Торвальд Юрген - Век криминалистики

И уже совершенно ложным, искажающим историческую действительность представляется описание Ю. Торвальдом роли частного сыскного агентства Аллана Пинкертона в «разоблачении» в 70-х гг. прошлого века в штате Пенсильвания преступлений якобы совершенных таинственной ирландской организацией «Молли Магвайрс».

Исследованиями прогрессивных американских историков, среди которых хотелось бы выделить книгу Антони Бимбы, впервые опубликованную в 1932 г. и недавно переизданную в США (1982)[20], неопровержимо установлено, что миф о террористической организации «Молли Магвайрс», якобы действовавшей среди горняков ирландского происхождения, был создан как предлог для кровавой расправы над руководителями рабочего движения в Пенсильвании. Когда в 70-х гг. прошлого века горняки этого американского штата повели стачечную борьбу против нечеловеческих условий существования, против безжалостной эксплуатации и тирании буржуазии, хозяева призвали на помощь частное агентство Пинкертона. В ход был пущен механизм провокаций: бандиты в масках врывались в жилища рабочих и убивали людей, якобы неугодных мифической «Молли Магвайрс», агенты Пинкертона проникали в рабочие организации, действительно боровшиеся за интересы горняков, разжигали в них национальную вражду, совершали уголовные преступления, а затем сваливали вину за них на рабочих и их руководителей. В 1877 г. с помощью провокаторов был организован судебный процесс над активистами рабочего движения в Пенсильвании, в ходе которого обвинение, хотя оно и не смогло доказать существования «Молли Магвайрс», все же сумело добиться вынесения смертного приговора 19 руководителям рабочих. Все они были повешены. Следует добавить, что агентство Пинкертона существует и поныне: оно превратилось в одно из крупнейших в мире частных сыскных агентств и по-прежнему сочетает в своей деятельности расследование уголовных преступлений и обслуживание, теперь уже на основе постоянных договоров, крупнейших монополий США и Канады с целью шпионажа за рабочими, срыва забастовок и т. п[21].

В заключение добавим, что автор «Века криминалистики» иллюстрирует историю создания и развития этой науки на примерах, относящихся почти исключительно к одному-единственному виду преступлений, а именно к тяжкому предумышленному убийству. Как известно, большинство авторов детективных романов также предпочитают сюжеты, связанные с расследованием дела о каком-либо загадочном убийстве, и в этом опять проявилось отмеченное нами сходство книги Ю. Торвальда с жанром детективной литературы. Однако избранный Ю. Торвальдом прием вовсе не означает, что достижения криминалистики как науки связаны лишь с расследованием дел об убийствах. В данном случае речь идет лишь об одном из видов общеуголовных преступлений, правда, наиболее опасном из них и чаще всего наиболее трудно раскрываемом. Действительная же «палитра» преступлений, совершаемых в буржуазном обществе, намного богаче и разнообразнее, и развитию криминалистики в немалой степени содействовала необходимость борьбы не только с убийствами, но и с имущественными, должностными и любыми другими преступлениями.

В этой связи хотелось бы напомнить сатирический набросок К. Маркса из рукописи «Теории прибавочной стоимости» (IV том «Капитала»), Высмеивая буржуазных вульгарных политэкономов, которые утверждали, что все профессии, в том числе и земельного собственника, и священника и т. п., «производительны», К. Маркс заметил, что с этой точки зрения должна быть признана «производительной» и «профессия» преступника. Действительно, писал К. Маркс, ведь преступник «производит» преступления, а следовательно, и уголовное право, и профессора, читающего этот курс, и полицию, сыщиков, судей, палачей и т. д. Продолжая эту шутливую мысль, К. Маркс далее спрашивал: «Достигли ли бы замки их теперешнего совершенства, если бы не было воров? Получило ли бы изготовление банкнот такое усовершенствование, если бы не существовало подделывателей денег? Проник ли бы микроскоп в обыкновенные торговые сферы, не будь в торговле обмана? Не обязана ли практическая химия своими успехами в такой же мере фальсификации товаров и стремлению ее обнаружить, в какой она ими обязана рвению честных производителей? Изобретая все новые средства покушения на собственность, преступление вызывает к жизни все новые средства защиты собственности и этим самым в такой же мере стимулирует производство, в какой забастовки стимулируют изобретение машин. И,– если покинуть сферу преступлений частных лиц,– мог ли бы без национальных преступлений возникнуть мировой рынок?»[22].

