Виталий Квашис - Куда идет смертная казнь
Вполне возможно, эта работа не свободна от тех или иных недочетов. Но, во-первых, их критический разбор не входит в нашу задачу, а, во-вторых, и это главное, ее достоинства, конечно же, значительно перевешивают возможные упущения. Убежден, что монография В. Е. Квашиса привлечет внимание широкого читателя, найдет живой отклик не только среди юристов. Она не в последнюю очередь адресована тем, в чьей компетенции принятие решений в деле определения стратегии уголовной политики. Написанная преимущественно на материале зарубежных стран, различных по своим социально-экономическим, культурным, историческим и политико-правовым параметрам, она нужна российским ученым и политикам, поскольку привносит в дискуссию о смертной казни то, чего в ней было явно недостаточно. А факты, как известно, вещь упрямая. Оперировать ими намного сложнее, чем вести эмоциональную, но по сути схоластическую, дискуссию. Публикация этой фундаментальной книги, конечно, не поставит точку в многолетней полемике, но, я уверен, придаст ей новый импульс и новый вектор.
Отрадно отметить, что эта содержательная работа выходит в свет в канун юбилея В. Е. Квашиса. Хочу пожелать книге успеха, а самому автору – здоровья, благополучия и новых творческих удач.
Ю. Е. Пудовочкин,
доктор юридических наук,
профессор
Введение
Тема смертной казни всегда и везде занимала особое место в общественном сознании. Во все времена она была обречена на особое внимание и не знала границ общественного интереса. Смертная казнь всегда была явлением социальным; это особый культурный и социально-психологический феномен, которому вовсе не случайно посвящена обширная философская, историческая, юридическая и художественная литература.
Проблема смертной казни, в самом деле, всеобщий аллерген. Видимо, поэтому в ней, как и в футболе, например, разбирается каждый: здесь все все знают, но, в отличие от футбола, почти все болеют только за одну команду – расстрельную. В пристальном интересе людей к этой мере есть, вероятно, нечто сакральное, с давних времен связанное с парадоксальным и в наше время непостижимым желанием людей наблюдать казнь себе подобных. И в психологическом плане, и исторически такое отношение людей к смертной казни обусловлено тем, что в основе ее применения лежит принцип возмездия, древнейший обычай отмщения, часто связываемый с принципом талиона. А уж по способам лишения жизни себе подобных человечество издавна проявляло особую выдумку, размах и изобретательность – не зря казни всегда собирали толпы людей[2].
Смертная казнь относится к числу проблем, внимание к которым имеет маятниковый характер. У общественного интереса к этой проблеме всегда были свои приливы и отливы – временами бурная дискуссия на эту тему затухала, а затем вспыхивала с новой силой. Приливы, как правило, возникают в периоды смуты, неустойчивости в обществе, на исторических переломах, в период «великих перемен», когда законы уже не «работают», а вакханалия насилия все больше становится явлением обыденным. Стремясь вернуть нормальное течение жизни, люди, вместо протеста против неспособности власти противостоять разгулу преступности, часто обращаются к самым радикальным идеям, среди которых идея смертной казни традиционно является наиболее привлекательной[3]. Полемика в любом обществе по этому поводу всегда ведется в высшей степени эмоционально, поскольку зачастую совершаемые преступления поражают своей трудно объяснимой жестокостью и повергают людей в шок. На этой почве даже у некоторых ученых-юристов рождаются радикальные идеи, несовместимые с элементарными нормами правового государства.
Именно такие идеи, основанные на эмоциях, эксплуатируют политики. Во все времена они выдвигают лозунг «Сейчас не время прикрываться гуманистическими идеями!». Они понимают, что смертная казнь – древнейший культурно-исторический институт и уже в силу этого его влияние на массовое сознание имеет огромную силу. Прорываясь к власти, решая свои сиюминутные задачи или же просто желая напомнить о себе, они не думают о том, что «использовать смертную казнь для мелкого политиканства – все равно что раскочегаривать спящий Везувий для приготовления утреннего кофе»[4]. Пока они не у власти, они не задумываются над тем, что в силу своей психологической природы тема смертной казни отвлекает внимание общества от проблем неизмеримо более сложных и важных. Еще хуже, когда эту тему эксплуатируют сознательно, когда на этих струнах играют те, кто у власти.
