Коллектив авторов - Судебные речи известных русских юристов
При такой строгости каждое сравнение можно будет более или менее обратить в клевету. Ведь сравнивают предметы не тождественные между собой, а только похожие в том или в другом отношении, указывая на один или несколько признаков сходства. Ну кто бы стал требовать, чтобы человеческая шея, которую сравнивали с шеей лебединой, была покрыта лебяжьим пухом? Влюбленную девицу сравнивают с луной... Сравнение есть мнение, вывод, его можно проверить, раз указано, к чему оно относится.
Но, говорят, сравнением с Саратовским банком мы напомнили о скамье подсудимых; мы говорили, что вот те попали на скамью подсудимых благодаря тому, что запутались, а вы, перескакивая трещины и заделывая прорехи, только благодаря этому не попали туда же... Но разве скамья подсудимых была так далека от С.-Петербургско-Тульского банка, что о ней можно говорить с пренебрежением?
Теми тенденциями, которыми руководились деятели Саратовско-Симбирского банка, правители С.-Петербургско-Тульского банка не задавались; тем не менее, они совершали такие рискованные и неправильные действия, которые при несчастном обороте могли привести банк к крушению, а крушение это могло окончиться и скамьей подсудимых. Слава богу, она ушла и, по всей вероятности; никогда не будет грозить почтенным деятелям Тульского банка, с чем их и поздравляю.
Но ведь сидящие на скамье подсудимых не всегда бывают грешнее тех, которые ходят на свободе.
Покончив с разбором тех фактов, которых касалось дело, предстоит ответить на очень немногие вопросы, которые возбуждаются между прочим, жалобою обвинителей, а отчасти возбуждаются и нашей жалобой.
Первое -- увеличение наказания. Я, по крайней мере, троих из господ обвинителей знаю как людей вполне добродушных и не верю, чтобы они желали увеличения наказания. Я думал это и раньше; это подтвердил сегодня и представитель обвинения А. В. Михайлов, сказавший, что, прося об увеличении наказания, они хлопочут только о восстановлении симметрии между мотивами суда и резолютивной частью приговора. Следовательно, дело идет об апелляционном параде. Для симметрии просят накинуть четыре месяца тюрьмы. Вот что значит художественный вкус и любовь к красоте линий! Так это крепость, воздвигнутая против нас, на которую бы мы полезли и которую старались бы разрушить! Пусть она так и останется как памятник парада.
Но следует сказать о мотивах, которые будто бы вызвали напечатание статей.
Господа судьи! с большим волнением я хочу сказать вам, что я не в силах бороться на почве этих обвинений, выставленных против Нотовича. Я человек старого времени, я принадлежу началом моей деятельности к первым годам судебной реформы. Я проникнут традициями того времени, а в то время всякая непорядочность в прениях удалялась, и чистоплотность и порядочность прений считались одним из лучших украшений суда. Мне не по сердцу, не по вкусу, не по характеру и не по силам принимать борьбу на этой почве -- исследовать мотивы, которыми руководствовался писатель, излагая ту или другую статью. Да разве преступления печати представляют такие крупные преступления, по которым нужно еще рыться в душе писателя и искать, почему он написал ту или другую статью?
Говорят нам: вы напечатали ваши статьи против нас, потому что мы перестали печатать объявления в вашей газете, не выдали вам дополнительной ссуды.
Мы не будем искать таких мотивов печатного произведения. Для чего на этих розысках останавливаться, отчего не поискать других причин? Ну, жены поссорились, дети передрались, кухарки пересплетничались, соседи перебранились,-- тогда придется выставлять на вид и тянуть всякую грязь.
Разве мотив статьи может иметь влияние на состав преступления? Разве он может иметь влияние на определение наказания? Умысел -- да, это необходимый элемент клеветы, но мотив не имеет значения.
Потом, какие особенно блестящие результаты доставило это разыскание мотивов? Дальше подозрений не пошло дело. Если бы мы стали руководствоваться такими подозрениями, то тоже бы указали, что до 14 января обвинители не жаловались. Первая статья, которая была напечатана, не возбудила их гнева и обвинения в клевете. А когда 13 января было напечатано, что вслед за этим пойдет ряд статей, в которых надеются разоблачать неправильные действия Тульского банка, тогда, после появления этой статьи, приносится жалоба. Тогда и мы у вас стали бы искать мотивов и так же произвольно, как вы ищете мотивов у нас. Свидетели подозреваются. Кто же эти свидетели? Один из свидетелей сам ушел из правления, другого удалили. Все это ваши враги.
