Олег Баев - Избранные работы по проблемам криминалистики и уголовного процесса (сборник)
К этим же направлениям относится также решение вопроса о правомерности и допустимости отдельных тактических элементов, или уже применяемых в следственной деятельности, или предлагаемых учеными, специализирующимися в области криминалистической тактики и судебной психологии. На данном положении следует остановиться подробнее, ибо решение этого вопроса является весьма существенным не только для криминалистической науки, но и для каждодневной криминалистической практики.
В настоящее время в плане системного подхода к изучению криминалистической тактики в криминалистической и уголовно-процессуальной литературе возникла дискуссия о возможности и необходимости включения в тактический арсенал методов, разрабатываемых теорией психического воздействия на личность в уголовном судопроизводстве. Полярные мнения в этой дискуссии наиболее ярко представляют, с одной стороны, А… Р. Ратинов и А. В. Дулов, сформулировавшие основные положения теории психического воздействия [55; 108], с другой стороны, М. С. Строгович и И. Ф. Пантелеев, которые выступают категорически против допустимости использования подобных методов в следственной и судебной практике [122; 99; 100].
А. Р. Ратинов в свете общих положений теории рефлексивных игр (частного случая теории игр, изучаемых математическим аппаратом методов исследования операций), обобщив эмпирический материал, выделил следующие десять типовых вариантов применения методов психического воздействия на личность в уголовном судопроизводстве:
– Формирование у заинтересованного лица истинного представления об обстановке и условиях, в которых ему придется действовать на основе передачи ему правильной информации о реальных обстоятельствах, что он должен учесть в интересах следователя.
– Формирование у лица ошибочного представления об обстоятельствах, действительное знание о которых могло бы привести к нежелательным для следователя решениям и действиям.
– Формирование у заинтересованного лица целей, в определенной мере совпадающих с целями следователя, что побуждает это лицо к компромиссным решениям и действиям.
– Формирование целей, попытка достижения которых ставит преступника в проигрышное положение.
– Формирование желательного следователю метода решения задачи и образа действия заинтересованного лица.
– Формирование у подследственного ошибочного представления о целях отдельных действий следователя.
– Создание затруднений для правильной оценки заинтересованным лицом подлинных целей следователя.
– Формирование у заинтересованных лиц ошибочного представления об осведомленности следователя относительно целей, которые они преследуют.
– Формирование у подследственного ошибочного представления о неосведомленности следователя относительно ложности выдвинутых объяснений и представленных доказательств.
– Формирование у заинтересованного лица намерения воспользоваться негодными средствами противодействия расследованию [109, 194–196].
Представляется, что перечисленные варианты в целом, естественно, в самом общем виде описывают основные направления приложения тактических приемов, возникающие в следственной практике дли преодоления противодействия (действительного или мнимого) заинтересованных лиц. Л. Е. Ароцкер, И. Е. Быховский, А. В. Дулов, А. Р. Ратинов, Л. Б. Филонов, (В. И. Давыдов и др. предложили различные системы тактических приемов практической реализации указанных вариантов в конфликтных ситуациях того или иного класса, возникающих при доказывании на предварительном и судебном следствии [19, 43–44; 55; 108; 128]. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов подробно осветили вопросы нравственной допустимости отдельных тактических приемов в монографии, посвященной проблемам нравственных начал советского уголовного процесса [50, 96—119]. Не ставя перед собой цели описывать предлагаемые указанными авторами тактические приемы, отметим лишь, что в неумелых и грубых руках не только применение тактических приемов (требующее от следователя особой осторожности и высокой нравственности), но и вся следственная деятельность может явиться законной формально и издевательской по существу. При умелом и осторожном использовании предлагаемые тактические приемы в целом не несут, в себе ни психического насилия, ни лжи, ни обмана, а потому представляются вполне допустимыми в деятельности следователя.
А. Р. Ратинов в качестве отличительного признака правомерности методов психического воздействия на личность в советском уголовном процессе выделяет «наличие у подвергающегося воздействию лица свободы выбора той или иной позиции» [108, 163]. И. Ф. Пантелеев полагает, что этого недостаточно для решения данного вопроса и что признаками, отличающими правомерное, положительное психическое влияние от психического насилия, является «создание наиболее благоприятных условий для течения психических процессов, поддержания активных психических состояний и проявления положительных психических свойств личности». «При соблюдении этих условий, – заключает И. Ф. Пантелеев, – психическое воздействие в советском уголовном судопроизводстве вполне правомерно и полезно» [99, 221].
