Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам - Топильская Елена Валентиновна
Наконец после двухнедельных мытарств следственная группа в месте, указанном подозреваемым, откопала три полуразложившихся тела. И даже при беглом осмотре прямо там, в лесу, стало ясно, что восьмилетний ребенок и его отец незадолго до смерти подвергались гомосексуальному насилию, а у женщины действительно имелось огнестрельное ранение головы, но получить его в результате непроизвольного выстрела, при условии, что оружие находилось у нее в руке, она вряд ли могла: входное отверстие располагалось на затылке, под линией роста волос.
Допросив мать Аскольдова, следователь узнал, что ребенком он был необычно жесток; уже в семилетием возрасте мучил дворовых животных и обожал смотреть по телевизору сцены пыток в фашистских концлагерях, в связи с чем родители отвели его к психиатру, и длительное время он находился под наблюдением специалиста. Мать призналась, что сама боялась своего сына, даже когда он был еще мальчиком. Аскольдову была назначена психиатрическая экспертиза, которая, несмотря на прогнозы следователя, признала его абсолютно вменяемым.
Согласитесь, что дело приобрело новую окраску. Но если бы мы знали, какой сюжетный поворот нас ожидает в дальнейшем!
Пустующая квартира в сталинском доме, один из жильцов которой отныне находился в следственном изоляторе, а трое — в морге, была опечатана. И примерно через месяц матери Аскольдова что-то понадобилось там взять. Вместе с участковым они пришли в квартиру, сняли печати и в холодильнике на кухне обнаружили труп сестры Аскольдова.
Если бы мы не были уверены, что Аскольдов находится в следственном изоляторе, мы бы вменили ему в вину еще одно убийство. Но на момент наступления смерти женщины Аскольдов, вне всякого сомнения, уже почти месяц находился за надежными запорами.
А вскоре оперативники принесли на хвосте известие о том, что сестру Аскольдова убил на почве личных неприязненных отношений ее муж, Дрынов. И не нашел лучше места для сокрытия трупа, чем пустующая квартира ее братца, здраво рассудив, что там еще долго никто не появится; аккуратно снял бумажные наклейки, затащил в квартиру труп, запихал его в холодильник и снова прилепил на дверь бумажки с печатью прокуратуры.
Вот Дрынов-то оказался стопроцентным психом. Его стали активно искать, но он прятался, и регулярно звонил следователю в прокуратуру, цветисто расписывая тому, каким пыткам хотел бы его подвергнуть. Следователь бесился, требовал, чтобы оперативники срочно нашли Дрынова, но тот был неуловим и так быстро выкрикивал угрозы, бросая после этого трубку, что и по телефону засечь его было невозможно.
И вот наконец Дрынов позвонил в прокуратуру с очередной порцией оскорблений и угроз и увлекся настолько, что монолог его длился более сорока минут. За это время следователь успел связаться с другого телефона с дежурной частью милиции, установить адрес, откуда имел место звонок, и отправить туда дежурную группу. Дрынов еще брызгал слюной в телефонную трубку, когда опера сломали дверь его пристанища.
Выяснилось, что все это время скрывавшийся Дрынов жил у своего знакомого, попа-расстриги. Повязали их обоих, и когда везли в милицию, поп сквозь дремучую бороду мрачно вопрошал: «Что за иуда нас продал?!»
В итоге один из членов этой выдающейся семьи — Аскольдов — был признан виновным в тройном убийстве и приговорен к длительному сроку лишения свободы. Психиатры сочли, что его немыслимая жестокость, проявившаяся еще в детском возрасте, не достигла степени психического заболевания, которое освободило бы его от уголовной ответственности.
А вот Дрынов был отправлен на принудительное лечение. А матушка Аскольдова до сих пор обивает пороги присутственных мест, доказывая, что все это дело — грандиозная провокация и в отношении ее сына, и в отношении зятя. Их, дескать, подставили, трупы подложили и заставили признаться в том, чего они не совершали. В связи с чем я подсознательно ожидаю появления где-нибудь еще одного трупа.
