Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России - Штефан Кирмзе
В 1850‐х и 1860‐х годах произошел следующий сдвиг в государственной политике. Движение в сторону большего равенства, которое пронизывало многие Великие реформы, было, по крайней мере частично, результатом новой концепции гражданственности. К 1860‐м годам светское понятие «гражданственность» (гражданское сознание или гражданское воспитание) стало вытеснять представление о России как о веротерпимом и в то же время в значительной степени сегрегированном многоконфессиональном государстве172. Попытки унифицировать империю предпринимались по всем направлениям. Введение всеобщей воинской повинности, например, привлекло в армию и на флот большое количество неправославных: в 1879 году в Казанской губернии в армию было призвано почти столько же татар (1747), сколько и русских (1990)173. При этом полки, сформированные по этноконфессиональному признаку, в основном исчезли. Безусловно, предложенная идея гражданственности имела русско-христианскую составляющую, поскольку имперская элита полагала, что русификация (обрусение) и переход в русское православие в итоге привьют гражданственность населению174.
В целом сдвиг от имперской концепции, подчеркивающей толерантность и лояльность, к унитарному национальному государству, стремящемуся к социальной интеграции, был лишь частичным175. Ограничения в отношении меньшинств сохранялись. В то время как некоторым были предоставлены уступки и привилегии (например, в 1862 году было отменено обязательное согласование проектов мечетей), на других, особенно католиков и лютеран на западных окраинах империи, оказывалось все большее давление с целью заставить их обратиться в православие176. Некоторые этнические и религиозные группы, как и большинство обездоленного населения империи, по-прежнему имели ограниченные права на свободу передвижения и проживания177. Главным образом важна была лояльность: группы и народности, считавшиеся благонадежными, интегрировались все активнее, в то время как те группы населения, которые воспринимались как потенциально опасные, обычно подвергались изоляции и репрессиям.
Политику в отношении меньшинств также следует рассматривать в контексте более общих тенденций формирования общественной мысли XIX века. Дебаты о национальном государстве и национальности, разгоревшиеся в Европе после Французской революции, повлияли и на российскую интеллигенцию. Растущее число интеллектуалов, духовенства и военных обратилось к русскому национализму, базирующемуся на этнической почве и бросающему вызов государственной концепции России как династической империи, управляемой европеизированной элитой. Многие из них находились под влиянием немецкого романтизма и историзма, согласно которым нация на разных этапах развития рассматривалась в языковом и этническом отношении. Подобные влияния стимулировали споры о природе русскости, что способствовало отчуждению людей иного этнолингвистического или религиозного происхождения и усилению чувства превосходства над ними. В то же время появилась тесная связь между русским национализмом и православием.
Тем не менее монархия не переосмыслила себя в этнических терминах. В рамках теории официальной народности, выдвинутой в 1830‐х годах, этническая принадлежность была отвергнута: согласно этой концепции, «народность» определялась как характерный для России сплав имперского господства и самодержавной монархии, при котором жители империи как единый народ добровольно передавали власть в руки государя178. В этом монархическом представлении, утверждавшем единство государя и его подданных, русский народ не был ни «этнической» нацией, где нация приравнивается к доминирующей этнической группе, ни «гражданской» нацией, определяемой в терминах гражданства доступного для всех этнических групп.
Однако в ходе XIX века значимость определения нации по языковому признаку возрастала. Особенно после 1881 года упор делался на продвижение великорусской культуры, включая русское православие. Хотя веротерпимость оставалась официальной политикой вплоть до конца имперского правления, национализм привел к ужесточению репрессивных мер против внутренних «других» России. На них были направлены миссионерские кампании Русской православной церкви, училищные советы устанавливали контроль и ограничения в отношении нерусских школ и их преподавателей, а законодатели продолжали отказывать неправославному населению в таких правах, как право на прозелитизм и светскую прессу179. Интеллектуалы, церковные деятели и чиновники все чаще рассматривали меньшинства через призму национальной и конфессиональной борьбы, что не в последнюю очередь объясняется тем, что империя столкнулась с конкурирующими национальными движениями (польским, грузинским, финским и т. д.), войнами с Османской империей и с исламскими сообществами на Северном Кавказе180. Российские государственные деятели и мыслители предсказывали постепенное слияние всех народностей империи в единый народ уже в начале XIX века, но лишь начиная с последней четверти столетия они активно стали способствовать сближению и слиянию меньшинств империи с русским населением181. При Александре III (1881–1894) дискриминация меньшинств стала практически неотъемлемой частью государственной политики182. На смену существовавшей до этого непоследовательности в политике пришла активная поддержка православной церкви, особенно в балтийских и западных губерниях183. В этих регионах продвижение русского языка сопровождалось жесткими ограничениями в отношении местных языков и культурной деятельности: польские университеты были ликвидированы, а украинский язык почти полностью подавлен в период с 1847 по 1905 год184.
В некоторых политических движениях возник повышенный интерес к формированию населения, исходя из этнонациональных и конфессиональных приоритетов государства. Хотя власти обычно всячески препятствовали эмиграции, к концу XIX века они разрешили евреям, татарам, ногайцам, немецким переселенцам (колонистам) и некоторым другим сообществам покинуть империю навсегда, при условии что они никогда больше не ступят на российскую землю. Иногда государство даже поощряло отъезд и помогало в осуществлении планов185.
В сферах права и самоуправления влияние нерусского населения было ослаблено. И вновь под удар попало преимущественно еврейское население. Законы, принятые в 1877 и 1879 годах, вводили новые суды в западных губерниях, но при этом они предписывали местным администрациям собирать информацию о количестве евреев, проживающих в каждом районе, чтобы процент евреев, входящих в состав присяжных заседателей, не превышал их долю в местном населении, и решение о еврействе должно было приниматься на основании имени; кроме того, старшина присяжных должен был быть христианином186. В 1884 году эти правила были распространены на шесть юго-западных губерний, включая Таврическую187. Однако за пределами западных приграничных районов изменения, сделанные в 1870‐х и 1880‐х годах, практически не повлияли на повседневную работу судов. Они также не оказали существенного влияния на участие мусульман в судебных процессах и не изменили религиозный состав коллегии присяжных188.
Что же касается доступа к адвокатуре, то с 1889 года нехристиане, желавшие получить статус адвоката, должны были обратиться за разрешением в Министерство юстиции, впрочем, с удовлетворением таких ходатайств обычно проблем не возникало189. Как и квоты, введенные для присяжных, эти ограничения были направлены в первую очередь против евреев190. Хотя некоторые юристы, такие как Анатолий Кони, Игнатий Закревский и Владислав Желеховский, выступали против этих мер, российские законодатели отстаивали их, утверждая, что моральные принципы других религий не всегда
