Преступник будет найден (Рассказы о криминалистике) - Ваксберг Аркадий Иосифович
Стулов встретился со мной взглядом и, видимо узнав меня, тотчас отвернулся.
Я простоял несколько минут в душном переполненном зале, хотя смысл происшедшего мне, юристу, был ясен уже в то мгновение, как я узнал, что Стулова судят снова.
Нет, он не совершил нового преступления. Его судили за старое, за очень давнее — такое давнее, что, казалось бы, пора было о нем уже позабыть.
Но о нем не забыли. Пятнадцать лет искали опаснейшего преступника, негодяя, сделавшего убийство своей главной профессией.
Он знал, что за ним идут по пятам. Он понимал, что когда-нибудь сорвется. Но долго и довольно искусно ему удавалось заметать следы.
И все-таки он сорвался. Неосторожно вырвавшееся слово заставило Лазареву вздрогнуть. Она ничего толком не поняла, но ей стало ясно, что Стулов скрывает страшную тайну.
Он безошибочно прочел ее мысли. И тут же решил, что Лазарева не должна жить...
Я хорошо помню, что и Маевский, и Брауде предполагали и это. Как сейчас вижу: заваленная бумагами комната, ночничок, тускло горящий в углу; Брауде стоит у окна, вытирает слезящиеся от усталости глаза и ворчит со своей обычной хрипотцой:
— Может, он ее из страха кокнул?.. Может, она пронюхала о нем что-нибудь такое... Как ты думаешь?
А мне совершенно не хочется думать, я устал и чертовски хочу спать.
— Не может быть, — вяло говорю я, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Не может быть... — передразнивает меня Брауде. — Тоже мне Спиноза.
Но то, о чём смутно догадывались и следователь, и адвокат, подтвердилось. Тогда это были предположения, их нечем было обосновать. Теперь же другие люди, с не меньшим упорством распутавшие клубок другого преступления, доказали правоту талантливых своих коллег, отыскав последнее звено в железной цепи улик.
Загадки больше не было.
СМОТРЕТЬ И ВИДЕТЬ
Усталая взмыленная лошадь, дико вращая глазами, влетела на площадь, круто развернулась и остановилась возле почты, тяжело дыша. Седока не было видно. Сбежавшиеся люди нашли его в санях, с пулей, пробившей сердце. Убитый наповал, он упал лицом вперед, прижимая к груди ящик с деньгами...
Это не цитата из Брет-Гарта. Это — подлинное происшествие. Оно произошло несколько лет назад в Ивановской области. Почтальон, развозивший в отдаленные села денежные переводы, подвергся нападению и в завязавшейся перестрелке был убит. Преступникам не удалось захватить деньги: лошадь понесла, увозя труп и денежный ящик.
Через несколько минут срочно вызванные по телефону сотрудники уголовного розыска произвели первый осмотр. В револьвере, принадлежавшем почтальону, не хватало нескольких патронов — значит, почтальон отстреливался.
Удалось ли ему попасть в преступника? Сколько человек участвовало в нападении? В каком направлении они скрылись?
Место, где было совершено преступление, вскоре нашли, но раздобыть какую-либо улику не удавалось. И вдруг один из производивших осмотр работников обратил внимание на небольшое красное пятнышко, слабо приметное даже на белом снегу. Его нашли в нескольких десятках метров от места нападения — это был кровавый плевок. В плевке оказалось несколько мельчайших осколков зуба.
На первый взгляд такая находка — вообще не находка. Попробуй разыщи кого-нибудь по таким крупинкам!.. Но тысячу раз был прав старина Шерлок Холмс, с гордостью заявлявший: «В моей профессии нет ничего важнее пустяков».
Для сведущего человека, для того, кто вооружен знаниями, кто силен навыками, кто владеет тончайшим искусством видеть то, что скрыто от невнимательного глаза, для такого человека осколок зуба — это целая «повесть» о преступнике!..
Совпадение линии изломов позволило установить, что осколки, когда они сложены, имеют форму коронки мужского левого коренного зуба нижней челюсти — стоматологи называют его моляром. По зеленоватой окраске части стенок всех найденных осколков специалисты установили, что зуб этот пломбировался, причем поставлена была металлическая коронка.
