только ухудшилось. Губернатор Бенгалии сообщал британским властям: «Бенгалия стремительно приближается к голодной смерти»[788]. Забеспокоился даже вице-король, страстный приверженец политики Черчилля, давно оторванный от реальной жизни в гигантском дворце и постоянно хвастающийся своим огромным тронным залом округлой формы с куполом и банкетным залом на 140 человек, в котором по обыкновению прислуживали ряды лакеев в малиново-золотых ливреях. (После посещения дворца принц Уэльский сказал вице-королю: «Именно так должна проявляться королевская власть»[789].) Встревоженный вице-король в конце октября 1943 года телеграфировал премьер-министру: «Голод в Бенгалии – одно из величайших бедствий, которые только выпадали на долю народа под британским правлением, и я опасаюсь за нашу репутацию в этой стране»[790]. Черчилль не обратил на эту телеграмму никакого внимания. В своем докладе президенту США Филлипс не стал преуменьшать масштабов бедствия: «Многие сельские районы Бенгалии лишены продовольствия, деревенские жители уходят в города, чтобы там умереть от голода. Сообщают, что в Калькутте на улицах лежит столько тел умерших от голода, что живущие там европейцы открыто обращаются к муниципальным властям, требуя принять более действенные меры для уборки трупов с улиц»[791].
Вести о разрастании бедствия стали доходить и до британской общественности. Архиепископ Кентерберийский призвал к совершению ежедневных молебнов за умирающих от голода в Индии. Палата общин единогласно проголосовала за отправку продовольствия голодающим. Однако Черчилль оставался непреклонным. Он приостановил исполнение решения палаты и резко заметил, что ему «безразлично, что палата думает по этому поводу»[792]. Эмери обратился к кабинету военного времени Великобритании с просьбой направить голодающим продовольствие. Однако кабинет возглавлял Черчилль, и Эмери получил отказ. Макензи Кинг и Рузвельт предлагали послать продовольствие в Индию – им тоже ответили отказом. Как писал Хэлл в своих «Мемуарах», делая вид, что все обстояло нормально и одновременно пытаясь сказать правду, «мы предприняли усилия, чтобы послать часть наших избыточных запасов риса из Западного полушария в Индию. Однако британские представители в Объединенном совете по продовольствию в Вашингтоне настаивали на том, чтобы обязанность по снабжению Индии продуктами питания оставалась за Британией, и нам пришлось с этим согласиться»[793]. Позиции Черчилля не смягчились даже с течением времени. В июле 1944 года вице-король Арчибальд Уэйвелл докладывал: «Уинстон прислал мне раздражительную телеграмму, спрашивая, почему Ганди все еще не умер»[794]. Осенью 1944 года, уже в Квебеке, Черчилль открыто заявил Рузвельту и Макензи Кингу, что голод «случился из-за того, что народ сам попрятал продукты с целью спекуляции»[795]. Спустя шесть недель Черчилль, по свидетельству министра по делам Индии, начал свою речь на совещании кабинета военного времени следующими словами: «В порядке преамбулы об индусах, которые плодятся как кролики, а нам обходятся в миллион в день, ничего не делая для войны»[796].
