Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки
На этом фоне в Соединённых Штатах произошло неожиданное – если сравнивать с предшествующим временем – снижение внимания к уголовно-правовой теории, вызванное целым комплексом причин.[833] Интерес к доктрине, поддерживавшийся в 1960-70-х гг. живительной силой М.Р.С. и кодификационного движения в штатах, ослаб к 1980-90-м гг., а теория попала в «тиски» догм М.Р.С., с одной стороны,[834] и догм общего права, сохранённых взращёнными на его почве законодателями и судьями, с другой.[835]
Иными словами, обозревая американскую уголовно-правовую теорию в более широкой перспективе, можно сказать о том, что к концу XX в. её характерной чертой стала конвергенционностъ, сводящаяся к попытке сплавить в единое целое традиционные постулаты общего права и положения действующего права, берущие свои практические корни в революционном по характеру развитии социума за последние два века, а теоретические – в догмах М.Р.С. и объемлющей его научной мысли.
Именно с точки зрения конвергенции доктринальных идей общего права с теорией виновности, отражённой в М.Р.С., и следует рассматривать современную теорию mens rea.
Исходными же в этом анализе должны стать некоторые основополагающие философско-правовые постулаты уголовного права, лишь через которые и можно раскрыть сущность исследуемой категории и отражающей её теории. Отправными постулатами здесь могли бы послужить следующие соображения.
На протяжении всей своей истории человечество выживало и развивалось благодаря лишь одному, созданному его гением институту – обществу. Любой здравый ум не может не признать, что существование последнего необходимо для воспроизводства человеческой цивилизации и, как следствие, не может не согласиться с тем, что, в конечном счёте, в его же, человека, личных интересах поддерживать такое существование. Это возможно лишь одним способом: посредством исключения всякого не-блага для социума и поощрения всякого блага. Но как отделить благо от не-блага? Ответ на поставленный вопрос заключён в осознании того, что человеческие взгляды не разнятся ad infinitum и, следовательно, сводимы к конечному числу представлений об отдельных предметах. В свою очередь, чем более абстрактнее предмет, тем меньшее количество разнящихся точек зрения выявляемо относительно него. Так, можно долго спорить, выдвигая самые разнообразные суждения, о достоинствах и недостатках вердиевской «Аиды», но навряд ли кому-либо в голову – разве что отъявленному безумцу – придёт утверждать о вреде общества в целом и необходимости его разрушения. Точно так же, можно собрать целый букет мнений о достоинствах и недостатках кулинарной кухни того или иного народа, но едва ли кто-либо окажется способен отрицать тот тезис, что убивать другого человека есть зло a priori, допустимое лишь в исключительных обстоятельствах (конечно же, можно долго спорить о круге таких исключительных обстоятельств, но это уже более конкретный, частный вопрос). Суммируя сказанное, здесь важно понять, что представления о благе и не-благе социума в целом являются именно абстрактными представлениями, относительно которых мнения людей не разнятся ad infinitum, а, будучи определённы, сводятся к конечному числу взглядов, разделяемых большинством общества.[836]
Для претворения в жизнь этих представлений о благе и не-благе человечеством исторически создана целая система социальных регуляторов поведения, разновидностью которых является право. Его предписания in abstracto отражают взгляды о благе и не-благе или, говоря на языке закона, о правом и неправом.
