Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел
Эта речь, произнесенная с большой стремительностью, всегда производит сильное впечатление, чему немало способствуют вставные предложения оратора. Она имеет, однако, и свою обратную сторону, ибо в большинстве случаев приводит присяжных к тому самому решению, явную нелепость которого с таким красноречием доказывал оратор. На бумаге она действительно не кажется образцом красноречия, но мне не раз приходилось слышать убежденную похвалу такому упражнению: «Вот это речь так речь! Как им фамилия будет, сэр?»
ГЛАВА XVI Несколько слов об учреждении должности государственного обвинителя
(в настоящее время эти должности уже существуют)
Мне хотелось бы высказать здесь одно соображение по вопросу, тесно связанному с деятельностью адвокатуры, а именно: по поводу давних споров о целесообразности учреждения должности государственного обвинителя. Мне всегда казалось, что недостаток существующей системы заключается в обстоятельстве, ускользающем от общего внимания. Доводы в пользу изменения действующего порядка уголовного преследования исходят в большинстве случаев из предположения, что виновные часто ускользают от наказания за отсутствием преследования со стороны частных обвинителей; получив деньги, последние отказываются от обвинения. Но при этом, по-видимому, совершенно упускают из виду, что угрозы уголовным преследованием часто являются средством для вымогательства денег у ни в чем не повинных людей; что всякий бесчестный человек имеет власть пустить в ход силу уголовного закона единственно ради этой цели; и что действующий порядок является обильным источником ложных доносов и вымогательства.
Было бы интересно узнать, сколько жалоб уголовного характера возбуждается в течение года и как велико число
тех, которые получают дальнейшее движение. У одного человека есть грошовое взыскание и большое озлобление против другого. Он идет к остроумному стряпчему, исправляющему, так сказать, обязанности машиниста по уголовному судопроизводству, и тот одним движением пальца пускает в ход всю систему.
Простое торговое обязательство покрывается уголовной оболочкой, хотя бы самого прозрачного свойства, и честный и уважаемый человек, с его женой, детьми и всем достоянием, оказывается во власти какого-нибудь бессовестного негодяя, которому нечего терять. Ясно, что чем меньше вины за обвиняемым, чем значительнее его общественное положение, тем больше оснований рассчитывать на его готовность подчиниться вымогательствам «обвинителя». Привожу один из многих случаев, известных мне по собственной практике. Человек, пользовавшийся большим уважением в обществе, был держателем денежного обязательства другого лица. Он предъявил документ в суд; решение состоялось в его пользу. Немедленно за этим, но до обращения решения к исполнению, ответчик возбудил против истца обвинение в лжесвидетельстве под присягой. Представьте себе, если можете, душевное состояние человека, все существование которого как коммерсанта зависит от его честности и доброго имени! Он приходил в ужас при одной мысли о необходимости явиться в полицейский суд, чтобы там доказывать свою невинность. Он готов был заплатить все, что угодно, лишь бы избавить себя от такой пытки, и кончил тем, что согласился заплатить тысячу фунтов стерлингов (таковы были скромные условия миролюбивого соглашения, предложенные стряпчим «противной стороны» за прекращение дела. Из этой суммы 300 фунтов стерлингов должны были поступить в руки упомянутого выше машиниста за управление ходом машины. К счастью, однако, для обвиняемого, прежде заключения мирового соглашения ему пришлось обратиться за некоторыми указаниями к стряпчим, ведшим первоначальное дело. Это были честные люди; они с негодованием восстали против наглого вымогательства и настояли на том, чтобы обвиняемый смело выступил против обвинения. Он явился в суд, и, как и следовало ожидать, дело было немедленно прекращено.
Если бы это был единичный случай, он, конечно, не мог бы служить показанием против общего установленного порядка; к несчастью, порядок этот, благодаря страхам и слабостям людским, поощряет подкупы, вымогательства и обманы.
Когда вопрос о действии общественного правосудия обсуждается теми, кто по долгу своему обязан заботиться о том, чтобы закон был исполнен до конца, мне кажется, что охрана честных людей от тех, «кто смеет чинить законом зло», заслуживает не меньшего внимания, чем забота о наказаниях тех, кто закон нарушает.
