Джерри Спенс - Настольная книга адвоката. Искусство защиты в суде
Наша клиентка, вдова, нуждалась в защите. Она не хотела остаться вдовой. Она имела право на защиту полиции от пьяного мужа. Ей не нужен был мертвый супруг с подложенным под него пистолетом. Вдова знает наверняка, что у мужа не было пистолета. Он с неприязнью относился к огнестрельному оружию и был сторонником контроля над ним.
Как мы знаем, цель перекрестного допроса — проверить добросовестно разработанную теорию одной стороны, сопоставив ее с показаниями свидетеля другой стороны. Какой из них нужно верить? Свидетель изложил свою историю на допросе выставившей стороной. Он агрессивно и даже враждебно относится к идее, что пистолет подбросили. Его история правдоподобна и соответствует полицейскому отчету о происшествии. Он хорошо подготовился к допросу. Здесь не за что зацепиться, и, если нам нельзя ничего сделать, кроме как задавать вопросы, которые позволят свидетелю повторить свою историю, лучше вообще не вызывать его на перекрестный допрос. Мы постоянно это видим: адвокат, не зная, какой вопрос задать и как пробить хоть небольшую брешь в истории свидетеля, встает и задает те же самые вопросы об очевидных фактах. Таким образом он только подтверждает версию свидетеля и убеждает присяжных, что она правдива, хотя может быть хорошо подготовленной фальсификацией.
Нашей тактикой будет перекрестный допрос (я называю его «сочувственным»), который учитывает тот факт, что свидетель является честным, приличным человеком, стоящим перед моральным выбором. Нам нужно понять его и поговорить с ним таким образом, чтобы он не мог говорить сам за себя. Ключевым моментом является понимание того, что грозит полицейскому, и представление его присяжным как человека, перед которым стоит неразрешимая дилемма.
Нахождение фактов для сочувственного допроса. Если невозможно прибегнуть к помощи специалиста по психодраме, мы можем просто представить себя на месте полицейского Джонса. Мы задаем себе вопрос, каково быть полицейским, на глазах которого убивают безоружного человека. Его вызвали, чтобы уладить домашнюю ссору, но вместо этого он стал свидетелем убийства. Какое эмоциональное потрясение должен испытать этот полицейский, понимая, что они, служители закона, не только не выполнили свой долг, но убили невиновного человека! Зная о нескольких месяцах трезвых размышлений в ожидании рассмотрения дела в суде, о кошмарах, посещавших его по ночам, о беспокойстве по поводу своей работы, репутации и, возможно, о свободе, разве можем мы обвинять этого полицейского за его позицию, даже если его свидетельство было ложным?
Они не собирались никого убивать. Кроме того, они приятели. Они поддерживали друг друга во многих рискованных ситуациях. Но эта ситуация в зале суда — самая опасная за всю карьеру этих полицейских, поскольку они не могут контролировать ее последствия и не имеют другого выбора, кроме безоговорочной поддержки своей версии. Никто не сможет доказать, что это ложь. В доме никого не было, кроме них и, разумеется, вдовы. Естественно, она будет доказывать, что покойный супруг был безоружным, а ватага друзей в суде станет утверждать, будто покойный ненавидел огнестрельное оружие и, конечно же, пистолет не был зарегистрирован на него, но жена постарается получить уйму денег за смерть мужа и попросит друзей поддержать ее иск.
Мы побывали на месте свидетеля. Если мы сыграем роль Джонса, а позже — Смита, то без труда поймем дилемму, которую приходится решать Джонсу. Можно легко добраться до сути истории, обсудив ее за чашкой кофе с другом (назовем его Робом). Наш разговор может выглядеть следующим образом. «Роб, будь я Джонсом, я, наверное, думал бы так: „В этом деле нужно придерживаться версии Смита, хотя мне очень не нравится идея подделать отчет. Если подделка обнаружится, мне конец“». «Да, — отзывается Роб, — но ты обязан оставаться лояльным к своему напарнику. Кроме того, в полиции имеется неписаный закон: цель оправдывает средства. Если тебе приходится делать такой выбор, то ложь, пусть ты и ненавидишь ее, в данном случае является лучшим выходом». «Точно, — говорим мы, — и если ты не можешь положиться на напарника в любой ситуации, то эта работа становится для тебя слишком опасной». Потом можем спросить Роба: «О чем, по-твоему, разговаривали Смит с Джонсом перед судом?» — «Ну, — может ответить Роб, — Смит скорее всего сказал Джонсу, что им нужно держаться вместе и настаивать на одной версии случившегося. А потом они повторяют для себя свои истории».