Само собою, в числе друзей и мы можем найти свидетелей, которые подтвердили бы обстоятельства, нами приводимые. Но ведь эти свидетели, которые попали, а может быть, и не попали в число врагов ваших, свидетельствовали и поддерживали свои свидетельства документами. Мы хотели идти дальше в пределах этих свидетельств -- мы просили о доставлении делопроизводств, но вы сами не нашли возможным дать в руки эти доказательства.
Затем, если Нотович писал против банка оскорбительные статьи, потому что вы перестали печатать объявления в его газете, то что же сказать о тех газетах, в которых печатались ваши объявления? Значит, они руководствовались исключительно этим печатанием, чтобы восхвалять вас? Я думаю, что когда появляется статья, нужно судить по ее содержанию. Публика привыкла судить писателя по его тенденции, по его образу мыслей и судить об известном факте по содержанию статьи, по ее основательности, не отыскивая мотивов, в расследовании которых можно запутаться, как в лабиринте. И в конце концов, я думаю, пусть уж лучше наши публицисты будут недовольны непомещением объявлений, и пишут правду, чем будут получать в виде ли объявлений, в виде ли чего другого, то вознаграждение, которое в виде платы за публикацию обнаружилось в последнее время в дружественной нам державе в таком ярком виде.
В деле есть еще один эпизод, который указан в апелляционной жалобе и который был упомянут сегодня в докладе палаты. Это филологическое разыскание об имени Нотовича. Нам не выпала та честь, которая выпала на долю имени Фонвизина, -- о том справлялись во втором отделении академии наук. Имя Нотовича не представляет такой знаменитости, и о нем послали справляться в участок, хотя для правосудия это разыскание было совершенно излишне.
Перехожу теперь к требованию печатания приговора в двадцати газетах. На чем основывается это требование? Пример небывалый в летописях судебной практики. Требование это блещет изобретательностью, но отнюдь не основательностью.
1536 статья говорит, что судебные приговоры об изобличенных в клевете могут, по желанию подвергнувшегося ей, быть опубликованы в столичных и местных губернских ведомствах на счет виновного. О столичных говорить нечего. Но какие могут быть местные? Может ли их быть множество? Нет, местные губернские ведомости можно отнести к трем группам; местные -- по месту жительства изобличенного в клевете, или местные -- по месту жительства подвергшегося оскорблению, или местные -- по месту суда. Значит, только в одной из этих трех местных газет могут быть публикуемы приговоры об обвиненных в клевете, ни о каких других местных или частных газетах не говорится в статье закона и основания к тому, чтобы приговор печатался во всех двадцати газетах, не представляется. Этот закон относится к 1845 году. Закон о клевете в печати появился впервые в Уложении о наказаниях и был законом, который предусматривал будущее, так как в 1845 году никакой клеветы в печати и быть не могло, потому что вся печать была подцензурная. Статья эта заимствована из европейских кодексов, где она имела применение; у нас она предназначалась иметь применение только в отдаленном будущем. Когда это отдаленное будущее сделалось настоящим, тогда появился дополнительный закон. И вот что, между прочим, говорит 1047 статья Уложения, вышедшая в 1865 году вместе с новым законом о печати. "Постановляя приговор в отношении к повременному изданию, суд может определить, чтобы в следующем номере сего издания, если оно не прекращено, помещен был и означенный приговор", то есть именно в том издании, в котором была напечатана статья, признанная клеветнической.
Вот то начало, которое провозгласил новый закон о печати. Это начало относится к опозорению, к диффамации, к брани. Оно относится и к другим преступлениям. Если в группе новых законов о печати не имеется особого закона о клевете, то только потому, что этот закон существовал раньше и помещен в другой части Уложения.
Таким образом, это новое начало относительно печатания обвинительных приговоров должно заменить прежнее, вытекающее из 1536 статьи. Говорят, наши операции совершаются в нескольких губерниях; поэтому мы требуем, чтобы, помимо других газет, приговор был напечатан и в "Губернских Ведомостях" тех губерний, на которые операции банка простираются. Но ведь банк правит делами из Петербурга, следовательно, только в Петербурге и уместно печатание.
