Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни
Когда окончена работа создания государств, когда добыто формальное единство, умственное, нравственное и религиозное — потребности человека изменяются. Государство и его учреждения приобретают такую крепость, что для поддержания их нет нужды в жестоких мерах. Благодаря государственной жизни человек достигает той степени экономического, общественного и умственно-нравственного развития, для дальнейших успехов которого необходимо принятие целесообразных мер, а не жестокая система наказания. Естественным следствием всестороннего обеспечения является смягчение нравов, с чем тесно соединено исчезание нравственной необходимости смертной казни. В это-то время является и философское сознание, что смертная казнь есть наказание несправедливое, бесполезное и ненужное.
Итак, самый неоспоримый факт, что по мере развития народов необходимость применения и самое применение смертной казни более и более уменьшаются. Процесс этого уменьшения, хотя и очень медленный, но до такой степени однохарактерный и постоянный, что тождественность направления его в будущем не подлежит сомнению; совершившееся уменьшение слишком громадно, а оставшиеся случаи смертной казни слишком незначительны для того, чтобы уменьшение остановилось и не окончилось полною отменою. Когда совершится полная отмена — решение этого вопроса представляет только практическую важность, но не может быть предметом объективного исследования. Но что оно должно последовать — это так же несомненно, как несомненен прогресс народов. Общественные перемены зависят от нарождения новых потребностей; осуществление их можно замедлить, но предотвратить их нет возможности. В начале нынешнего столетия усилия дальновидных людей Англии, направленные к тому, чтобы отменить смертную казнь за многие преступления, оказались безуспешны. Но едва только совершилась парламентская реформа, как непосредственно за тем последовал целый ряд законов, сокративших применение смертной казни. То же самое повторилось и во Франции: парламентская перемена непосредственно сопровождалась отменою смертной казни за многие преступления. Ручательством за неизбежность отмены служит то, что отмена смертных казней происходит не столько от рефлектированных убеждений нескольких мыслителей, не столько по воле законодателя, сколько вследствие тех полустихийных, полурефлективных перемен, которые совершаются в более или менее значительной массе народа. Кто определенно и когда именно научил европейские народы не применять смертную казнь за религиозные и нравственные преступления? Разве многие из присяжных, не допускавшие и не допускающие смертной казни за преступления против собственности, читали сочинение Беккариа или другого писателя, противника смертной казни, или даже слышали их имена? Разве есть какой-нибудь закон или какое-нибудь положительное определение о крайне ограниченном в действительности применении смертной казни за некоторые преступления, за которые до сих пор, так же как и прежде, закон угрожает этим наказанием? Кто внушил европейским народам то отвращение, которое они питают к обязанности и личности палача?
Смертная казнь до сих пор сохраняется в законах и практике потому, что еще не угасли окончательно те элементы и силы, которые ее создали. Самым наглядным доказательством существования в европейских обществах факторов смертной казни служат события, совершающиеся в эпохи переворотов и потрясений, которым европейские народы не раз подвергались в последнее время. В эти-то эпохи, когда человек развертывает все свои и дурные и хорошие качества и когда наличная цивилизация выступает вся наружу, или восстановляется смертная казнь, если она была отменена, или количество смертных казней в значительной степени увеличивается против предыдущего периода. Так было в конце XVIII в. во время большого переворота во Франции и общей реакции в целой Европе; так после события 1848 г. реакция повлекла за собой увеличение смертных казней во Франции, Пруссии, Австрии и других государствах. Существование элементов и сил, на которых держится смертная казнь, дает поддержку тем мыслителям, которые отстаивают справедливость и необходимость смертной казни. Но не следует забывать, какое значение и какой смысл имеет нынешняя философская защита справедливости и необходимости смертной