Борис Чичерин - Философия права
Из этого не следует, однако, что женщина должна быть лишена всяких прав и безусловно подчинена мужчине. Напротив, признание прав за женщиной служит признаком высшего развития правосознания. Это – протест против права силы во имя присущей каждой человеческой личности свободы. Но различие свойств и назначения влечет за собой различие прав в различных сферах человеческой деятельности. Существенное свойство мужчины есть воля; поэтому ему принадлежит преобладающая роль в государстве. Существенное свойство женщины есть чувство; а потому ей принадлежит главная роль в семейной жизни. И тут власть присваивается воле; поэтому муж остаётся главой семьи, особенно в её внешних отношениях. Но не власть, а любовь составляет преобладающее начало семейной жизни, и в этом отношении женщина занимает первое место. Она – истинный её центр, внутренняя её связь, оживляющий её дух. От неё зависит все семейное счастье. Поэтому обеспечение прав женщины в семье составляет высшее требование права.
Соединение этих двух противоположных полов в один цельный союз есть дело закона. В этом состоит существенное, коренное отличие человеческого брака от всех животных отношений. Люди соединяются не только в силу взаимного влечения, но и в силу разумно сознанного и установленного обществом закона, который освящает их союз и даёт ему общественное значение, связывая его с высшим порядком человеческого общежития. Этим брачный союз существенно отличается и от простого сожительства. Последнее есть выражение чисто животных отношений, основанных на взаимном влечении полов; первый же даёт этим отношениям человеческий характер, связывая их общим законом, что и составляет отличительную принадлежность разумного существа. Поэтому сожительство основано всецело на воле сторон: люди сходятся и расходятся, как им угодно, по минутной прихоти; закон в это не вступается, ибо он не призван освящать эти отношения. В браке же стороны принимают на себя постоянные обязанности, нарушение которых есть преступление против семейного права. Эти обязанности воспринимаются добровольно, но они устанавливаются не самими соединяющимися лицами, а общим законом, освящающим брачный союз. Брак не есть договор, в котором условия определяются волей сторон; это постоянный союз, в который лица могут вступать или не вступать по своему усмотрению, но вступая в который, они подчиняются установленным законом условиям; от себя они ничего не могут в них ни прибавить, ни убавить. Это и делает брак органическим союзом, имеющим высшее человеческое и общественное значение. Приравнивать к этому случайные соединения полов, происходящие в силу минутной прихоти или даже продолжительного взаимного влечения, значит не понимать самого существа юридических отношений и высокого их значения в человеческой жизни. Именно эти юридические определения налагают печать духа на естественную связь и возводят её в высшую сферу.
Вследствие этого юридическая связь освящается и законом нравственным. В семействе как естественном союзе, в котором в непосредственной форме соединяются все стороны человеческой жизни, самым тесным образом сочетаются оба начала: право и нравственность.
Здесь более, нежели где-либо, можно сказать, что право устанавливает только внешнюю форму, а нравственность является оживляющим духом. Отсюда религиозное освящение брака, который считается таинством у всех народов, сознающих высокое его значение. Этим устанавливается святость брака, начало в высшей степени важное для нравственного сознания людей и для прочности семейной жизни. Через это брак перестает быть чисто человеческим учреждением, зависящим от случайной воли людей; он связывается с законом, исходящим от самого Бога. Нередко сам гражданский закон придаёт юридическую силу религиозному обряду, заменяя им совершение гражданского акта. Но такая замена всегда есть дело юридического закона, а не требование религии. Сам по себе религиозный обряд обязателен для совести верующих, но никакой юридической силы иметь не может. Юридическую силу может придать ему только юридический закон. Этим самым признаётся, что брак есть не только религиозное, но и гражданское установление; а потому он может существовать и отдельно от религиозного обряда. Это и выражается в учреждении гражданского брака, независимого от церковного. Таков порядок во всех новейших законодательствах. Как юридический союз, брак заключается гражданским актом; совершение же религиозного обряда предоставляется совести верующих. Этим способом разграничиваются обе области и удовлетворяются равным образом требование закона и права совести. Тщетно неумеренные ревнители религии протестуют против такого разделения, приравнивая гражданский брак к простому конкубинату [4] . Между тем и другим лежит неизмеримое расстояние, существующее между законным и незаконным сожительством. Если брак имеет юридические последствия, то он, несомненно, есть юридическое установление, которое определяется гражданским законом; религиозный же обряд даёт ему высшее нравственное освящение, но не определяет юридического его существа. Католическая церковь, которая долго враждовала против гражданского брака, признаёт его, однако, в тех странах, где он введен положительным законодательством, чем доказывается полная его совместность с религиозными верованиями. От гражданского закона требуется только, чтобы он свои постановления сообразовал с требованиями религии, ибо иначе может произойти смущение совести верующих, а это порождает смуту в семейном союзе.