ГЛАВА XVII О сохранении обряда предания суду присяжными заседателями
Отмена обряда предания суду через присяжных была бы шагом назад в деле политической свободы. Они составляют единственное независимое судебное учреждение в Англии; одни они могли бы сохранить независимое положение между правительством и частными лицами в эпохи больших политических или, если хотите, революционных волнений. Благотворное влияние их сказывается на каждой столичной или выездной сессии. Не один честный человек избежал позора и страданий публичного суда благодаря своевременному прекращению дела в стадии предания суду присяжными.
Но законодателю надлежало бы принять меры против злоупотребления властью этого учреждения в целях вымогательства или личной мести. Одно недавнее дело ярко выдвинуло вперед этот вопрос перед общественным мнением. Сотни людей скромного положения могли быть неправильно преданы суду, и никто никогда не подозревал бы о совершенной несправедливости. Но когда ошибки существующей системы затрагивают свободу человека, имеющего возможность пользоваться ею в более широких размерах, они привлекают к себе внимание общества.
Возьмите проступки, перечисленные в «акте о недобросовестном обвинении», этом законе, как бы нарочито созданном против спокойствия честных людей. После того как дело было рассмотрено компетентным судом при участии обеих сторон и прекращено в законном порядке, обвинитель переносит его в камеру предания суду; там, в отсутствие обвиняемого, представляет свои односторонние объяснения и добивается определения о предании его суду со всеми последующими терзаниями его жертвы. Это не что иное, как злостная травля; это — невозможная несправедливость. Мы любим спорт, но любим, чтобы игра велась добросовестно; мы не стреляем по сидящему зайцу.
Чтобы положить предел этим злоупотреблениям, стоит только установить, что всякое лицо, коему угрожает предание суду, может, если пожелает, требовать, чтобы предварительно были выслушаны его объяснения против обвинения; по крайней мере, чтобы частным лицам не было предоставлено право вносить дело в камеру предания суду за спиной их жертвы иначе как с разрешения полицейского судьи или какой-либо иной власти, подобной надзору государственного обвинителя. Особенно важно преградить эту возможность после того, как обе стороны дела уже подвергнуты оценке судебного места. Могут сказать, что после такого рассмотрения дела и обряд предания суду присяжными особого состава является лишним. Я не разделяю этого взгляда. Возможно, что при первоначальном разбирательстве были лжесвидетели, которые не решатся повторить свои ложные показания перед присяжными особого состава; возможно, что среди лиц, входящих в их состав, найдутся люди, которые сумеют опровергнуть непрочные предположения обвинителя, имея к тому средства, которых не было у полицейского судьи; возможно даже, что двадцать три человека окажутся разумнее одного или двух; они могут признать, что в деле нет оснований подвергать обвиняемого позорищу судебного следствия; и, мне кажется, мы можем положиться на правильность их суждения, так же как и на их добросовестность в этом отношении.
Как бы то ни было, мне представляется благоразумным исправить, а не уничтожать одну из главных гарантий нашей гражданской свободы.
Подумайте об этом, г-н стряпчий, кто бы вы ни были: виг, тори, консерватор или либерал, какой бы политической окраски ни были ваши перья; вот дело для честного человека. Во имя человеколюбия и правосудия, во имя здравого смысла уничтожьте и эту гарантию, если не можете уничтожить злоупотребление ею. Если бы люди знали закон так, как закон того требует, произвол, связанный с действующим порядком предания суду, скоро привел бы к террору над всеми честными и мирными людьми. Он может быть превращен в своего рода инквизицию, поощряющую злобу к доносам против честности и к терзанию неповинных людей на суде. Вот работа, г-н стряпчий, если не для политического деятеля, то для человека. При правильной постановке дела этот порядок мог бы быть охраной свободы. В том виде, как он у нас существует, нельзя придумать ничего более пригодного для ударов против нее в руках тех, кому это выгодно.
Сумеете ли вы найти столь же широкие способы улучшить недостатки нашего гражданского процесса, как те, которые существуют для удобства преступников?