Конечно, вопросы, заданные здесь К. Марксом, звучат иронически, но они отражают глубокое понимание того, что преступность не только порождается основными условиями существования буржуазного общества, но и пронизывает все сферы его жизни, что она действительно оказывает огромное влияние на многие процессы, происходящие в нем, и, наконец, что, как бы это ни казалось парадоксальным, необходимость борьбы с преступлениями реально сказывается на развитии ряда отраслей науки и производства. Именно этого понимания тесной и всесторонней взаимосвязи преступности со многими другими сторонами жизни буржуазного общества, в котором ключевым является представление о конечной предопределенности феномена преступности социальными условиями, и недостает Ю. Торвальду. Вместе с тем в его книге читатель найдет материалы, прекрасно иллюстрирующие отдельные проявления указанной взаимосвязи. В частности, в «Веке криминалистики» приведено немало примеров того, как достижения науки становились источниками преступлений (открытие новых растительных ядов, новейшие изобретения оружейной техники и т.п.), раскрытие которых требовало от науки новых усилий, подчас приводивших к весьма серьезным достижениям. Книга Ю. Торвальда – лишнее свидетельство того, что естественные науки в условиях буржуазного общества могут как содействовать совершению преступлений, так и служить их раскрытию, но никакие успехи естественных наук и криминалистики, даже умелым образом используемые правоохранительными органами капиталистических государств, не могут привести к искоренению преступности, поскольку они не затрагивают ее коренных причин.

I

Неизгладимая печать, или причуды идентификации

1

Париж, 1879 г. Слава и слабости французской уголовной полиции. История Сюртэ от Эжена Франсуа Видока до Гюстава Масэ. Тысячи полицейских шпиков, миллионы описаний и десятки тысяч фотографий преступников и нерешенная, несмотря на все это, проблема точной идентификации уголовников.

Когда в 1879 г. Альфонс Бертильон, письмоводитель Первого отделения полицейской префектуры Парижа, вывел криминалистику из тупика, в который она тогда зашла, ему было 26 лет, а французской уголовной полиции – 70. В то время Сюртэ («Безопасность»), как называли французскую уголовную полицию, пользовалась всеобщей славой и считалась колыбелью уголовной полиции вообще, а ее семидесятилетняя история исчислялась со времен Наполеона.

Существовавшие до Наполеона полицейские службы во Франции занимались не столько раскрытием уголовных преступлений, сколько выслеживанием и арестами политических противников французских королей. Но и позже, во второй половине наполеоновской эры, у Анри, шефа созданного для борьбы с уголовными преступлениями Первого отделения парижской полицейской префектуры, было в подчинении всего 28 мировых судей и несколько инспекторов. Парижские улицы стали в то время подлинным раем для многочисленных грабителей и воров. Только в 1810 г., когда из-за наполеоновских войн ослабли все социальные связи и волна преступлений грозила затопить весь Париж, пробил час рождения Сюртэ и наступил поворотный момент в судьбе одного человека – основателя Сюртэ Эжена Франсуа Видока, человека, чью деятельность невозможно оценить однозначно и тень которого, казалось, даже через двадцать лет после его смерти еще витала над Сюртэ.

До 35 лет жизнь Видока представляла собой цепь сумбурных приключений. Сын пекаря из Арраса, Видок побывал актером и солдатом, матросом и кукольником, наконец стал арестантом (за то, что избил офицера, соблазнившего одну из его подружек), совершившим несколько дерзких побегов. Ему удавалось бежать из тюрьмы то в украденной форме жандарма, то прыгнув с головокружительной высоты тюремной башни в протекающую под ней реку. Но всякий раз его ловили, и в конце концов Видок был приговорен к каторжным работам и закован в цепи. В тюрьмах Видок годами жил бок о бок с опаснейшими преступниками тех дней. Среди прочих – с членами знаменитого французского клана Корню. Члены этого клана убийц, приучая своих детей к будущим преступлениям, давали им для игр головы мертвецов.