Елена Топильская - Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам
(Надо заметить, что в то время, в разгар застоя, о каждом случае нераскрытого убийства сообщалось в Москву, дело ставилось на контроль во всех возможных инстанциях, pi опера, и следователи каждый раз, когда на горизонте маячил очередной «глухарь», покрывались холодным потом. А уж если «глухарь» был не простой, а с отягчающими обстоятельствами — пиши пропало…)
Однако все обернулось просто прекрасно. Когда на месте происшествия воцарилась звенящая тишина, поскольку все присутствовавшие замерли в шоке, явственно раздался громкий храп, это храпел «труп».
Спящего тут же растолкали. Им оказался сын хозяйки квартиры. Члены следственно-оперативной группы поняли, что поскольку в запертой квартире одновременно находились живой человек и убитый, то это не «глухарь», а как раз наоборот, раскрытие! Тем более что на топчане рядом с хозяином валялся окровавленный нож…
Дежурный следователь допрашивать подозреваемого не стал, так как тот сильно нуждался в вытрезвлении, прежде чем общаться с официальными лицами. Когда я изучила материалы дела, передо мной в принципе нарисовалась тривиальная картина. Хозяин, пользуясь отсутствием маменьки, привел к себе домой случайного собутыльника, чего-то они не поделили, возникла пьяная драка с поножовщиной, и в результате — убийство во время ссоры. И обилие свежих кровоподтеков на теле, как жертвы, так и убийцы, подтверждало эту версию. Однако когда я пришла допрашивать злодея, он мне рассказал совершенно другую историю. Дуэль! Вот что произошло между участниками этой драмы по версии оставшегося в живых.
Подозреваемый рассказал, что мирно шел к себе домой по двору, и к нему пристала группа молодых людей. С одним из них он подрался во дворе, поскольку был смертельно оскорблен. Но обидчик не угомонился. Продолжая оскорблять нашего фигуранта, давя на самые чувствительные струны, он преследовал его до самых дверей квартиры, предлагая сразиться на дуэли. Тому ничего не оставалось делать, как пригласить негодяя к себе и принять его предложение, поскольку иначе постоять за свою честь он не мог, силы были слишком неравны.
В квартире они выпили (причем, судя по количеству обнаруженных при осмотре бутылок, немало), и дуэль началась. Вернее, ее начал обидчик, взяв в руку нож и предлагая сделать то же самое хозяину. Последний уклонялся, как мог, но в конце концов, намереваясь просто создать видимость того, что он уступил, он тоже взял в руку нож и держал его на уровне пояса клинком вверх, но бросаться на дуэлянта и не думал. Обидчик якобы не удержался на ногах в результате обильных возлияний и качнулся вперед, на хозяина. И… Сами понимаете: наткнулся животом на нож, который хозяин держал в руках. Увидев, как хладный труп падает к его ногам, тот не выдержал этого душераздирающего зрелища и выпил все оставшееся спиртное, после чего бросился в постель и забылся сном… Получалось, что в кутузке держать человека не за что — типичный казус, несчастный случай.
Стоп! В этом месте его откровений я поняла, что проверить эту стройную версию очень даже возможно. В морге уже успели произвести вскрытие и, значит, установили направление раневого канала.
Выйдя из изолятора временного содержания, где томился «дуэлянт», я понеслась в морг и назначила дополнительную судебно-медицинскую экспертизу трупа, изложив в постановлении версию подозреваемого и поставив эксперту вопрос: могло ли ранение потерпевшему быть причинено при обстоятельствах, рассказанных подозреваемым, с учетом направления раневого канала?
Ответ эксперта не замедлил себя ждать. «Конечно, нет», — воскликнула судмедэксперт Лариса Павлова, производившая вскрытие трупа. Дело в том, что раневой канал имел направление сверху вниз, и, для того чтобы наткнуться на нож, который подозреваемый держал на уровне своего живота клинком вверх, потерпевшему надо было висеть вниз головой.
Получив заключение эксперта, я пришла в тюрьму к «дуэлянту». Перед тем как объявить ему выводы экспертизы, я спросила, доверяет ли он науке, не имеет ли он отводов сотрудникам судебно-медицинского бюро, и не считает ли он, что эксперты были в чем-то заинтересованы, в связи с чем исказили выводы. «Ну что вы», — ответил мой фигурант, — «я полностью доверяю экспертам и ничего плохого про них не знаю». А заодно спросил, скоро ли я его выпущу.
