Александр Оришев - Политика нацистской Германии в Иране
Германской разведке не хватало надежных связных. К тому же довольно эффективно работали спецслужбы союзников. К примеру, сообщение о готовящемся восстании в Иране немецкие разведчики решили передать через жену Б. Шульце-Хольтуса. Однако в результате умело проведенной операции сообщение попало в руки советской контрразведки. В этом донесении Ф. Майер докладывал, что страна разделена на секторы, где есть люди, завербованные немецкой разведкой. Он также сообщал в Берлин, что имеет своих людей среди местных военных и знати племен, излагал план действий в тылу советских войск, сообщал данные о посадочных площадках для парашютистов и места для сбрасывания оружия. В письме Ф. Майера говорилось о необходимости установления регулярной связи между ним и Берлином. Он также просил включить в обычные радиопередачи условное сообщение, из которого можно было бы понять, что послание получено в Берлине[647].
В другом донесении Ф. Майер сообщал, что ему нужны радисты и деньги, чтобы приурочить путч к германскому вторжению с севера в Иран. Надо сказать, что недостаток материальных средств и недостаточно надежная связь были серьезными проблемами для Ф. Майера и существенно ограничивали его возможности. К началу августа 1942 г. в его распоряжении было всего 5000 туман. «Вопрос с деньгами недавно стал особенно животрепещущим. Каждый шаг стоит денег, а у нас лишь нищенские запасы, которых не хватит для того, чтобы уплатить курьерам. Это большой недостаток в стране, где деньги – все», – с нотками разочарования писал в своем дневнике организатор прогерманского подполья[648].
Наконец, 1 августа 1942 г. Ф. Майера ждал сюрприз. Во время прослушивания сообщений берлинского радио, он услышал странные на первый взгляд слова: «Мы узнали после из Тегерана, что разрыв дипломатических отношений между иранским и японским правительством произошел не только в результате махинаций английского и американского правительств, но также вследствие нажима в этом направлении русского правительства». Сюрприз заключался в том, что эти слова были той самой условной фразой, которую Ф. Майер просил передать как ключ, что его сообщения получили в Берлине[649].
Однако радость Ф. Майера была преждевременной. Получить деньги ему не удалось, как не удалось установить регулярную двустороннюю связь с Берлином. Там приняли несколько его посланий, но с оказанием помощи не торопились. При таком отношении со стороны руководства он мог рассчитывать только на слепую веру его приближенных в освобождение Ирана гитлеровскими войсками и на свои недюжинные организаторские способности. «И если они, (германские солдаты. – А. О.), не дай Бог, не придут в Иран до начала зимы, то да поможет нам Бог. Наше положение будет очень трудным. Для сохранения нашей организации будет лишь один выход. Много денег», – записал он без энтузиазма в своем дневнике 11 сентября 1942 г.[650]«Еще не удалось получить денег, так что впереди меня ждет серьезный кризис. Одни только мои расходы на службу по доставке новостей достигают, по крайней мере, 1000 туман, не считая расходы Вазири в Тегеране на эти же нужды и наши скромные жизненные расходы. Я написал Захеди продать все ковры, надеясь поправить бюджет месяца на два», – так Ф. Майер оценивал финансовое состояние и будущее организации[651]. Видя столь мрачные перспективы, лидер прогерманского подполья даже подумывал о создании разбойничьей шайки, которая грабила бы купцов и таким образом доставала деньги на нужды «Меллиюне Иран[652].
Прохладное отношение Берлина к Ф. Майеру можно было объяснить тем, что в 1942 г. германское правительство недооценило значение южного пути в плане военных поставок СССР по лендлизу. Правда, нельзя исключить и другое, более прозаичное объяснение – нацистские бонзы просто забыли о Ф. Майере или не верили, что один человек сможет организовать боеспособную организацию. Поэтому чувство безысходности постоянно преследовало Ф. Майера. «Ни отдыха, ни денег, ни приказаний ускорить работу, ни совета, ни товарища! А вместо этого постоянное подчинение людям, не знающим ни храбрости, ни лояльности, ни отваги, ни дружбы, чьи отцы – обман, а матери – скупость», – писал он в своем дневнике[653].
