Анатолий Венгеров - Теория государства и права: Учебник для юридических вузов.
Но вместе с тем, — и это надо подчеркнуть, — теоретическое обобщение российской государственности не должно подменять или заменять историческое знание, не должно сводиться к истории Российского государства. Оно должно иметь свой предмет и свои ограничения по срокам, по конкретике, по выводам. Эта методологическая задача, возникающая в процессе рассмотрения некоторых важных теоретических вопросов российской государственности, о которых речь пойдет дальше, также должна находить решение в современной теории государства и права.
И вместе с тем еще раз обратим внимание на то, как важно для теоретического осмысления государственности России нести отсчет логического охвата государственно-правовых процессов не с 1917-го или 1985-го и тем более с 1991 года, а углубляясь вдаль веков, в возникновение первых российских городов-государств, в столь значимые государственно-правовые реформы, проведенные Петром Первым, в реформы Екатерины II, Александра II, и других великих преобразователей России.
«Большое видится на расстоянье», — утверждал поэт. И это верно не только для поэзии, для эмоциональной, духовной жизни, но и для такой, Вроде бы весьма сухой и строгой, формализованной науки, как теория государства и права.
Все это предварительные методологические замечания о том, что означает понятие российской государственности и, каково его содержание, почему его надо использовать на современном уровне юридических знаний, а также чем вызвана сама постановка вопроса о теоретическом изучении именно российской государственности, а не только современного Российскою государства, необходимо было сделать, прежде чем перейти к рассмотрению собственно вопросов российской государственности и их возможному решению с позиций теории государства и права.
Первый теоретический вопрос и ответ на него должны касаться процессов возникновения Российского государства.
Правильным будет вывод, что многие общие социальные закономерности возникновения государства, открытые теорией государства (о них шла речь в главе о происхождении государства и права), наши свое полное проявление и в истории Российского государства.
Переход от присваивающей экономики к производящей на основе земледелия, «городская революция» — появление городов-государств, объективное появление раннеклассовых структур — этих неизбежных спутников расслоения общества в итоге неолитической революции — все это было характерным и для славянского этноса на самых первых этапах его истории.
Уже в VII–IХ вв. н. э. в основных ареалах расселения славянских племен возникают многочисленные города-государства, выполняющие те же общесоциальные функции, которые города-государства выполняли и у других народов. Да и организация этих первичных городов-государств (аппарат управления, территориальная организация и т. д.) были те же: князь с дружиной, городская община, заменившая родовые связи на связи территориальные, соседские, народное собрание, совет и т. п.
В северо-западном ареале укрепленные «городки», древнерусские грады, расположенные по течению Волхова от Ладоги до Новгорода представляли собой первичные города-государства России. Торгово-ремесленное поселение в Ладоге сложилось еще в VII веке.
С XI века происходит бурное развитие славянских и других восточно-европейских племен. Происходит выделение новых ранне-дружинной организации, городской государственной администрации. Городище V–VII веков с языческими святилищами, славянскими жилищами-полуземлянками обрастает поселениями общинников-земледельцев и постепенно превращается в город-государство — богатый и многолюдный славянский торгово-ремесленный, военный, управленческий центр.
Параллельные процессы «городской революции» — итоги и результаты неолитической революции — идут и у окружающих славян этносов, в частности, в Скандинавии, втягивая в торговые, культурные, способствуя взаимному развитию государственности.
Характерно, что даже первоначально название этой первичной российской государственности у северных, скандинавских народов, с которыми славяне поддерживали мощные культурные, торговые и иные контакты, было «гардар» — страна городов. И только впоследствии в IХ-ХI веках, когда из городов-государств выделились Новгород, Ладога, особенно Киев, и вокруг них стала формироваться славянская государственность, она в южном ареале приобрела название Киевская Русь.
Не было в первоначальной российской государственности и рабовладельческого типа государства, как не было такого типа и в государственности других народов (за исключением Древней Греции и Древнего Рима — об этих уникальных формах возникновения государства подробно шла речь во второй и третьей главах).