Из нескольких сцен, которые мы обнаружим, большая часть истинной истории могла бы остаться незамеченной и непонятой умом, утопающим в массе отвлекающих моментов и подробностей, которые окружают нас в каждом деле.
Но мы воспользуемся психодрамой, например, воссоздающей саму сцену. Здесь окажется незаменимым специалист по психодраме, однако эту роль может выполнить тот, кто знаком с процессом психодраматической постановки. У нас должен быть адвокат, ведущий перекрестный допрос Джонса, и он же будет играть его роль и время от времени роль Смита, чтобы сам адвокат уяснил, что представляют собой эти люди и какая дилемма стоит перед ними. Кто-то по мере необходимости станет играть роль Смита.
Режиссер этой драмы просит Джонса (адвоката, который будет вести перекрестный допрос) исполнить монолог. Он говорит Джонсу:
— Вы только что стали свидетелем того, как ваш напарник застрелил человека. Что вы думаете?
Джонс отвечает:
— Боже мой, бедняга мертв. Я вижу дырку в его груди и струящуюся кровь. Он не дышит. У нас крупные неприятности. Я напуган.
— Что вы видите и слышите?
Женщина кричит:
— Вы его убили! Вы его убили! — (Мы знаем это от женщины.) Она бьет Смита кулаками. Он все еще держит в руке пистолет. Смит говорит, чтобы я увел ее на кухню и посмотрел, нет ли там кого-нибудь еще, а он собирается проверить спальню. Я приказываю женщине оставаться на кухне, потом возвращаюсь и вижу, что из-под тела виден пистолет.
— Вы разговариваете со Смитом?
— Да.
— Давайте послушаем этот разговор.
Джонс (наш адвокат) и Смит (помощник, играющий его роль) поворачиваются друг к другу.
— Господи, Смит! Какого черта? — спрашивает Джонс.
— Я думал, что у этого ублюдка в руках пистолет, — отвечает Смит.
Теперь режиссер просит адвоката, играющего роль Джонса, и помощника, играющего роль Смита, поменяться ролями. Они также физически меняются местами. Мы спрашиваем Смита:
— Что вы думаете, полицейский Смит?
— Я думаю, что попал в переделку. Мне показалось, что у парня пистолет. В меня и раньше стреляли (этот факт взят из показаний Смита), поэтому я не хочу, чтобы это повторилось. Думаю, что должен как-то поправить дело, иначе мне конец.
Мы просим участников вновь поменяться ролями и местами, чтобы адвокат опять играл роль Джонса.
— Ты подложил ему пистолет, так ведь, Смит? — говорит Джонс.
Они опять меняются ролями и местами.
— У меня не было выбора, — отвечает Смит. — Ты должен мне помочь в этом, Джонс.
Снова и снова исполнители меняются ролями и местами — адвокат играет роль то Смита, то Джонса, и это помогает ему лучше понять суть дела.
Мы спрашиваем адвоката в роли Джонса:
— Что вы думаете?
— Я думаю, что нужно поддержать Смита, будь он прав или не прав. Если он попадется, я, возможно, попадусь вместе с ним. Ведь он мой напарник. Мужчина должен делать то, что должен.
Мы открыли для себя перекрестный допрос, который можем провести. Как у адвокатов, ведущих его, у нас нет морального права задавать вопросы, на которые мы получим заведомо неправдивые ответы. Но мы имеем право задавать добросовестные вопросы, ответы на которые можно вывести из фактов. Для этого перекрестного допроса мы выбираем тактику ведения с позиции Джонса. Это не конфликтующий подход, не угрожающий, враждебный или осуждающий. Он будет строиться на понимании и раскроет присяжным наш вариант событий, чтобы они сами могли сделать вывод, чья история правдивее.
Вот как может звучать сочувствующий перекрестный допрос:
«Полицейский Джонс, наверное, для вас это было не слишком приятное событие?»
— «Да, сэр».
— «Вы определенно не тот человек, который стреляет в безоружных граждан».
— «Так точно».
— «Поэтому смерть мистера Хансена, должно быть, сильно вас расстроила?»
— «Верно». — «Вы давно служите в полиции и имеете хорошую репутацию?»
— «Да».
— «И в этом случае вы не стреляли в мистера Хансена?»
— «Нет, не стрелял».
— «Это сделал ваш напарник, полицейский Смит?»
— «Да».
— «Он был вашим напарником несколько лет?»
— «Да».
— «Наверное, вы побывали с ним во многих переделках?»
— «Да, пару раз пришлось».
— «И для вас полицейский Смит больше чем напарник — он ваш друг?»