ПОЖАР ВО ФЛИГЕЛЕ
Ясным зимним утром в дежурную часть одного из отделов милиции нашего района вбежал человек в обгоревшей дубленке. Тряся обожженными руками, он закричал что-то неразборчивое про пожар, про горящую квартиру… Дежурный наряд тут же отправился с ним, благо тот звал их через дорогу, в дом напротив отдела.
Когда милиция и пожарные прибыли на место происшествия, квартира в старом доме уже полыхала вовсю. Потушив огонь, пожарные осмотрели квартиру и обнаружили там два трупа — мужской и женский.
Человек, сообщивший в милицию о пожаре, оказался жильцом этой коммунальной квартиры, старшиной милиции. Он рассказал, что в квартире постоянно не жил, поскольку его жена имела отдельную квартиру, но периодически наведывался туда — проверить, все ли в порядке. Придя этим утром, он успел только отпереть входную дверь, как в лицо ему полыхнуло пламя. Убедившись, что квартира горит, он побежал в отдел милиции, находящийся через дорогу, а дальше нам все известно.
Первое предположение, возникшее у участников осмотра по поводу смерти жильцов квартиры, — отравление угарным газом, поскольку тела обгорели только поверхностно, и, следовательно, смертельных ожогов пострадавшие получить не успели.
Однако прибывший для участия в осмотре судебно-медицинский эксперт ошарашил присутствовавших выводом о насильственном характере смерти: пожилая женщина, проживавшая в одной из комнат квартиры, погибла от механической асфиксии, а ее племяннику, гостившему у тетки, был нанесен страшный удар по голове.
Старшину милиции, которого трясло от увиденного, еле успокоили, пришлось даже вызывать врача. Следователь ждал, когда тот придет в себя, потому что пока это был единственный свидетель по делу I от его показаний многое зависело.
Наконец стало ясно, что старшину можно допрашивать. Понятно, что после такого стресса человеку трудно сосредоточиться и дать связные показания, но старшина очень старался. Молодая, но уже достаточно опытная сотрудница прокуратуры Екатерина Тямина просидела с ним не один час, пытаясь выудить из его памяти крупицы каких-нибудь фактов, которые могут помочь в расследовании. И ей это удалось — старшина припомнил, что, когда он входил во двор, направляясь к своей парадной, навстречу ему вышли трое молодых людей, они явно торопились и отворачивали от него свои лица.
Это было первое и единственное упоминание о возможных подозреваемых. Но следовало установить мотив преступления: кому понадобилось убивать пожилую женщину и ее племянника? И зачем? Описать молодых людей старшина толком не смог, поэтому оперативники все силы бросили на поиск свидетелей, которые могли видеть эту троицу входившей в дом и выходившей оттуда. Между тем старшина вспоминал все более интересные факты: например, про то, что раньше, бывая в квартире, видел каких-то подозрительных парней, приходивших к племяннику соседки, и у него сложилось впечатление, что и племянник, и визитеры причастны к торговле наркотиками.
К чести следователя прокуратуры, которой я поручила расследование этого дела, надо сказать, что она не пошла на поводу у одной версии. Она стала скрупулезно исследовать личности и потерпевших, и свидетеля и особое внимание уделила взаимоотношениям между ними. Старшина милиции скорбел по погибшим, особенно по пожилой соседке, и рассказывал, какой она была чудесной женщиной, как по-доброму они соседствовали и как жалко было бы расставаться, если бы квартиру вдруг расселили.
Кстати, пожилую соседку и племянника все характеризовали как порядочных, спокойных людей. Друзья племянника произвели на следственную группу приятное впечатление, меньше всего они походили на торговцев наркотиками. Да и вообще, предположение о том, что погибший имел какое-то отношение к этому черному бизнесу, вызывало у людей, знавших его, горький смех. Но следственная группа знала, что такими подробностями жизни, как участие в наркобизнесе, обычно не делятся даже с самыми близкими людьми.
