Джерри Спенс - Настольная книга адвоката: искусство защиты в суде

Подготовка свидетеля к даче показаний – совсем другое. Вначале нужно узнать его историю. В предыдущих главах мы видели, как это можно сделать, привлекая в помощь психодраму. Однако другой метод может оказаться не менее полезным. Предположим, на нашего клиента, Деррика Смита, по ошибке напали двое полицейских и избили его. Предъявлен иск к городу на возмещение ущерба, нанесенного полицейскими. Наша свидетельница, проходившая мимо в тот момент, будет давать показания о том, что увидела.

Возьмем на себя роль адвоката, ведущего допрос, помня о том, что при допросе своего свидетеля (в отличие от перекрестного допроса) главным героем является свидетель, а не адвокат. Давайте сначала вместе со свидетельницей (назовем ее Ширли) посмотрим сцену.

– Где произошел этот инцидент, Ширли?

– В многоквартирном доме на Бэт-стрит в Талсе, штат Оклахома.

– Если стоять на улице лицом к дому, как он будет выглядеть?

– Это кирпичное трехэтажное здание с одним подъездом. Стены покрыты глубоко въевшейся грязью, под одним окном надпись краской. В некоторых окнах на третьем этаже нет занавесок, некоторые, где выбиты стекла, закрыты картоном.

Если свидетель не может вспомнить такие подробности, нужно вместе с ним приехать на место происшествия и указать на детали, которые понадобятся при даче показаний. Можно воспользоваться фотографиями. Но подробное описание, услышанное из уст свидетеля, дает уверенность, что он был там и что он наблюдательный человек. Более того, просьба описать сцену в подробностях – способ познакомить свидетеля с тем искаженным, своеобразным языком, на котором нам приходится общаться в зале суда.

Мы продолжаем разыгрывать сцену.

– Как можно подойти к подъезду этого дома?

– К нему ведет калитка, а от нее – бетонная дорожка к передней двери.

– Когда вы смотрите на калитку, что видите?

(Обратите внимание: мы не просим свидетеля рассказать по памяти, что она видела. Она должна видеть это здесь и сейчас.)

– Она сломана и висит на одной петле.

– Из чего она сделана?

– Что-то вроде кованого железа. Знаете, с таким витым орнаментом.

– Откройте нам калитку.

– Она уже открыта и висит на одной петле.

– Что вы видите за калиткой?

– Дворик. Небольшой, примерно такой.

(Она обводит рукой комнату приблизительно пять на шесть метров, в которой мы сидим.)

– Что вы видите во дворике?

– Неухоженный газон, в основном из пожухлой травы.

– Это место чем-нибудь пахнет?

– Конечно.

– Какой запах вы чувствуете?

– Наверное, это удушливый, тяжелый запах улицы и машин. По-моему, в нем есть примесь гниющего мусора.

– Когда подходите к дому, что вы слышите?

– Гул уличного движения, шум автомобильных двигателей. Громкий разговор людей на другой стороне улицы.

Возможно, после таких подробностей последует возражение оппонента. Для судей и противной стороны непривычно столь подробное проигрывание сцены, учитывающее все человеческие чувства. Но мы уже знаем, что этот прием не только увеличивает доверие к свидетелю, но и помогает ему привыкнуть к атмосфере в зале суда, а кроме того, создает гораздо более яркое впечатление, чем фотография, являющаяся всего лишь двухмерным изображением и неспособная восстановить звуки, запахи и общее ощущение сцены. Я не предлагаю отказаться от фотографий, но наши чувства могут передать намного больше.

– Сколько сейчас времени?

– Два часа пополудни.

– Какого дня и месяца?

– Двадцать восьмого июля. Жарко.

– Откуда вы знаете?

– Чувствую жару.

– Вы потеете?

– Да.

– Где конкретно вы находитесь в этой сцене?

– Я иду по тротуару. Подхожу к калитке, от которой бетонная дорожка ведет к дому.

– Куда вы направляетесь?

– В магазин, купить продукты на ужин.

– Что происходит в этот момент?

– Я вижу афроамериканца, который пытается открыть дверь дома.

– Как далеко вы находитесь от подъезда этого дома?

– Метрах в шести.

– Покажите, где находится дверь.

(Она встает и проходит метров шесть к месту, которое выбрала для передней двери многоквартирного дома.)

– Давайте поставим там стул, чтобы обозначить переднюю дверь.

Эти простые, наглядные пособия делают сцену реальной и помогают как подготовить свидетеля к слушанию, так и создать сцены для присяжных, когда этот свидетель будет давать показания.

– Опишите этого человека.

– Он худой, лет тридцати, ростом примерно метр восемьдесят, лысоват.

