Алексей Кибальник - Преступления против мира и безопасности человечества
Холокост явился самым чудовищным проявлением варварства за все время существования цивилизации. Попытки историков, психологов, социологов и психиатров найти рациональное объяснение этому трагическому историческому феномену до сих пор не увенчались успехом.
Уже после окончания Второй мировой войны геноцид был официально квалифицирован как тягчайшее преступление против человечества.
В основу правовых документов о геноциде легли основные принципы, разработанные Международным военным трибуналом в Нюрнберге, судившим главных военных преступников гитлеровской Германии.
Судебный процесс над группой главных нацистских военных преступников состоялся в Нюрнберге с 20 ноября 1945 г. по 1 октября 1946 г. Для расследования и поддержания обвинения был образован Комитет из главных обвинителей: от Великобритании – Х. Шоукросс, от СССР – Р. А. Руденко, от США – Р. Х. Джексон, от Франции – Ф. де Ментон, а затем Ш. де Риб. Суду были преданы высшие государственные и военные деятели третьего рейха.
Всем им было предъявлено обвинение в составлении и осуществлении заговора против мира и человечности, а именно: убийство военнопленных и жестокое обращение с ними, убийство гражданского населения и жестокое обращение с ним, разграбление общественной и частной собственности, установление системы рабского труда и др. Был также поставлен вопрос о признании преступными таких организаций, как руководящий состав НСДАП, штурмовые (СА) и охранные отряды нацистской партии (СС), служба безопасности (СД), государственная тайная полиция (гестапо), правительственный кабинет и генштаб.
В ходе процесса состоялось 403 открытых судебных заседания, была допрошена масса свидетелей, рассмотрены многочисленные письменные показания и документальные доказательства (в основном официальные документы германских министерств и ведомств, генштаба, военных концернов и банков).
На Нюрнбергском процессе 1945–1946 гг. геноцид в качестве преступного деяния был описан как «преднамеренное и систематическое истребление расовых или национальных групп гражданского населения на определенных оккупированных территориях с целью уничтожить определенные расы и слои наций и народностей, расовых и религиозных групп…» (п. «с» ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала).
Таким образом, в послевоенном международном праве было выработано понимание того, что, в отличие от войны, где организованные вооруженные солдаты сражаются друг с другом, геноцид – это одностороннее массовое убийство, в котором государство или другая преобладающая сила намеренно уничтожает значительную часть национального, этнического или религиозного сообщества или группу, в то время как принадлежность к ней иногда произвольно определяется самим исполнителем.
Однако в науке уже в 40–60-х гг. понимание геноцида как преступления было существенно расширено. Примечательно, что отечественные юристы ввели в оборот термин «национально-культурный» геноцид, применяемый к тем случаям, когда отсутствует намерение уничтожить целую группу, но исчезновение этой группы как общности, отличающейся своим культурным своеобразием, с точки зрения агрессора, было бы желательным и полезным. В этих случаях не происходит физического истребления этнической группы, но различными способами уничтожается исторически сложившаяся культура того или иного народа, расовой или религиозной группы людей.[89]
Многие авторы отмечают, что, по существу, именно с определения преступности геноцида и наказуемости этого деяния в международно-правовых актах начался процесс формирования международного уголовного права как юридического феномена мировой культуры.[90]
На 3-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН была принята и открыта для подписания Конвенция о геноциде. Именно в этом международно-правовом документе, вступившем в силу в 1951 г., «геноцид» как состав преступления был определен как «любое из следующих действий, совершаемых с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:
1. Убийство членов такой группы;
2. Причинение серьезных телесных повреждений или психических расстройств членам этой группы;
3. Умышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;
4. Осуществление мер, рассчитанных на предотвращение деторождения в такой группе;
5. Насильственная передача детей из одной группы в другую» (ст. II).
