Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни
Бомануар говорит, что мошенники и убийцы одевались в духовную одежду и делали один другому пострижение, чтобы уйти от обыкновенной юстиции. Духовенство не только не негодовало на это, но и старалось воспользоваться подобными проделками для увеличения своего авторитета. Так как одни духовные судьи имели право определять, действительно ли известное лицо имеет пострижение, то духовенство, для привлечения дел к своей подсудности, довольствовалось одним видимым пострижением. Взявши же раз в руки дело, оно уже не передавало подсудимого светскому суду, как бы ни был очевиден обман: оно или признавало подсудимого духовным, или же, объявив его чуждым духовному званию, удерживало его у себя, подвергнувши бессрочному тюремному заключению, так как бы он был духовный. В то время, когда духовенство успело приобрести изъятие от смертной казни, когда самые тяжкие преступники из этого класса пользовались почти что полною ненаказанностью, когда духовенство из собственных выгод прикрывало своею привилегиею убийц, воров и разбойников и из других классов, оно было неумолимо к обвиняемым в vauderie; этим именем обозначалась не только ересь, но и грехи против природы (мужеложство и скотоложство), колдовство, празднование субботы, поклонение дьяволу. Убийство считалось таким преступлением, для наказания которого были достаточны очень снисходительные церковные наказания. Но когда дело касалось ереси, церковные суды, находя свои наказания недостаточными, предавали еретика в руки светских судов, которые тотчас постановляли приговор о сожжении виновного. Правда, в конце приговора, которым еретик предавался в руки светской власти, всегда помещалось приглашение светскому судье не предавать виновного смерти и даже изувечению. Но это приглашение было одною формальностью, которою духовенство думало исполнить возникшее в первые времена христианства правило, что церковь гнушается крови; этой формальности не придавали серьезного значения сами судьи. Испанская инквизиция, по приговорам которой было сожжено живыми 34 тыс. 658 человек и 18 тыс. 49 человек в виде изображений, всегда присоединяла к своим приговорам это приглашение. Но если бы светский судья исполнил это приглашение в буквальном смысле, то он подвергся бы отлучению от церкви. Изъятие духовенства от смертной казни оставалось очень долго, несмотря на раннюю борьбу из-за этой привилегии светской власти. Крепнувшая королевская власть первоначально уничтожила эту привилегию относительно преступлений государственных. Затем установление cas royaux, т. е. таких случаев, которые только судились королевскими судьями, несмотря на звание преступника, учреждение Ордонансом 1580 г. общего или совместного суда двух юрисдикций — духовной и светской — в случаях тяжких преступлений духовного, значительно поколебали основание привилегии духовенства во Франции. Но она окончательно была отменена только во время переворота 1789 г.
Дворянство во Франции также пользовалось привилегиею изъятия от смертной казни, хотя в ином виде и объеме. В период наибольшего развития феодализма, когда королевская власть почти потеряла всякое значение, сеньоры не имели над собою верховной власти и совершали преступления безнаказанно. Это было время кулачного права, время разбоев, грабежей и убийств, совершаемых сеньорами совершенно безнаказанно; между тем как в это же время почти весь народ был низведен в рабство и отвечал жизнью за большое преступление, малый проступок и даже ничтожную вину. Но и с течением времени, когда королевская власть как общая власть стала крепнуть, не была вовсе уничтожена привилегия дворянства на ненаказанность или на изъятие во многих случаях от смертной казни. Эти изъятия, с одной стороны, были установляемы в самих законах, изданных королевскою властью, с другой — давались в виде помилования или, наконец, доставались дворянам вследствие слабости и испорченности общей власти, которая не имела ни силы, ни охоты, ни энергии наказывать тяжкого преступника с весом и могуществом. «Когда по приговору суда крестьянин (vilain) лишается жизни или членов своего тела, тогда дворянин (noble) теряет только честь», — таково было общее правило французской юриспруденции, высказанное устами старого юриста Луазеля. Другое правило, ведущее свое начало от времен варварских, по которому «кто не может заплатить деньгами, платит своим телом», имело обширное применение в французской юриспруденции и в позднейшее время. Филипп Август определил: богохульника подвергать штрафу, если он дворянин, и утопить, если он крестьянин.[45] Генрих IV Ордонансами 1601 г. и 1607 г. определил: за нарушение законов охоты в королевских лесах сеньоров и джентльменов подвергать штрафу в 1 тыс. 500 ливров, a roturiers — штрафу или, при несостоятельности, сеченью розгами до крови, временному изгнанию, ссылке на галеры, вечному изгнанию и даже смертной казни, в случае возвращения. За плотское сношение слуги со своею госпожою слугу посылали на смерть, а госпожу прощали.[46] Домашнее воровство наказывалось смертною казнью, а взятки, кража государственного имущества, грабеж народа, если иногда и навлекали наказание, то не строгое.
