Мюррей Ротбард - К новой свободе: Либертарианскийманифест
На протяжении тысячи лет кельты в Ирландии обходились безо всякого государства. Как написал ведущий знаток древнеирландского права, «здесь не было законодателей, не было судебных приставов, полиции, не было органов поддержания правопорядка… Здесь не было ни малейших следов поддерживаемого государством правосудия»[9].
Каким же образом поддерживался правопорядок? Основной политической единицей древней Ирландии был туат. Все свободные люди, владевшие землёй, все ремесленники должны были принадлежать к какому-либо туату. Члены каждого туата принимали на общем собрании решения обо всех важных делах, о войне и мире с другими туатами, выбирали или смещали своих королей. Здесь существенно то, что в отличие от других примитивных племён ни узы родства, ни географические обстоятельства не обязывали никого быть членом определённого туата. Каждый был волен оставить свой туат и присоединиться к другому. Зачастую два или более туата принимали решение об объединении и создании более сильного туата. Как пишет профессор Педен, «туат – это совокупность людей, добровольно объединившихся для общей пользы и выгоды, а его территория представляла собой совокупную земельную собственность его членов»[10]. Короче говоря, там не было современного государства с его территориальным суверенитетом, существующим отдельно от земельной собственности подданных. Напротив, туаты представляли собой добровольные объединения, территорию которых составляли земельные владения его членов. Исторически на территории Ирландии существовало от 80 до 100 туатов.
А выборный король? Разве он не являлся правителем государства? Главным образом король исполнял роль верховного жреца, руководителя религиозных церемоний туата, который являлся не только социальной и политической, но и религиозной организацией. В дохристианский период статус верховного жреца был наследственным, эта практика сохранилась и после принятия христианства. Короля выбирали из числа членов королевской семьи (derbfine), за которой была закреплена жреческая функция. Политические же функции короля были строго ограничены: он являлся военным вождём туата и председательствовал на общих собраниях. Но переговоры о войне и мире он мог вести только как представитель общего собрания. Никоим образом, не являясь суверенным властителем, он не имел права вершить правосудие над членами своего туата. Он не мог принимать законы, а когда сам оказывался участником тяжбы, то обязан был передавать дело на рассмотрение независимого третейского судьи.
Каким же образом развивался закон и обеспечивалось правосудие? Прежде всего закон основывался на совокупности пришедших из незапамятной древности обычаев, сохранявшихся сначала в устной, а потом в книжной традиции в среде класса профессиональных судей, или брегонов, которые ни в каком смысле не были государственными чиновниками. Тяжущиеся стороны обращались к ним, руководствуясь их репутацией людей, знающих право, мудрых и беспристрастных. Как пишет профессор Педен,
знатоки права давали советы спорящим сторонам. Они же нередко выступали в роли третейских судей, оставаясь при этом частными лицами, а не государственными служащими. Их положение в обществе определялось исключительно знанием законов и репутацией мудрых и беспристрастных судей[11].
Более того, брегоны никак не были связаны с отдельными туатами или их королями. Они были частными лицами, к которым могли обратиться члены любого туата, нуждавшиеся в третейском судье. Более того, и это имеет огромное значение, в отличие от системы правосудия в Древнем Риме брегонами всё исчерпывалось – не было других судей; в древней Ирландии не было никакого государственного суда.
Именно брегоны, получавшие правовое образование, толковали и пополняли закон в соответствии с менявшимися условиями. Более того, в этой системе правосудия не было монополизма – существовало несколько конкурировавших школ правоведения, так что у ирландцев был достойный выбор.
Каким образом приводились в исполнение решения брегонов? Через детально развитую систему страхования или поручительства. Люди были связаны между собой отношениями взаимной поруки, которые гарантировали исправление ошибок, восстановление справедливости и исполнение решений брегонов. Иными словами, сами брегоны не имели отношения к исполнению собственных решений, а занимались этим люди, связанные узами взаимной поруки. Виды поручительства были разные. Например, поручитель своей собственностью гарантировал возврат долга, а если должник отказывался возвращать долг, он вместе с истцом добивался исполнения судебного решения. В этом случае должнику приходилось платить дважды – и кредитору, и поручителю в качестве компенсации за его дополнительные хлопоты. И эта система действовала в случае любых правонарушений и неисполнений торговых договоров; иными словами, она охватывала все дела, входящие, по нашей терминологии, в сферу действия гражданского и уголовного права. Любого преступника рассматривали как должника, который обязан возместить ущерб, нанесённый им жертве преступления, которая становилась, таким образом, его кредитором. Потерпевший собирал своих поручителей и либо задерживал преступника, либо публично обвинял его в преступлении и требовал от него предстать перед судом брегонов. Обвиняемый мог послать своих поручителей, чтобы те договорились об урегулировании конфликта, либо соглашался перенести дело в суд. Если он уклонялся от того и другого, то оказывался вне закона и уже не мог обращаться в суд, потому что был опозорен для всего общества[12].