– Во что он одет?

– На нем просторные коричневые брюки, поношенные кроссовки и белая футболка.

Мы спрашиваем свидетельницу, что она видит (но не что видела). Ведите допрос в настоящем времени, чтобы вовлечь в действие присяжных.

– Где находится человек, которого вы описали?

– У дверей дома. Он пытается открыть ее, но один полицейский бежит к нему с одной стороны, а его напарник – с другой.

Мы просим свидетельницу принять положение, в котором находился афроамериканец, когда она его увидела. Она подходит к месту, которое обозначила в качестве входной двери, ложится на пол и остается лежать в течение следующих вопросов.

– Что происходит сейчас?

– Двое полицейских держат этого человека и избивают резиновыми дубинками.

– Вы можете сегодня в зале суда узнать полицейских, которых видели в этой сцене?

Она поднимает голову.

– Да. – Свидетельница показывает на двух полицейских, сидящих за столом со своими адвокатами. У обоих хмурые лица, в которых угадывается жестокость.

– Вы узнаете полицейского Бейтса?

– Да.

– А офицера Харлоу?

– Да. Это те, что избивали того человека.

– Вы можете узнать человека, которого они избивали?

– Да. Он сидит за вашим столом.

– Как вы его узнали?

– Как и все остальные. Это он. Я бы узнала его в любом месте.

Наша свидетельница все еще лежит на полу.

– Что происходит с вами?

Несмотря на обращение «вы», в этом месте свидетельница превращается в нашего клиента, Деррика Смита.

– Полицейский Бейтс бьет меня по голове и телу.

– Что вы делаете в ответ?

– Я кричу: «Не бейте меня! Не бейте меня! Пожалуйста, не бейте меня больше!» Я плачу и кричу.

– Что делает полицейский Харлоу?

– Он тоже меня бьет.

– Что делаете вы?

– Я закрываю голову руками – вот так. А когда они начинают меня бить по телу, я тоже стараюсь защититься.

Я прошу Ширли встать и передаю ей линейку.

– Предположим, это резиновая дубинка. Покажите, что делает полицейский Бейтс с Дерриком Смитом, который сейчас лежит на земле.

– Он бьет мистера Смита дубинкой – вот так. – Она бьет линейкой по месту, где только что лежала.

– И покажите, что сейчас делает полицейский Харлоу.

– Он тоже бьет мистера Смита – вот так. – Свидетельница опять бьет воображаемого человека на полу.

В этом процессе свидетельница сыграла в этой драме роли четырех человек: клиента, Деррика Смита, двух полицейских и свою собственную. Она дает показания относительного того, что видела, но ее свидетельство принимает форму действия. Если бы она давала показания в обычной манере очевидца, то просто рассказала бы, что видела: «Двое полицейских избивали мистера Смита, а он кричал, чтобы они прекратили». Но представление сцены в действии создает более яркую и точную картину происшедшего. На самом деле мы не «натаскиваем» свидетельницу – это она учит нас.

И запомните две простые вещи относительно допроса свидетеля выставившей стороной. Во-первых, главным героем является свидетель, а не адвокат. А во-вторых, адвокат направляет свидетеля открытыми вопросами: кто? что? где? зачем? когда и как? Адвокат не руководит допросом, если не должен вмешаться, видя непонимающее лицо свидетеля, или если свидетель отклоняется от темы, или если нужно подчеркнуть тот или иной момент. В этом случае нам поможет наводящий вопрос.

Как избежатьпотенциальныхвозражений. Меня всегда интересовали возражения при таком виде дачи показаний и страх адвоката перед замешательством и смущением, которые он может испытать, имея дело с деспотичным судьей. Но в зале суда работают силы, сдерживающие возражения. Прежде всего судья вряд ли будет прерывать свидетеля, если оппонент не вносит возражения. Оппонент может протестовать, а может не протестовать. Часто его захватывает история и он не видит повода для возражений, за исключением случаев, когда свидетельство содержит какие-то новые элементы. Оппонент может испытать любопытство, точнее, может беспокоиться, что его возражение на эту интересную форму дачи показаний (слова в действии) вызовет отрицательную реакцию присяжных.

Мы слышим, например, такие возражения: «Это не дача показаний, а спектакль». В ответ мы объясняем, что стремимся раскрыть полную правду. Слова в действии обеспечивают нас гораздо более ярким представлением фактов, чем только слова. Часто свидетели не могут четко выразить свои мысли. Чтобы рассказать о случившемся, они вынуждены подбирать правильные слова, а многим это не слишком хорошо удается, особенно в гнетущей обстановке зала суда. Если мы видим действие и одновременно слышим слова, картина становится яснее.