Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Пример 2. Судья в заседании под различными предлогами не допускает к допросу нового свидетеля защиты или не принимает мер к исключению недопустимых доказательств обвинения. В первом варианте имеет место фактический запрет на представление доказательств защиты по основаниям и доводам самого суда, а не второй стороны. Вторым вариантом суд оставляет в процессе доказывания порочные сведения и потворствует нарушениям, отстраняясь от критической оценки доказательств. В этом видим самовозложение судом на себя функций стороны обвинения. Интересно, а известны ли случаи обратного характера, когда бы следователь на допросе взял, да и исполнил бы функции защитника, подсказал бы обвиняемому более выгодную для него позицию, или судья по собственной инициативе заморочился бы поиском и истребованием оправдательных доказательств. Я имею ввиду бескорыстные их акии. Это были бы поразительные явления. Укажите мне на такие случаи, поржём вместе.

Каждая сторона и суд должны только свои роли исполнять и только в границах законных полномочий. И только в таких условиях участники способны точно определять свои функциональные способности и возможности, в разумных пределах предвидеть действия и возможности других участников, добросовестно разуметь о возможных решениях и о последствиях от действий или бездействия, в том числе и от своих собственных. Если же функции подвергаются подмене, это непредсказуемо ломает баланс сил и возможностей, искажает существо правосудия, даёт кратные преимущества одной стороне и пропорционально угнетает способности оппонента. В спектре нашего вопроса подобное сопряжено и с нарушением права на защиту. Когда весы Фемиды подкручивают «в плюс» чаше обвинения, а сама Фемочка украдкой эту же чашу говнецом утяжеляет, понятно, что весь механизм сдержек и противовесов рушится, разрушая защитную среду.

Принцип состязательности, проставляя акцент на том, что суд не является органом уголовного преследования, в равной мере не отрицает безотносимость суда к «органам» защиты. Разве без такой нормативной прописки не ясно, что суд – это Суд? Нет, такой нормой, во-первых, дополнительно остерегают судейских, известно склонных к обвинительству, от злоупотреблений властными полномочиями. Закон призывает судей оставаться беспристрастными арбитрами в споре сторон, оберегая все правила «игры», предоставляя сторонам все установленные в том же Законе возможности добиваться выгодных решений и влиять результативно на убеждения суда, когда и сам суд должен полностью и равно быть открыт сторонам для законных влияний на него. Точно губка – готова впитывать всё полезное, этим и уживаясь. А, во-вторых, формально не отрицается функция суда по осуществлению и защитных мер.

Равноправие сторон перед судом распространяется только на комплекс общих прав: обращаться к суду; быть в курсе рассматриваемых судом вопросов и позицию противостоящей стороны (отдельных участников); доказывать; возражать; высказывать мнение и другие правовые возмоги. Соответственно, равенство не распространяется на те права, которые Законом предоставлены сугубо одной из сторонили конкретному участнику. Так, только подсудимый имеет право на последнее слово, только обвинитель может отказаться от предъявленного обвинения, только защитник может проводить опрос потенциальных свидетелей, только потерпевший вправе требовать возмещения морального вреда, или же только следователь (дознаватель, прокурор в суде) вправе ходатайствовать о применении меры пресечения.

Распределение прав в УПК не во всех случаях соответствует гарантиям равноправия. Когда сам Закон или его толкователи предоставляют одной из сторон явные преимущества, а для второй стороны отсутствуют эффективные средства противодействия, есть повод проверить такую норму на предмет её соответствия конституционной гарантии.

