Коллектив авторов - Актуальные проблемы современного уголовного права и криминологии

– орудий, оборудования или иных средств совершения преступления, принадлежащих обвиняемому.

Однако анализ предусмотренных в главе 15.1 УК РФ норм о конфискации имущества не содержит ответа на вопрос: применение конфискации имущества – это право или обязанность суда?

Поэтому суды, решая вопрос о применении конфискации имущества, должны исходить не только из оценки объективной возможности применения данной меры уголовно-правового характера, но и субъективного критерия, то есть оценки психического состояния лица при совершении преступного деяния. Так, уголовная ответственность за приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 175 УК РФ), возможна только при наличии у виновного заранее осведомленности в преступном происхождении имущества. Последний критерий – «знало или должно было знать» – требует отдельного уточнения.

На наш взгляд, социальное назначение конфискации имущества состоит в обеспечении индивидуализации правового воздействия на виновного путем материальных правоограничений, которые распространяются на имущество или денежные средства, приобретенные или нажитые преступным путем, и его следует рассматривать как наказание, а не как иную меру принудительного характера.

О некоторых проблемах применения мер пресечения, избираемых судом

Каждая из действующих мер пресечения имеет свою историю развития в отечественном законодательстве, однако для нас особый интерес представляет процесс формирования норм о залоге и домашнем аресте, чтобы разобраться с проблемами, возникающими сегодня при применении этих норм в практической деятельности.

Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. предусматривался домашний арест (ст. 416), который состоял в нахождении обвиняемого дома под охраной. Допускалось также ограничиться обязательством лица не покидать место жительства и снять охрану. УПК РСФСР 1922 г. (ст. 160) и УПК РСФСР 1923 г. (ст. ст. 144, 157) предусматривали домашний арест, который состоял в лишении обвиняемого свободы в виде изоляции на дому, с назначением стражи или без таковой. Таким образом, некоторый опыт применения домашнего ареста уже имел место в национальной уголовно-процессуальной практике: эта мера действовала с 1864 по 1903 г., а затем с 1922 по 1926 г.[89]

Залог в русском праве как мера пресечения впервые появилась в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г., а до того в качестве схожей меры пресечения предусматривалось личное ручательство (отдача на поруки), т. е. надежное поручительство в том, что обвиняемый по преступлениям, наказуемым кратковременным арестом, денежным взысканием, выговором в присутствии суда и т. п., не скроется и станет являться в суд, когда будет приказано.

В отличие от УПК РСФСР 1922, 1923, 1960 гг. Устав уголовного судопроизводства предусматривал детальную регламентацию применения залога при производстве в мировых судах и общих судебных установлениях, при кассационном пересмотре, судопроизводстве по преступлениям и проступкам административного управления и по делам смешанной военной и гражданской подсудности (ст. ст. 77, 79–83, 125, 175, 416, 418, 423–429 и др.).

УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. в качестве имущественных мер пресечения, помимо залога, предусматривали еще и имущественное поручительство, которое состояло в получении от организации или лица, достаточно для этого состоятельного, подписки, что они обязуются уплатить известную сумму в случае неявки обвиняемого к следователю или в суд. Залог представлялся в денежной форме или в виде иного имущества, которое могло быть внесено в суд самим обвиняемым или другим лицом, или организацией в обеспечение явки обвиняемого к следователю или в суд. Сумма имущественного поручительства или залога определялась следователем в соответствии с тяжестью обвинения, с силой улик, имеющихся по делу против обвиняемого, имущественным положением поручителя или залогодателя и другими обстоятельствами дела (ст. 154 УПК 1922 г., ст. 157 УПК 1923 г.). УПК РСФСР 1960 г. предусматривал лишь то, что сумма залога определяется органом, избравшим данную меру пресечения в соответствии с обстоятельствами дела (ч. 2 ст. 99).

УПК РФ в ст. 97 называет семь видов мер принуждения, из которых залог, домашний арест и заключение под стражу являются наиболее суровыми и применяются к подозреваемому или обвиняемому только по решению суда.