Однако болезнь зуба — кариозный процесс — находилась, как установили эксперты В. А. Энтелис и З. А. Геликонова, еще на той стадии, когда для раздробления коронки на мелкие осколки требуется действие значительной силы. Отсюда был сделан вывод, что зуб, по-видимому, раздроблен пулей. А это значило, что человек, потерявший зуб, ранен в левую щеку. Нестертость зубных бугров и определенный след зубного камня позволяли утверждать, что владельцу зуба не исполнилось еще сорока лет.
Были немедленно приняты меру к тому, чтобы в ближайших районах задержать всех мужчин, не достигших сорока лет и имеющих ранение левой щеки. Вскоре был задержан двадцатисемилетний Шепелкин. Он утверждал, что коренные зубы потерял несколько лет назад, а рана на щеке образовалась от падения на доску с гвоздем. Следователь запросил все зубоврачебные кабинеты тех областей, в которых жил Шепелкин, не лечил ли тот свои зубы. Одна из поликлиник сообщила, что восемь месяцев назад в левый нижний второй моляр Шепелкина была положена металлическая пломба. Судебный медик, в свою очередь, установил, что ранение Шепелкина в щеку является огнестрельным.
Круг замкнулся. Когда Шепелкина ознакомили с материалами, которыми располагало следствие, он подробно рассказал о своем преступлении. От момента, когда в руки следствия попало «всего» несколько мельчайших кусочков зуба, до окончания расследования тяжкого преступления прошло лишь несколько дней.
В том, что здесь рассказано, нет решительно ничего особенного, удивительного, необычайного. Это — рядовой случай из следственной практики. Каждый следователь может рассказать десятки случаев, куда более занимательных и эффектных, когда распутываются такие сложные хитросплетения, что поначалу хочется опустить руки, когда картина преступления — загадочная и непонятная — восстанавливается в совершенной точности почти «из ничего».
Чем достигается это? Прирожденными свойствами? Сноровкой? Опытом?
Шерлок Холмс, которого я сейчас помянул мимоходом, втолковывал однажды своему спутнику доктору Уотсону:
«— Вы смотрите, но вы не наблюдаете, а это большая разница. Например, вы часто видели ступеньки, ведущие из прихожей в эту комнату?
— Часто.
— Как часто?
— Ну, несколько сот раз.
— Отлично. Сколько же там ступенек?
— Сколько? Не обратил внимания.
— Вот-вот, не обратил внимания. А между тем вы видели! В этом вся суть. Ну, а я знаю, что семнадцать, потому что я и видел, и наблюдал».
Каждый может проверить свою наблюдательность, включившись в игру, которую как-то затеял с нами, студентами, старейший советский криминалист профессор И. Н. Якимов, ныне уже покойный. Он предложил нам описать по памяти университетский коридор, аудиторию, вестибюль — помещения, которые каждый из нас видел сотни, тысячи раз. Наконец, он попросил подробно, с максимально возможной детализацией, дать «словесный портрет» той самой комнаты, в которой мы сидели, то есть, иначе говоря, описать то, что находилось перед нашими глазами.
И когда мы положили не густо исписанные листочки на профессорский стол, оказалось, что мы отчаянно, преступно ненаблюдательны. Именно преступно, — так сказал профессор. Описания по памяти были чудовищно скупы и примитивны: мало кто мог вспомнить что-нибудь, кроме столов, стульев, кресел, да еще часов, по которым мы тоскливо отсчитывали время, оставшееся до звонка. Но и в комнате, которая была перед глазами, мы замечали лишь то, что лежало на поверхности, что сразу бросалось в глаза...
Потом я часто ловил себя на мысли, что многие люди поразительно слепы и, не тренируя свою наблюдательность, лишают себя возможности увидеть множество интереснейших вещей — в путешествиях, в общении с людьми, да и просто в повседневной жизни. Как много, к примеру, могут сказать о человеке его манеры, его речь, его одежда, и то, как он ест, и как он зевает, и как стрижется или бреется, и какова форма его ногтей, и каково происхождение пятнышка на его шляпе, и какими нитками пришиты пуговицы к его пиджаку, и на какую шутку он реагирует, а какую пропускает мимо ушей. Для того, кто умеет все это подмечать, сопоставлять, делать выводы, мир становится объемнее, полнее, красочнее, люди перестают быть случайными прохожими или попутчиками — они открывают свои души.