Условия, вытекающие из гражданского значения союза, даются самой его идеей. Брак не есть договор, заключаемый с известной целью и для известного времени; это союз полный и всецелый. Таков идеал соединения разумных существ. Это любовь под общим законом, возвышенная над случайностью влечений и образующая постоянную духовную связь. Человек весь отдаёт себя другому и в этом находит высшее удовлетворение своего духовного естества. При этом он получает то же, что он даёт, ибо самоотречение взаимно. Естественное влечение друг к другу приобретает здесь характер духовного единения, скреплённого сознанием исполнения высшего закона нравственного мира. Два лица отрекаются от своей самостоятельности с тем, чтобы образовать одно.
В разумном существе такое самоотречение может быть только делом свободы. Только добровольная отдача себя другому совместна с нравственным существом человека; она одна даёт нравственное и юридическое значение браку. Взаимное влечение может быть и не быть; но вступающие в брак лица добровольно принимают на себя сопряжённые с ним обязанности и торжественно дают обещание отныне всецело принадлежать друг другу. Принуждение тут немыслимо.
Очевидно, что подобная связь возможна только при единобрачии, ибо человек не может отдавать себя всецело разным лицам. Поэтому в единобрачии выражается истинное существо брачного союза. Многожёнство низводит это отношение на степень конкубината. Народы, у которых оно господствует, всегда остаются на низкой ступени нравственного развития. Отсюда то возмущение, которое возбуждает распространение мормонизма. Между людьми могут быть всякого рода свободные отношения, но возведение многожёнства на степень религиозного установления идёт вразрез не только с требованиями гражданского закона, но и с голосом общественной совести и с идеей брака.
Из этого характера брачного союза следует, что содержание его не ограничивается той или другой стороной человеческого естества; оно состоит в общении всей жизни, omnis vitae consortium, по выражению римских юристов. Одно существо всецело и физически, и нравственно отдаёт себя другому. Физическое соединение составляет естественное основание брака. Им достигается высшая его цель – деторождение; оно даёт полноту семейной жизни, восполняя отношение мужа к жене совокупным их отношением к детям. Поэтому невозможность физических отношений служит законным поводом к расторжению брака. Но на этой физической основе воздвигается несравненно высший мир духовного единения, которое составляет нравственное существо брачного союза. Как и всякие нравственные отношения, эта духовная связь держится только свободой. Юридический закон тут бессилен; он определяет одну внешнюю форму союза; содержание же даётся живым чувством и свободным взаимодействием лиц. И только такое свободное самоотречение в пользу другого придаёт брачному союзу истинную его цену и способно удовлетворить духовным потребностям человека. Но там, где действует свобода, возможно и уклонение. При недостатке взаимного чувства и нравственной высоты, брачная жизнь вместо духовного единения может представлять поприще постоянных раздоров. Вместо рая она обращается в ад. Спрашивается: возможно ли сохранение союза при таких отношениях?
По своей идее, это союз неразрывный. Как сказано, он заключается не на время, а на всю жизнь. Перед законом, человеческим и божественным, соединяющиеся лица дают торжественное обещание принадлежать друг другу навеки, и это обещание они обязаны исполнить. В чисто договорных отношениях самый закон предохраняет лиц от легкомысленных обещаний: человеку воспрещается отчуждать свою свободу и заключать договоры на слишком продолжительные сроки. Здесь, напротив, закон не допускает иного обещания, как на всю жизнь, ибо это вытекает из существа брачного союза. Оно требуется и самой его целью – рождением и воспитанием детей. Как бы для скрепления этой связи природа установила для человека продолжительное младенчество, требующее родительского попечения, а условия человеческой жизни ещё значительно удлиняют срок воспитания. Даже тогда, когда дети вышли из-под опеки и стали на свои ноги, связь их с родителями не порывается, как у животных, а сохраняется на всю жизнь. Отсюда необходимость постоянства и единства семьи, которая служит центром для рождающихся в ней поколений. Вследствие этого неразрывность брака является существенным требованием семейного союза. По идее, брак может быть расторгнут только смертью или преступлением. В приложении же к реальным условиям жизни, это начало должно стоять незыблемо во всех случаях, когда есть дети. Как скоро человек произвёл на свет другого, так он принадлежит уже не исключительно себе, а также и этому другому. Он имеет перед ним нравственные и юридические обязанности, и прежде всего те, которые относятся к семейной жизни как к нравственному центру молодых поколений. Родители не вправе лишать своих детей отца или матери, отнимать у них полноту семейной жизни, смущать молодые души разрушением того, что для них наиболее дорого и свято. При таких условиях расторжение семейной связи всегда есть преступление. Если отношение мужа и жены становятся невыносимы, они могут жить врозь, но они не вправе основывать новые семейства.