При всей своей справедливости данное положение не может быть принято в качестве критерия допустимости конкретных методов психического воздействия. Во-первых, оно, нисколько не противореча положениям авторов теории психического воздействия, носит крайне общий, не конкретный характер. Основываясь на нем, вообще практически невозможно решить вопрос о правомерности тех или иных тактических элементов, построенных на методах теории психического воздействия. Во-вторых, вытекающее из этого положения мнение И. Ф. Пантелеева о том, что даже когда перед подвергающимся воздействию может быть несколько позиций, из которых он в той или иной ситуации свободно выберет любую из них, «вовсе не исключено, что данный выбор будет сделан под влиянием того психического состояния, которое явилось результатом психического насилия» [99, 221], полностью может быть экстраполировано и на условия, при которых И. Ф. Пантелеев считает психическое воздействие правомерным.
Так, несомненно, что регламентированный уголовно-процессуальным законом порядок проведения очной ставки преследует цель устранения существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц именно в таких наиболее благоприятных условиях для проявления «положительных психических свойств личности», при которых психическое воздействие «вполне правомерно и полезно» [99, 221]. Однако совершенно не исключено, что и при строжайшем соблюдении всех требований УПК на очной ставке на допрашиваемого может быть оказано психическое воздействие (и не только следователем, но и другим допрашиваемым на очной ставке), влекущее искажение одним из них (или обоими) объективной информации. Такие примеры, к сожалению, в следственной и судебной практике не единичны.
И, наконец, приведем некоторые данные интервьюирования следователей органов МВД и прокуратур Центрально – черноземного региона, проведенного автором в рамках комплексного исследования темы «Следователь и его деятельность», осуществляемой научно-исследовательской криминологической лабораторией Воронежского государственного университета. Подавляющее большинство следователей (83 %) высказалось за правомерность использования методов психического воздействия. 78 % опрошенных заявили, что в своей деятельности они используют такие методы при допросах обвиняемых и свидетелей, в отношении которых имелись основания подозревать, что они пытаются давать ложные показания, при этом привадили характерные положительные примеры их использования из своей практики. Недопустимость отдельных приемов опрошенные следователи связывают с явным психическим насилием над личностью, под которым, например, понимаются длительные, многочасовые, изнуряющие допросы; с обманом – обещание каких-либо благ подследственному и невыполнение этих обещаний, например, изменить меру пресечения на более мягкую, предоставить свидание с родственниками и т. п. (97,%). Ряд опрошенных следователей признали также недопустимыми, граничащими с обманом, методы получения объективной информации, связанные с обещанием каких-либо благ для подследственного даже при условии выполнения обещаний в рамках своих прав (11 %).
На наш взгляд, обоснование правомерности методов, вытекающих из теории психического воздействия, следует искать в уяснении природы и механизма их формирования.
Условимся (а это очевидно), что методы психического воздействия на личность предпринимаются к лицам, в отношении которых с большей или меньшей степенью вероятности можно предположить, что они умышленно скрывают или искажают имеющуюся у них искомую информацию. Лицо-контрагент действий следователя, относительно которого используется подобный метод, в этой связи может находиться в одном из следующих состояний: он обладает информацией и желает ее скрыть или исказить; он не обладает искомой информацией, или воспринял таковую и воспроизводит ее с непреднамеренными искажениями. Теоретически вероятность нахождения лица в одном из этих состояний, пока не доказано обратное, равнозначна, хотя, естественно, на практике обычно имеются некоторые данные, увеличивающие (или уменьшающие) вероятность нахождения этого лица в одном из указанных состояний. Рассматриваемые методы и являются способам, с помощью которого делается попытка выяснить действительное состояние, в котором находится лицо, и в случае установления нахождения его в первом из указанных состояний относительно искомой информации – попытка перевода лица в состояние выдачи ее или готовности к таковой.