«Смертная казнь считает годы своего существования тысячелетиями, а свои жертвы – миллионами»[5]. Как узаконенный вид наказания она появилась одновременно с появлением институтов власти, при переходе к обществу, регулируемому закрепленными нормами и правоотношениями. С тех пор практика смертной казни обрела свою собственную историю и настолько глубоко вошла в область фактов[6], что почти до конца XVIII века никто и не думал отрицать законность этой меры наказания.
Как известно, одним из первых, кто осмелился сделать это, был выдающийся итальянский просветитель и гуманист Ч. Беккариа, чьи быстро набиравшие популярность воззрения устрашили самые смелые умы того времени – Вольтера, Руссо и Монтескье. В своем широко известном труде «О преступлениях и наказаниях» (1764 г.) он сформулировал основные этические, уголовно-политические и юридические аргументы против смертной казни, убедительно доказывая на историческом опыте реальную возможность отказа от этой меры без каких-либо потрясений, показывая, что излишне суровые наказания лишь ожесточают нравы людей.
Ч. Беккариа исходил из того, что человек сам не властен в собственной жизни, сам не имеет права располагать ею и не может отказаться от нее. Как же он может отчуждать ее другому? Жизнь человека неприкосновенна: ни индивидуум, ни общество не имеют права над нею, поскольку она дается свыше, а не законами и декретами. «Мне кажется абсурдом, – писал Ч. Беккариа, – когда законы, которые порицают убийства и карают за него, сами совершают то же самое. И для того, чтобы удержать граждан от убийства, предписывают властям убивать».
Прошли века, идеи Ч. Беккариа постепенно стали обретать реальные очертания и в теории уголовного права, и на практике[7]. XX век, вероятно, дал миру больше перемен, чем любой другой. Во многих областях общественной жизни, в росте экономических и демократических преобразований достигнут очевидный прогресс. И все же, каждый век, похоже, имеет свое средневековье. В самом деле, именно в XX веке было казнено больше людей, чем в любом другом. Поэтому анализ проблемы смертной казни с точки зрения защиты фундаментальных прав человека меняет расстановку акцентов и требует иных подходов. Главным при этом должно быть осознание того, что проблема смертной казни неотделима от концепции прав человека и несовместима с ней, ибо казнь попирает права человека и, прежде всего, его право на жизнь. При таком подходе смертная казнь – это не столько правовая проблема, сколько проблема гуманитарная и нравственная. В качестве таковой она актуальна в том смысле, что меняется парадигма развития человеческой цивилизации[8]. Необратимо меняется время и, чтобы ни говорили, как бы ни срабатывали рефлексы и инстинктивные желания возмездия, общая психологическая атмосфера во вступающем в новую эпоху человеческом обществе хотя и медленно, но все же постепенно меняется. На этом фоне смертная казнь во все большей степени становится рудиментом современной истории; государство теряет право убивать своих граждан, какие бы преступления они ни совершали. Именно в таком контексте рассматривает институт смертной казни международное правозащитное движение, и именно такой подход к исследованию высшей меры наказания следует считать приоритетным и наиболее перспективным.
Распространенность смертной казни принадлежит к числу явлений, которые дают определенное представление о характере современной цивилизации. Это относится и к цивилизации в целом, и в еще большей мере – к ситуации в отдельных регионах мира и государствах. Достаточно вспомнить, как в XVI–XVII веках Европа пылала кострами инквизиции, какие обороты набирал в первые годы советской власти «красный террор» в России, что творили «великие вожди мирового пролетариата», какая истерия и какое единодушие масс сопровождали очередные кампании террора.
Смертная казнь – это не только инструмент уголовной политики, но и социокультурный феномен. Отношение к этой мере наказания – вопрос нравственной доминанты каждого человека; отношение к ней общества – индикатор господствующих в нем нравов и умонастроений, показатель того, насколько оно прониклось идеями справедливости, гуманизма и цивилизованности. Не зря У. Черчилль в свое время заметил, что настроения и прихоти общества в отношении к преступности и преступникам – самая надежная проверка на цивилизованность любой страны.
