Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки - Геннадий Александрович Есаков
Таким образом, в теоретическом понимании категории mens rea в современном американском уголовном праве сохраняются две её концептуальные характеристики, выработанные многовековой историей[856].
Первая из них заключается в том или ином психическом настрое ума деятеля, что предполагает требуемую дефиницией преступления форму mens rea. Последняя, устанавливаемая как с истинно субъективных позиций, т. е. в плане оценки настроя ума реальной и конкретной личности, так и с привнесением в ряде случаев объективных стандартов сообщества, означает констатированные в уголовном процессе вне разумных сомнений намерение, знание, неосторожность или небрежность (используя предложенные М.Р.С. элементы виновности) либо же злое предумышление, злоумышленность, преднамеренность и так далее (используя классическую терминологию общего права) по отношению ко всем или лишь к части компонентов actus reus.
Но на уровне базисных основ уголовного права этого ещё недостаточно, что с необходимостью подразумевает привлечение к уголовно-правовому анализу содеянного второй его составляющей– моральной упречности, заключающейся в отрицательной оценке обществом в лице присяжных и судей того выразившегося в объективной действительности внутреннего (субъективного, психического) отношения, которое было проявлено виновным относительно социальных ценностей. Основанием к такой отрицательной оценке, в свою очередь, является установление через констатацию той или иной формы mens rea имевшего место в условиях реального свободного выбора вариантов поведения осознания виновным (или – в случае с небрежностью – долженствования такого осознания до и в момент действия и наличного осознания – после) избираемого им варианта как социально неприемлемого и этически негативного.
В рамках категории моральной упречности данная отрицательная оценка может разниться, будучи «внутренне избирательна»[857] и зависима от нашедших своё отражение в разнообразных объективных составляющих содеянного субъективных установок действующего. Не вызывает сомнения тот факт, что, по общему правилу и ceteris paribus, осознанно или неосознанно поставляющий в опасность значимые социальные ценности более заслуживает морального порицания, чем осознанно или неосознанно подвергающий угрозе менее весомые социальные ценности; действующий намеренно морально упречен в большей степени, чем проявляющий небрежность; а побуждаемый социально порицаемыми мотивами– более, чем движимый социально положительными.[858] В рамках категории моральной упречности можно, кроме того, провести разграничительную линию между поступками ребёнка и взрослого, действующего в состоянии фактической или юридической ошибки и вне её и так далее. И, напротив, она предполагает, к примеру, одинаковую, в принципе, наказуемость оконченного преступления и неоконченного, поскольку в обоих вариантах (при прочих равных условиях) моральная оценка проявленного деятелем настроя его ума идентична.[859] Иными словами, категория моральной упречности даёт ответы на вопросы, на которые строго психологическое понимание субъективной составляющей преступного деяния ответов дать не может[860].
В связи со сказанным особо следует остановиться на проблеме небрежности в уголовном праве. Если противопоставить её намерению, неосторожности и другим возможным формам mens rea, то налицо принципиальная разница: последние, связанные с наличным осознанием риска охраняемым уголовным законом ценностям, морально порицаемы per se, изначально и очевидно; и, напротив, моральный упрёк в адрес действующего небрежно сомнителен, поскольку им не осознаются в момент его поступка создаваемые таким поведением угрозы. Так что возникает один из «вечных» вопросов уголовного права: обоснованна ли, исходя из понимания mens rea как морально упречного в сущности своей настроя ума деятеля, уголовная наказуемость небрежного причинения вреда?
Наиболее известным критиком наказуемости небрежности стал Джером Холл.[861] В его понимании элиминация небрежности из охвата уголовного права оправдывается этически, научно и исторически.[862] Так, с исторических позиций в пользу изъятия небрежности из области преступного свидетельствует, по его мнению, тенденция англо-американской уголовно-правовой системы по ограничению сферы ответственности за небрежное причинение вреда.[863] Этически исключение небрежности обосновывается философской мыслью, начиная с Древней Греции и заканчивая современностью, отстаивающей тезис о волимости поведения как основы моральной упречности, являющейся предпосылкой уголовного наказания и отсутствующей, как следствие, в случаях с небрежностью в той степени, которая оправдывала бы применение уголовно-правовых санкции[864].
И, наконец, научно изъятие небрежности из-под уголовной наказуемости предопределяется возникающей в результате её существования несогласованностью в праве, т. е. отсутствием чётких критериев для допущения небрежности как достаточного базиса уголовной ответственности в одном случае и её исключения в другом, а также невозможностью применения выработанных для неё стандартов в конкретных ситуациях.[865] Объединяя эти доводы в единую группу, Джером Холл следующим образом суммировал свою позицию: нормальный человек, причиняющий по небрежности серьёзный вред, склонен испытывать чувство сожаления и самоосуждения и готов возместить причинённые убытки; он даже готов понести наказание – но эта готовность не оправдывает самого по себе наказания за такой ущерб; карать небрежность – не значит подстёгивать внимательность как обвиняемого, так и других лиц, поскольку карается неосведомлённость о риске, да и наказание здесь незначительно; карать небрежность – значит карать глупость, дефекты знания и понимания, но не моральную упречность. Таким образом, по мнению Джерома Холла, уголовное наказание – это не тот способ, которым допустимо бороться с небрежным причинением вреда.[866]
Оценивая соображения Джерома Холла и других теоретиков, отстаивающих аналогичную точку зрения, можно в целом сказать, что едва ли обосновано утверждение о неприемлемости включения небрежности в орбиту уголовного права. В конечном счёте, несмотря на всю критику данного тезиса, именно реальная (хотя и оцениваемая с объективных позиций «разумного человека») моральная упречностъ в непроявлении способностей, могущих быть проявленными иным разумным человеком в конкретной ситуации, представляется оправдывающей применение уголовно-правовой санкции.[867]Иными словами, как справедливо отмечает Герберт Л.А. Харт, здесь наказывается не содержательная наполненность ума человека или, вернее, отсутствие таковой, tabula rasa разума, а, скорее, «неудача действующего в информировании самого себя о фактах и, таким образом, вхождение в это ‘состояние ума’ (не ведающего о фактах. – Г.Е.)».[868] И совершенно иной вопрос заключается уже в том, каково должно быть уголовное наказание в таких случаях и каковы последние должны быть сами по себе.
Более существенной в аспекте приемлемости уголовной наказуемости небрежности видится критика так называемого «объективного стандарта», позволяющего констатировать наличие данной разновидности mens rea исходя не из субъективного настроя ума деятеля, а прилагая к его ситуации объективизированное мерило социума[869].
Отправной точкой в истории объективного стандарта небрежности, глубоко укоренившегося в американской практике (а также иных стран семьи общего права[870]) и применяющегося и в настоящее время, стало массачусетское решение 1884 г. по делу Ф. Пирса.[871] Факты дела и решение суда могут быть суммированы следующим образом (оговоримся, что в цитируемом далее отрывке в силу специфики уголовного права этого штата под неосторожностью (recklessness) в известной мере понимается