Как известно, догматические утверждения в рамках формационного подхода о том, что вся современная цивилизация Европы прошла через общество, основанное на рабстве, общество рабовладельцев, — а это в своей лекции о государстве в 1919 году утверждал В. Ленин, — были опровергнуты современным историческим знанием. Но стоит отметить, что многие десятилетия после 1919 года некоторые представители советской исторической науки, т. е. все той же марксистско-ленинской доктрины, используемой для исторического объяснения и прогноза, а также представители теории государства и права, пытались отыскать рабовладение в общественной жизни славянских племен, в Киевской Руси, стараясь подкрепить утверждение Ленина, обосновать вульгаризированную схему Маркса об общественно-экономических формациях и их неизбежной последовательной смене. А как же могло быть иначе, если в предисловии к 33-му тому 5-го издания труда Ленина о его работах по теории государства, в частности о «Государстве и революции», Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС утверждал: «Ленинский труд, в котором впервые наиболее полно и систематизировано изложено марксистское учение о государстве, представляет собой непревзойденное по глубине и многогранности научное освещение теории государства, яркий образец партийности в борьбе с врагами марксизма». Как же могло быть иначе, если сам Ленин утверждал о рабовладельческой основе первичных государств Европы? Но, разумеется, сторонники марксистско-ленинских догм так и не нашли в российской государственности первичного рабовладельческого типа государства, который должен был бы быть по догматизированному формационному подходу.
В частности, хотели видеть рабов в социальной категории смердов (в Киевской Руси). Но в конце концов выяснилось на основе изучения хроник, юридических документов, иных материалов, что и в этом случае речь идет об определенных формах личностной и экономической зависимости, в которую в силу тех или иных обстоятельств попадали или вступали общинники-земледельцы, члены иных социальных групп, но никак не о рабах и рабовладении, которое никогда не было социально-экономической основой ранней российской государственности.
В 60-70-х годах, чтобы выйти из теоретического тупика, в который действительная государственность России загоняла догматический формационный подход с его «пятичленкой» (пятью общественно-экономическими формациями, последовательно — по доктрине — сменявшими у всех народов друг друга), некоторые отечественные ученые-юристы, языке приверженцы марксистско-ленинской государственно-правовой доктрины, стали в курсе теории государства и права отстаивать следующие теоретические позиции. Мол, действительно в ряде регионов человечество иногда миновало рабовладение и от первобытнообщинного строя сразу шагнуло в феодализм (а в других, типичных случаях все же появились рабовладельческие формации и государственность).
Примером исключительности такого перехода к феодализму от первобытнообщинного строя объявлялась Россия. Но почему так происходило, почему возникало своеобразное «раздвоение личности» истории, сторонники формационного подхода (в частности, крупный теоретик государства и права этого периода отечественной юридической науки А.И. Денисов) не объясняли, да и не могли объяснить, не порывая с «пятичленкой», с так называемым историческим материализмом в его вульгарном и догматическом понимании и толковании.
И только теперь, когда отечественная юридическая наука, в том числе теория государства и права, освобождается от идеологического утопизма и мифологии марксистско-ленинской государственно-правовой доктрины, становится понятным, почему в России и не могло быть рабовладельческого типа государства, почему отнюдь не раскол общества на рабовладельцев и рабов привел к возникновению первичной российской государственности, почему не потребность эксплуатировать рабов, закреплять господство рабовладельцев явилось причиной возникновения Российского государства. В российской государственности «сработали» все те же общие закономерности возникновения государства, какие были и у других народов: переход от присваивающей экономики к производящей, к сельскохозяйственному укладу, к первичной металлургии и металлообработке, появление городов-государств (городищ) с их общесоциальными функциями, организацией первичной трудовой деятельности общинников-земледельцев, ремесленников, раннеклассовыми структурами. Словом, потребность обеспечить производящую экономику, новое духовное, социальное, политическое состояние общества, как и у других народов, и у славянского этноса являлось государственно образующим фактором.