Активность Ф. Майера и его соратников с каждым днем все больше беспокоила союзников и прежде всего англичан. Именно англичане первыми выступили с инициативой пресечь деятельность прогерманского подполья. Еще в марте 1942 г. по их требованию иранская полиция выслала в Керманшах шесть иранцев, заподозренных в связях с нацистами. По прибытии на место высланные были арестованы английскими военными властями и увезены в неизвестном направлении.
В конце июля 1942 г. британские представители вновь обратились к иранскому правительству с требованием арестовать и передать им 45 граждан, как им казалось, руководителей и активистов прогерманских организаций. Это требование мотивировалось тем, что ранее арестованные дали против них показания, уличавшие в тайной деятельности в пользу стран Оси. 5 августа английский посланник Р. Буллард обратился к премьер-министру Кавам-ос-Салтане с тем же требованием. Премьер-министр обещал арестовать всех, кто был в представленном посланником списке, но вместе с тем заявил, что будет ждать материалов, доказывающих их виновность. 7 августа Р. Буллард вновь обратился в иранский МИД с письмом, в котором, ссылаясь на инструкции, полученные от своего правительства, потребовал выдачи 45 иранцев. В ответ иранское правительство решило выдать англичанам лишь иранских подданных, а остальных арестовать и дело о них передать в особую комиссию с предоставлением английским представителям права присутствовать на ее заседаниях[654].
В результате в массовом порядке были арестованы не те люди, на которых имелась информация о причастности к фашистскому подполью, а в основном те, кто когда-то учился, жил в Германии или имел жену-немку. Между тем, многие, действительно виновные в антисоюзнической деятельности, такие, как Нейванди, заранее узнавали о грядущем аресте и ударялись в бега.
Ответом на действия англичан была волна возмущения, поднявшаяся в иранской прессе:
«Эттелаат»: «Эти акты (аресты – А. О.) совершенно противоречат правосудию, свободе и демократии, они противоречат даже статьям тройственного договора… подобное действие вызвало бурю возмущения в общественном мнении, так как такие методы противоречат любому понятию о безопасности».
«Мехре Иран»: «Мы, в свою очередь, требуем от правительства принять срочные меры к освобождению наших соотечественников».
«Марде Имруз»: «Говорят, что арестованные германофилы. Год тому назад арестовывали людей, объявляя их русофилами, через год будут арестовывать за англофильство и т. д. Во всяком случае аресты на этом не кончатся. Утверждают, что арестованные являются сторонниками стран Оси, так как женаты на немках и говорят на немецком языке»[655].
С критикой на правительство и союзников обрушились депутаты меджлиса. Особенно активно на трибуне меджлиса выступал Х. Новбахт, с каждым днем увеличивавший политический капитал своей организации[656].
Более удачные действия англичане предприняли в декабре 1942 г., когда в тайне от иранских властей командующий 9-й английской бригады генерал Г. Вильсон организовал похищение Захеди. Через некоторое время один из ближайших соратников Ф. Майера был переправлен в Индию[657].
Воодушевленный успехом операции Г. Вильсон выступил перед своим правительством с инициативой о проведении репрессий в отношении ряда других политических и военных иранских деятелей, ведущих антисоюзническую работу. Английское правительство согласилось с предложенными мерами и в свою очередь предложило генералу проинформировать об этом советскую сторону с тем, чтобы последняя также приняла соответствующие меры в северных районах Ирана[658].
Если англичане действовали прямо и решительно, то в посольстве СССР не желали форсировать события. Советские компетентные органы предпочитали наносить точечные удары по фашистскому подполью в Иране, ограничиваясь ликвидацией некоторых антисоюзнически настроенных деятелей. В 1942 г. советские контрразведчики арестовали германского шпиона, бывшего белогвардейца В. Боровского (прикрытием шпионской деятельности В. Боровского до августовских событий 1941 г. служила работа шофером у германского посланника в Тегеране), за антисоветскую пропаганду был арестован Б. Вербицкий, и при подготовке диверсии (взрыва одного из важнейших объектов Трансиранской железной дороги) был задержан инженер Петерсен, у которого обнаружили подготовленные для этой цели средства[659].Кроме того, советские контрразведчики организовали похищения нескольких иранских и азербайджанских националистов[660].