Покачав головой, я предъявила ему заключение экспертизы. Подозреваемый внимательно ознакомился с ним и поднял на меня глаза с тем же вопросом: мол, все это хорошо, но скоро ли я его отпущу. Я спросила его, как он может объяснить вывод экспертов о том, что для получения ранения при описанных им обстоятельствах потерпевший должен был висеть головой вниз. «Никак», — спокойно ответил он. «Но ведь в экспертизе написано, что потерпевший не мог наткнуться на нож». «Я понял, — спокойно ответствовал подозреваемый, — да только я своими глазами видел, как он наткнулся». И хоть ты тресни… Так я и не смогла его переубедить. Зато суд сделал правильные выводы.
Прав был Сименон, написав когда-то, что умного можно сломить уликами, а вот дурака нет, какие доказательства ты ему ни предъявляй, он все равно будет твердить свое…
ПРО МАНЬЯКОВ И ЛЮДЕЙ
Про громкие дела маньяков, убивших десятки людей, съедавших их внутренности и вырезавших себе на память кусочки человеческой кожи, не написал только ленивый. Хотя мировая история знает маньяков — убийц и людоедов — гораздо более страшных, нежели наш посконный Чикатило, на территории России этого маньяка по количеству жертв и кровожадности еще никто не переплюнул (и слава Богу!).
Но помимо таких монстров, заставлявших содрогаться целые регионы, по нашей земле ходят «монстрики» калибром поскромнее — с точки зрения, скажем, журналистов. Правда, не с точки зрения рядовых граждан, подвергшихся нападению этих «монстриков».
Но для начала надо сказать, что теория уголовного права и криминалистики не выработала пока понятий «серийное преступление» и «уголовно-наказуемая мания». Ведь маньяк — это субъект, страдающий какой-то манией, то есть психически больной человек, что означает, что он не может нести ответственность за свои поступки. В уголовном праве есть понятие рецидива — повторного совершения преступления. Так вот, персонаж, совершивший убийство из корыстных побуждений в темном переулке для завладения шапкой жертвы, а потом пришедший домой и убивший свою жену из ревности, — вовсе не маньяк, хотя и рецидивист, так как совершил два убийства подряд.
А вот интересно, маньяк или просто рецидивист следующий тип. На улице он увидел, как у женщины подломился каблук, пригласил ее к себе домой под предлогом починки обуви, рассказав, что у него дома есть сапожная лапа, а дома убил ее ударом по голове этой самой сапожной лапы, в ванне отрезал ей грудь, вырезал кишки, снял скальп и за все это был осужден к одиннадцати годам лишения свободы. Выйдя из тюрьмы через одиннадцать лет, он в той же самой квартире ударом сапожной лапы по голове убил соседку, а дальше угадали, что было? Правильно, в ванне он отрезал ей грудь, вырезал кишки, снял скальп…
Так что маньяк по-обывательски — это личность с острыми зубами и крючковатыми пальцами, который, дождавшись полнолуния, крадется в подворотню и нападает исключительно на женщин в красном пальто или с бородавкой на левой щеке, а потом пьет из них кровь. Но даже следователи, хорошо понимающие отличие научного определения от обывательского, все равно своих подопечных, совершивших серийные преступления, называют маньяками.
Американцы, которые не считали слово «фрейдизм» бранным, в отличие от нас, продвинулись гораздо дальше нашего в понимании, что же такое «серийное преступление». Основываясь на учении Зигмунда Фрейда и сопоставляя его со статистикой уже раскрытых преступлений, американские специалисты, изучающие преступное поведение, пришли к выводу, что патологическое поведение есть продолжение нормального поведения, поскольку биологическая природа человека (темперамент, физиология, даже перенесенные заболевания) предрасполагает нас к определенным действиям, а биологические факторы вступают во взаимодействие с социальными, и состояние, например, стресса многократно усиливает желание пойти и задушить кого-то в темном переулке.
Правда, и наши ученые пытались описать и изучить это явление, в силу которого человек, долгие годы считавшийся абсолютно нормальным, вдруг начинает душить женщин в сугробах. У нас даже вышла серьезная научная книжка под интригующим названием «Сексуальные маньяки». В ней приводились примеры из питерской практики (была, в частности, такая фраза: «Даже видавшие виды оперативники содрогнулись от вида останков жертвы»), и один из тех оперативников, про кого, собственно, это писалось, смертельно напугал книготорговца, когда, подойдя вместе со мной к книжному развалу, выхватил из стопки книг именно эту и, потрясая перед продавцом томиком с названием «Сексуальные маньяки», закричал: «Здесь про меня написано!»