казни. В XVIII в., накануне отмены пытки, записные специалисты с непоколебимым убеждением излагали теорию справедливости пытки и рисовали падение правосудия с ее уничтожением. А в настоящее время разве не назовут варваром или сумасшедшим того, который бы вздумал отстаивать муки застенка? Когда в XVIII в. шла речь об отмене изысканных казней, много было пророков, которые предсказывали европейским народам страшное увеличение тяжких преступлений от уничтожения столь справедливых наказаний, как колесование, четвертование, сожжение и др. И однако ж какой образованный европеец станет в настоящее время доказывать справедливость квалифицированной смерти? В 1862 г. генеральный прокурор Бельгии восстал на защиту смертной казни, доказывая ее необходимость и предсказывая падение правосудия с ее уничтожением. Один из членов Бельгийской ассоциации содействия отмене смертной казни так отвечал ему: «Господин де Бави верит в необходимость смертной казни и опасность ее отмены. Такова история всех гнусных учреждений, которыми некогда было наполнено уголовное право и которые ныне отвергнуты; такова история пытки, которую Мюйар де Вуглан, тоже или почти тоже генеральный прокурор, признавал необходимою в конце XVIII в., в ту самую минуту, когда собирались ее уничтожить; такова история клеймения, которое Тарже, другой знаменитый магистрат, провозгласил спасительным и необходимым для преследования злодеев; такова история отрезывания кисти у отцеубийц, которое считали необходимым для того, чтобы воспрепятствовать детям убивать отцов и матерей; такова история публичной выставки, которую считали необходимою и которую не осмелились уничтожить во Франции в 1832 г., боясь подвергнуть опасности общественную безопасность; такова история преступлений подлога, воровства и других, за которые считали необходимым определять смертную казнь, если они сопровождаются известными отягчающими обстоятельствами; такова история палок, которые считались необходимыми для поддержания дисциплины солдат; такова история четвертования, колесования и пр., которые общество считало необходимыми и о которых оно ныне не может вспомнить не краснея; такова, наконец, история всех злоупотреблений и всех успехов». Замечательно, что за исключением самого незначительного числа схоластиков, для которых события не существуют и которые потому отстаивают абсолютную справедливость и необходимость смертной казни, почти все остальные приверженцы смертной казни защищают ее не в принципе, а ради временной ее необходимости и полезности, ради того, что общество еще не доросло до отмены. По выражению одного бельгийского криминалиста, они, по-видимому, требуют из милости временного сохранения того наказания, которое их предшественники защищали и превозносили как палладиум справедливости, покоя и безопасности народов.
Кистяковский
Примечания
1
Имеется в виду присутственное место, заседание, парламент и т. д, — Ред.
2
После этого, следовательно (лат.)
3
Вильгельм Завоеватель, разрушивший несколько деревень и обезземеливший множество народа для того только, чтобы завести леса для охоты, попал в число противников смертной казни! — Авт.
4
В Париже, на вершине Монфокона стояла виселица о 16 столбах, на которой каждый раз висело от 50 до 60 трупов преступников. Этот ужасный вид не мешал парижанам развратничать вокруг этой виселицы, — Авт.
5
Писарь Московского пехотного полка Шабунин, расстрелянный 9 августа 1866 г. за нанесение удара ротному командиру, за несколько дней пред совершением преступления собственноручно переписывал приказ по корпусу о расстрелянии рядового за поднятие руки против офицера. В том же году сам палач в Оренбурге нанес такое оскорбление начальнику, за которое он предан был военно-полевому суду. В 1740 г. в Пруссии два палача убили свою сестру с целью воспользоваться ее состоянием как ближайшие родственники, — Авт.
6
Один из общинников Бельгийской ассоциации уничтожения смертной казни, Франкар, вычислил, что в Бельгии вероятность для убийц и отравителей быть казненными может быть определена отношением: как 1 к 36 (из 826 убийц в течение десяти лет было казнено 23); тогда как для рудокопов вероятность потерять жизнь выражается следующим отношением: 1 к 30 (из 35 тыс. работников в течение десяти лет было жертв 2 тыс. 35, из них лишилось жизни 1 тыс. 175 человек), — Авт.