Залог и домашний арест законодатель предусматривает как альтернативу заключения под стражу. Такой вывод можно сделать из анализа нормы, предусмотренной ч. 7.1. ст. 108 УПК РФ, где указано, что в случае отказа в удовлетворении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья по собственной инициативе вправе при наличии оснований, предусмотренных статьей 97 УПК РФ, и с учетом обстоятельств, указанных в ст. 99 УПК РФ, избрать в отношении подозреваемого или обвиняемого меру пресечения в виде залога или домашнего ареста.

Применение данных норм на практике позволило выявить ряд проблем, которые законодатель решает изменениями и дополнениями редакций статей о домашнем аресте и залоге. Федеральным законом от 7 апреля 2010 г. № 60-ФЗ ст. 106 УПК РФ принята в новой редакции. Однако и сейчас она нуждается в доработке. Так, в ч. 2 ст. 106 УПК РФ отсутствует указание на уведомление следователя или дознавателя о ходатайстве подозреваемого или обвиняемого перед судом о применении залога. В подобной ситуации сторона обвинения утрачивает инициативу в избрании необходимой с их точки зрения меры пресечения. Кроме того, в ст. 106 УПК РФ следовало бы предусмотреть участие в суде при избрании залога стороны обвинения (следователя или дознавателя).

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Кудрявцев В. Н., Кудрявцев Ю. В., Нерсесянц В. С. Социальные отклонения. М.: Юрид. лит. 1984. С. 224.

2

Криминология / под ред. В. Н. Кудрявцева, В. Е. Эминова. М.: Юрист, 1995. С. 64.

3

Криминология / под ред. В. Д. Малкова. – М.: Издательство МОСУ, 2-е изд., 2006. С. 31.

4

Кокунов, К. А. Вызовы и угрозы национальной безопасности России в условиях глобализации: дис… канд. юрид. наук. М., 2009. С. 87.

5

Кокунов, К. А. Указ. соч. С. 87.

6

Абдулатипов, Р. Г. Авторитет разума (О философии разумной политики). М., 1999. С. 242.

7

Криминология / под ред. акад. В. Н. Кудрявцева, проф. В. Е. Эминова. М.: Юрист, 1995. С. 67–68.

8

Муртазалиев, А. М. Теоретико-правовые основы противодействия политическому и этническому экстремизму // Материалы Всероссийской науч. – практ. конф. (г. Махачкала, 20–21 ноября 2008 г.) Т. 2. Махачкала: Лотос, 2008. С. 3.

9

Сибиряков, С. Л. О некоторых истоках современного экстремизма и возможных путях его раннего предупреждения // Материалы Всероссийской науч. – практ. конф. (г. Махачкала, 20–21 ноября 2008 г.). Т. 2. Махачкала: Лотос, 2008. С. 123.

10

Филатова, Е. Г. Уголовно-правовая, криминологическая и криминалистическая характеристики преступлений, совершенных с использованием огнестрельного оружия и взрывных устройств: лекция. М.: ВНИИ МВД РФ, 1995. С. 3.

11

Астемиров, 3. А. Проблемы уголовной ответственности и наказания. Махачкала: ДГУ, 1994. С. 101.

12

Архив Верховного Суда РД. Уголовное дело № 2-24/12.

13

Бородин, С. В. Борьба с преступностью: теоретическая модель комплексной программы. М.: Наука, 1990. С. 46.

14

Тишкевич, И. С. Условия и пределы необходимой обороны. М., 1969. С. 103.

15

Никифоров, Б. С. Объект преступления по советскому уголовному праву. М., 1960. С. 93.

16

Красиков, А. Н. Уголовно-правовая охрана прав и свобод человека в России. Саратов, 1996. С. 2–3.

17

Шавгулидзе, Т. Г. Необходимая оборона. Тбилиси, 1966. С. 98–99.

18

Миронов, И. В. Освобождение от уголовной ответственности в связи со специальными видами деятельного раскаяния (проблемы теории и практики): авто-реф. дис… канд. юрид. наук. Краснодар, 2005.