Формулировка «равноправны перед судом» в буквальном смысле означает ограничение действия гарантии только стадией судебного рассмотрения самого обвинения и прочими промежуточными этапами разбирательств по подсудным суду вопросам (рассмотрение жалоб, ходатайств о мере пресечения и других, перечисленных в ст. 29.2. УПК). Выпали из-под действия принципа также судебные, но вопросы, касающиеся разрешения отдельных следственных действий: контроля и записи переговоров; обысков и выемки в жилищах; ареста, осмотров, выемки корреспонденции; ареста имущества и денежных средств. Это изъятие из гарантии произошло только в силу сложившейся практики расследований. А и действительно, ведь утратит всякий смысл прослушивание телефонных переговоров подозреваемого, если он заранее об этом узнает через судебное разбирательство. С другой же стороны, не существует официальных оговорок, ограничивающих равноправность перед судом и для случаев обращений органов расследования в суд с возбуждением любых судебных производств, в результате которых могут быть как-либо ограничены гражданские права. По справедливости, так контролируемому лицу должна быть обеспечена равная возможность обсуждать судебные вопросы уже на первоначальной стадии их рассмотрения. Последующее право на обжалование не восполняет равенства и, вообще, может быть неосуществимо, вследствие безызвестности о случившемся контроле и состоявшемся решении суда по этому поводу. То есть такое производное право не может расцениваться адекватным средством защиты в рамках Равноправия. Может и нелепо это звучит, но подобное восприятие, как нелепицы – плод только наших собственных, искажённых, укоренившихся пониманий «таинства подслушивания и подсматривания» и привычки хождения на коротком поводке у подставных и прикормленных толкователей. А мы с тобой вправе настаивать: если нет исключений из Равенства, так обеспечьте его (и дальше шёпотом – «Скоты!»).

Гарантию равноправия следует осознавать глубже. Понятие «перед судом» не ограничивает равенство только лишь судебным производством. Стороны должны предстать «перед судом» в доспехах равноправия, которые им предоставлены должны быть ещё до возбуждения самого судебного процесса. А само Равноправие приобретается, накапливаются возможности и способности с момента начала уголовного преследования. Действие принципа распространяется на любые досудебные и послесудебные процессуальные вопросы, которые даже предположительно могут в будущем оказаться предметом судебных дрязг.

Возьмём в пример процесс доказывания. Итогово, доказательства рассматриваются судом. Но этому предшествует обширная процессуальная деятельность по их сбору, приобщению и оценке. И если сторона обвинения вправе осуществлять такое формирование собственной доказательственной базы, будучи обеспеченной достаточными временем и возможностями, тогда и сторона защиты должна иметь наравне такие же право и возможности. В ином случае, как это имеем сейчас, обвинение оказывается в преимущественном положении. Да, мы вправе так рассуждать, так как такие условия вполне отвечают критериям справедливости и соответствуют действительному значению конституционных гарантий. А вот законодательное неравенство, когда следак вправе получать и приобщать любые доказательства, а сторона защиты может только просить об этом; когда следак может собирать доказательства несколько месяцев по возбужденному делу, да ещё многие месяцы не возбуждая дело, а стороне защиты оставляют на это пару месяцев с галопирующей передачей дела в суд – эти и подобные нормативные явления сорнячны и требуют срочной прополки.

Во всех случаях, когда обнаруживается нарушение принципа или даже реальная перспектива этого, необходимо требовать исправления нарушений, но не ждать удачи, самозаглаживаний или того, что суд сам всё увидит и исправит. Такие выжидания могут хреново кончиться для тебя.

Острым примером нарушения равноправия и состязательности желаю отметить существующую практику выдворения подсудимых из зала заседаний. Это излюбленный приём из арсенала судей в рассмотрениях с участием присяжных заседателей – удалять неудобных, излишне активных подсудимых или других ярых участников от защиты. С одной стороны, подсудимый как бы вправе участвовать в судебном разбирательстве уголовного дела и право его в этом объявлено незыблемым (статья 47.4.16 УПК) – то есть обвиняемый вправе реализовывать право на защиту личным участием в открытом для сторон процессе. Но заложена в обойму суда хитрющая статеечка 258 УПК о мерах воздействия за нарушение порядка в судебном заседании (заметь: не порядка судопроизводства, не порядка судебного разбирательства и не регламента). По этой норме подсудимых лихо удаляют из зала заседания вплоть до окончания прений сторон лишь с предоставлением последнего слова. При этом Закон чётко не определяет, что понимается под «порядком судебного заседания»; что следует считать нарушением этого Порядка; насколько должно быть существенно такое нарушение; какими критериями определить само нарушение и его существенность – серьёзность. Если полагать, что указанным Порядком являются правила Регламента (ст. 257 УПК), так это заблуждение. В отличии же от Порядка исследования доказательств, например, Порядок судебного заседания не утверждается специальным судебным решением (постановление, определение), не оговаривается по элементам, не разъясняется участникам изначально. Ну да, подсудимого с Порядком в судебном заседании не знакомят и не устанавливают понятность разъяснений об этом. Так какой же спрос с него за нарушение незнаемого?