В соответствии со ст. 1 Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 г., геноцид относится к перечню преступлений, к которым никакие сроки давности не применяются. Так, например, совсем недавно в Хорватии судили Д. Шакича, одного из командиров «усташей» (профашистски настроенных националистов-партизан), коменданта концлагеря Ясеновац, виновника зверских расправ над сербами, цыганами и евреями во время Второй мировой войны. Количество погибших узников Ясеноваца исчисляется сотнями тысяч.[91]
К большому сожалению, и послевоенная история знает устрашающие примеры актов геноцида. В то же время практически отсутствовала юридическая оценка действий виновных – как государственных деятелей, отдававших приказы об осуществлении актов геноцида, так и исполнителей последних.
Так, Нюрнбергский трибунал был еще у всех на памяти, когда французские колониальные войска убили 45 тысяч алжирцев. Это выглядело настолько рядовым случаем, что ни у кого – ни у правительств отдельных государств, ни у мирового сообщества в целом – не возникло даже мысли судить правительство Франции так же, как судили нацистов. Как это ни цинично звучит, но в свое время на Расселовском трибунале по военным преступлениям Ж. П. Сартр указал, что «французы проиграли войну в Алжире потому, что они не могли ликвидировать алжирское население, и потому, что они не интегрировали эту страну».[92]
Это рассуждение помогает нам понять и осознать тот факт, что акты геноцида стали в новейшей истории чуть ли не обязательными проявлениями войн и вооруженных конфликтов – войн метрополий с зависимыми государствами или колониями, либо просто при вооруженном вмешательстве одних государств в дела других. Недаром в свое время политика Соединенных Штатов во Вьетнаме зачастую осуждалась (и не только советской пропагандой) как чистой воды ведение геноцида против вьетнамского народа. Приведем еще несколько цитат из речи Ж. П. Сартра: «Стала расхожей фраза “Хороший вьетнамец – это мертвый вьетнамец”… Американские вооруженные силы пытают и убивают во Вьетнаме мужчин, женщин и детей, потому что они вьетнамцы. И как бы ни лгало и ни изворачивалось правительство, дух геноцида проявляет себя в умах солдат. И таким образом они усугубляют ситуацию геноцида, в которую поставило их собственное правительство…»[93]
Вряд ли можно сказать красноречивее и вернее.
Справедливости ради надо отметить, что многие зарубежные авторы геноцидом называли и факты убийств советскими войсками мирного населения во время военных действий в Афганистане в 1979–1989 гг.[94] Такое категоричное заявление, по нашему мнению, не находит подтверждения, по крайней мере в опубликованных официальных документах[95], хотя факты насилия советских войск в отношении мирного афганского населения отрицать, по всей видимости, нельзя.
В любом случае, приходится признать, что геноцид в новейшей истории стал инструментом внешней политики во время вооруженных конфликтов – при этом неважно, какое государство имело преимущества и к какой политической группировке оно принадлежало. Все это свидетельствует о том, что, несмотря на прямую запрещенность этого чудовищного деяния в международном праве, акты геноцида стали (будучи безусловно осуждаемыми) довольно привычными проявлениями государственной политики.
Сказанное подтверждает не только социально-историческую обусловленность установления самой строгой ответственности за осуществление геноцида, но и необходимость ее практической реализации.
К сожалению, в мировой юридической практике после Второй мировой войны обвинение в осуществлении геноцида как преступления против мира и безопасности человечества официально выдвигалось только дважды – при расследовании военных преступлений, совершенных во время войн в бывшей Югославии и в Руанде.
Для нас важно отметить, что, с формально-юридической точки зрения, международно-правовые акты, установившие преступность геноцида, по существу, способствовали универсализации как понимания этого деяния, так и формулирования его юридически значимых признаков.
Остановимся еще на одном вопросе, принципиально важном для понимания уголовной ответственности за геноцид. Казалось бы, геноцид как преступление против мира и безопасности человечества может быть совершен лишь в военное время либо в боевой обстановке. Такая позиция высказана и в новейшей литературе, где геноцид нередко называется преступлением, посягающим «на регламентированные международным правом средства и методы ведения войны».