За тысячелетнюю историю кельтской Ирландии случались, конечно, войны, но они представляли собой незначительные стычки, несопоставимые с опустошительными битвами, сотрясавшими остальную Европу. Как отмечает профессор Педен,
не имея государственного аппарата принуждения, способного с помощью налогообложения и воинской повинности мобилизовать значительные вооружённые силы, ирландцы не могли сколько-нибудь длительное время участвовать в масштабных конфликтах. По европейским стандартам, ирландские войны… были жалкими драками и набегами угонщиков скота[13].
Итак, мы установили, что и теоретически, и исторически возможно существование эффективной и вежливой полиции, компетентных и знающих судей, систематически развитых и социально приемлемых законов – и всё это без малейшего участия государства, наделённого монополией на насилие. Государство, претендующее на суверенное право защиты территории и получение соответствующих платежей от её населения, может быть отделено от всей области охраны правопорядка. Для поддержания закона и порядка государство нужно не больше, чем для всего остального. Мы ещё не учли принципиально важное обстоятельство: имея монополию на применение насилия, оно веками являлось источником такого кровопролития, такой тирании и жестокости, каких нельзя ожидать ни от одной частной организации. Если взглянуть на скорбный перечень массовых убийств, эксплуатации и тирании, которым подвергалось общество со стороны правительств, следует без колебаний отвернуться от государства-левиафана и попытаться жить свободно.
Преступные защитникиЭту проблему мы оставили напоследок: что если полиция и суды окажутся продажными и предвзятыми, что если они начнут действовать в интересах, скажем, богатых клиентов? Мы показали, как либертарианская правовая и судебная системы могут действовать в условиях свободного рынка, и предположили при этом, что они действуют честно. Но что делать, если полиция или суды окажутся во власти преступников? Как быть тогда?
Прежде всего либертарианцы не закрывают глаза на этот вопрос. В отличие от утопических марксистов или левых анархистов (анархо-коммунистов или анархо-синдикалистов), либертарианцы не склонны предполагать, что жизнь в абсолютно свободном обществе, о котором они мечтают, создаст нового, чудесным образом преображённого освобождённого человека. Мы не предполагаем, что лев возляжет рядом с ягнёнком и что ни у кого не будет преступных помыслов против своих соседей. Разумеется, чем лучше будут люди, тем лучше будет работать любая общественная система, в частности, тем меньше работы будет у полиции и судов. Но либертарианцы не строят подобных иллюзий. Мы говорим только о том, что как бы хороши или плохи ни были люди, чисто либертарианское общество будет одновременно наиболее нравственным и наиболее эффективным, наименее криминальным и максимально безопасным для личности и собственности.
Начнём с проблемы продажного суда. Как быть, если судья благоволит богатому клиенту? Прежде всего, если учесть стимулы и санкции, действующие в свободной рыночной экономике, такого рода благоволение очень маловероятно. Само существование суда и материальное благополучие судьи будут зависеть от его справедливости, объективности, честности и приверженности истине. Это его торговая марка. Стоит только распространиться слуху о продажности судьи, и он немедленно начнёт терять клиентов, потому что даже клиенты из криминального мира вряд ли захотят иметь дело с арбитром, решения которого не принимаются обществом всерьёз и который и сам может вот-вот попасть в тюрьму за обман и подлог. Если, например, обвинённый в нарушении договора Джон Смит обратился в суд, возглавляемый его зятем, ни один из честных судов не воспримет решение по этому делу всерьёз. Это заведение перестанет быть судом в глазах всех, кроме разве что самого Джона Смита и его семьи.