Уголовное право отражает взгляды о благе и не-благе, добре и зле на совершенно особом, отличном от других отраслей права уровне, ибо им берутся (или, принимая во внимание реалии сегодняшнего дня, должны были бы браться[837]) под охрану наиболее значимые социальные ценности, чьё разрушение создаёт в перспективе (пусть иногда и отдалённой) угрозу гибели всего общества. Говоря не утратившими до сего дня справедливость словами Уильяма Блэкстоуна, «преступления разделяются, во-первых, на преступления приватные (курсив оригинала. – Г.Е.), которые не что иное суть, как нарушения приватных прав, касательных только до частных в обществе людей, и которые иначе называются гражданскими обидами; и, во-вторых, оные разделяются на преступления публичные (курсив оригинала. – Г.Е.) которые заключают в себе нарушения публичных прав, относительных ко всему обществу (курсив мой. – Г.Е.), и которые иначе называются оскорблениями и делами уголовными».[838] Если с завтрашнего дня будет юридически не запрещено причинять смерть другому человеку, то никому и в голову не придёт мысль усомниться в том, что социум находится на краю гибели; аналогично, если завтра все перестанут платить налоги, возникнет – хотя, конечно же, более абстрактная – уверенность в том, что ни к чему хорошему для общества это не приведёт. Иными словами, важно понять, что уголовное право в силу своей природы, в силу характера налагаемых им санкций – от имущественных лишений до осознаваемого человеком прекращения его собственного бытия – призвано охранять лишь наиболее значимые (неважно, признаваемые таковыми in abstracto, в отдалённой перспективе, или же in concreto) социальные ценности, сохранение которых является, с позиций общества, необходимым базисом для его дальнейшего существования в целом. С этой точки зрения уголовное право с неизбежностью выступает (или, следовало бы сказать, должно в идеале выступать) квинтэссенцией наиболее обобщённых моральных представлений социума о должном и не должном, добре и зле. Как справедливо отмечено ещё Джеймсом Ф. Стифеном, «ни одна отрасль права не может притязать на большую моральную значимость, чем данная, которая со скрупулёзностью и точностью, необходимыми для целей права, налагает стигматы на определённые виды поведения, называя их преступлениями, совершение коих влечёт по их раскрытии несмываемое бесчестье и утрату, в зависимости от обстоятельств, жизни, собственности ил личной свободы».[839] Именно моральные представления общества, неразрывно связанные с осознаваемой и неосознаваемой тягой человека к счастью, должны предопределять содержание уголовного права как должного воплощать в себе конечные взгляды человечества на добро и зло в их приложении к феномену социума. Уголовное право должно быть морально обоснованно, поскольку в приложении к охраняемым им интересам оно содержательно должно совпадать с моралью, стремиться к такому совпадению. Уголовное же право, не совпадающее с моралью, не есть право с философско-правовых позиций.
Конечно же, последний тезис может показаться с первого взгляда слишком спорным, поскольку он противоречит часто цитируемым примерам совершенно противоположного плана, обращающим внимание на случаи несовпадения морали и уголовного права (например, касательно отмены кровной мести). Что до них, то при более внимательном рассмотрении всё оказывается не столь просто, и проблема, как видится, сводится к наложению систем моральных ценностей, исповедуемых той или иной группой общества. Здесь же навряд ли возникнет сомнение в том, что в далёкие времена такие системы ценностей значительно различались, и одна из них часто принудительно заменяла другую.
Ныне же (подчеркнём – при всей возможной дискуссионности и даже своеобразной фикционности данного тезиса) система основополагающих, базисных моральных ценностей, исповедуемых большинством того или иного сообщества, чьи взгляды отображаются в уголовном законе, едина, и позволяет говорить о содержательном совпадении уголовного права и относящейся к нему части данных ценностей, образующей, говоря словами Джерома Холла, «моральный континуум» первого[840].
Проблема, в свою очередь, может возникнуть тогда, когда уголовное право сталкивается с «пограничными» ситуациями, в которых моральные представления различных групп сообщества противоположны (например, аборты, наркотики, взаимоотношения полов и так далее). Здесь, как видится, закон, принимая ту или иную сторону, объявляет, воздерживаясь от окончательного морального суждения, своеобразной морально-легальной доминантой соответствующую точку зрения, но не более того. Иными словами, тезис о совпадении уголовного права с моралью следует понимать как в идеале запрещающий per se аморальное законодательство, т. е. законодательство, ставящее под охрану те ценности, которые не разделяются сколь-нибудь значительным большинством сообществам соответственно, уголовное законодательство на «пограничной» моральной линии не менее морально, чем вне её, в области разделяемых большинством членов социума моральных установок.