При определении наказания всегда имелось в виду звание совершившего преступление и звание жертвы; таким образом, преступление, совершенное дворянином над крестьянином или духовным над светским, наказывалось несравненно снисходительнее, чем преступление крестьянина над дворянином или светского над духовным. Чем выше было звание преступника и ниже жертвы его насилия, тем меньше и само преступление, и наоборот. Об руку с этим по закону освобождением дворян во многих случаях от смертной казни шло фактическое их освобождение от оной посредством помилования. До переворота 1789 г. помилование составляло, если не исключительно, то в значительной степени, привилегию одного дворянства; оно давалось в таких размерах, что служило некоторым образом продолжением прежней ненаказанности. В царствование Людовика XIV, который признается за образец абсолютного монарха, дворяне за совершение тяжких преступлений или оставались совершенно ненаказанными, или получали помилование. Дюлор говорит: «Царствования Людовика XIII, Людовика XIV и даже Людовика XV представляют длинный ряд помилований, данных ворам, убийцам и зажигателям из дворян. Везде встречаем самые возмутительные преступления, совершаемые или покровительствуемые дворянством. Придворные ходатайствовали, употребляли усилия смягчить черноту преступления своих протеже, и король, уступая гораздо чаще докучливости тех, которые его окружали, чем священным принципам юстиции, давал lettres de grаce, всегда мотивируя заслугами, которые деды преступника оказывали королям, его предшественникам». Так, Гаспар, маркиз д'Эспиншаль, получил помилование за разные убийства во внимание к заслугам своих предков. Дворянин Мореваль, убивший в 1689 г. двух судебных приставов (sergents), хотевших по предписанию суда арестовать его лошадей, получил от короля помилование. Лемонте, автор монархических учреждений Людовика XIV, говорит: «Бандиты, которых бы мы велели прогнать из наших передних, пользовались почетною фамильярностью. Поменары, Шарнасэ, Фалари, преследуемые за отвратительные преступления как воровство и подделка фальшивой монеты, были, благодаря своему известному имени и забавному цинизму, допускаемы в самые высокие компании». В 1665 г. был послан экстраординарный суд (tribunal des grands jours) во многие провинции для того, чтобы «остановить бесчисленное множество отвратительных здодеяний, которые совершались и совершаются без всякого наказания и отмщения по причине знатности и чиновности виновных, которые с полною безнаказанностью угнетают, бьют, оскорбляют, убивают и делают тысячи вымогательств бедному народу». Трибуналу приходилось в один день произносить по 53 смертных приговора. Но приговоры эти были произнесены над отсутствующими (par contumace), и потому они превратились в одну формальность. Именитые преступники пред приездом страшного суда успели для избежания кары удалиться из своих замков; когда же суд оставил их провинцию, они возвратились в свои поместья и принялись за прежнее ремесло преступлений.
Изложенная выше раздача помилований была причиной, что писатели-юристы XVIII столетия, которые занимались изысканием лучших основ правосудия, восставали, за исключением очень немногих, с особенною силою против самого права помилования, которое в настоящее время, будучи применяемо ко всем подданным без различия, не вызывает таких резких порицаний. Филанджиери, один из очень умеренных писателей XVIII в., говорит: «Если закон должен осуждать, а государь прощать, законы, вместо того чтобы остановить действия частного насилия, сделаются в руках какого-нибудь притеснителя всегда надежным средством для угнетения членов общества, которые не умеют получить его милость. Они будут предметом насмешки и презрения для дерзкого раба, который может безнаказанно нарушать их под покровительством какого-нибудь придворного или женщины, в кредит. Следовательно, главный интерес гражданина будет состоять не в том, чтобы повиноваться законам, но чтобы нравиться монарху. Судья, торгующий правосудием, магистрат, виновный в лихоимстве и вымогательствах, генерал, приносящий в жертву своей корысти безопасность и славу своего отечества, министр, пользующийся своею властью для обогащения своей семьи и угнетения своих соперников, должны будут, для избежания наказания за свои преступления, только уступить часть своих богатств метрессе или другу государя. Строгость закона будет поражать только несчастных, которые не могут возвыситься над нею множеством преступлений».[47]
