Юрий Феофанов - Сто процентов закона
Такт судьи проявляется прежде всего в том, что он обязан уметь внимательно, терпеливо и спокойно выслушивать людей, не прерывать свободный рассказ преждевременными вопросами, чтобы ускорить процесс. Не случайно закон устанавливает лишь срок начала рассмотрения дела в суде и не ограничивает никаким сроком его окончание. Излишняя назидательность, бесконечные реплики, бестактность в отношении участников процесса, особенно подсудимого, фамильярное обращение к ним — все это не делает чести судье. И уж, конечно, недопустимо ставить наводящие вопросы, преждевременно формулировать выводы и давать оценку показаниям.
«Суд по существу, — писал М. И. Калинин, — есть третье лицо между двумя сторонами и, разумеется, для того, чтобы к третьему лицу было уважение, чтобы человек, который был обвинен или оправдан, имел это уважение, несомненно, внешние процессуальные формы должны быть так поставлены, чтобы в них была возможность этим сторонам защищать свои интересы».
Это не формализм, а необходимое условие правосудия. Законность и культура в судебной деятельности — взаимообусловленные и неразрывно связанные явления. Беззаконие и бескультурье всегда идут рядом, порождают друг друга.
АВОСЬ СОЙДЕТ…
Николай Васильевич Гоголь, к большому сожалению, оставил нас в неведении относительно весьма существенной проблемы, лишь вскользь затронутой в его бессмертном творении, — относительно ставшей ныне легендарной унтер-офицерской вдовы. Бытописатель российских нравов начала XIX века констатировал сам факт, что эта достойная уважения особа сама себя высекла. Но вот что побудило ее к этому благородному акту самопожертвования? Ни Антон Иванович Сквозник-Дмухановский, бывший очевидец этого действа, ни многочисленные исследователи творчества Н. В. Гоголя не пролили свет на эту нравственно-историческую проблему. Поэтому нам выпала тяжелая задача восполнить сей зияющий пробел. Нет, не ради праздного любопытства возлагаем мы на себя столь нелегкий труд.
Дело в том, что унтер-офицерская вдова имеет целый легион наследников самого различного общественного положения; разных взглядов на жизнь, образовательных и культурных уровней; всех почти возрастов, исключая самого нежного, и обоих полов. Правда, у нас нет данных относительно того, чтобы наследники легендарной вдовы буквально следовали ее примеру, т. е. брали в руки розги и производили вполне реальную экзекуцию. Некоторые из них кусают себе локти, другие пытаются вернуть вчерашний день и начать все с начала — не в различиях суть. Суть в сходстве. А сходство — в первопричине. Первопричина же в том, что как вдова, так и ее наследники нарушили какое-то установление. За что и поплатилась. Ведь если вернуться к тексту «Ревизора», то можно установить, что вдова наказала себя не от нечего делать или из праздного любопытства. Городничему она жаловалась на то, что ее высекли, а тот все свалил на саму бедную беззащитную женщину. Может быть, Городничий назначил конкретной вдове и несправедливое наказание — тут уж нашей проницательности не хватит, чтобы сделать какие-либо выводы. Что же касается наследников, то мы располагаем обширным материалом, позволяющим нам утверждать: секут они себя сами, иногда даже пребольно, со следами на всю жизнь.
Вот какое письмо однажды мне довелось читать. Очень сердитое, требующее принятия самых строгих мер. Прислал его Николай Николаевич Сазонов, проживавший в подмосковном городе Перове. Разгневанное это было письмо.
«У меня в семье случилась одна маленькая неприятность, — так пишет Николай Николаевич. — Я немного выпил, а тут подвернулся один друг и позвал на танцы. В клубе я пригласил девушку, но она, наверное, была не в духе, стала грубить (!). От тебя, мол, водкой пахнет, я, мол, с пьяницами не танцую. Ну и сорвалось у меня. Я ее оскорбил. А она мне за это дала пощечину. А я ей. И все, кажется, было бы нормально (!). Но нет, через час подошел милиционер, и я с ним вежливо пошел в отделение милиции».
Далее Сазонов скромно описывает свои «художества», именуемые официально злостным хулиганством, и сообщает, что ему как рецидивисту дали три года. Заканчивает он письмо так:
«Кто же виноват в том, что я снова за решеткой? Частично я. Но администрация, где я работал? А нач. уг. розыска Бороздин, а судья Володина разве не виноваты?» Далее следовало: «Разберитесь в моем деле и сделайте так, чтобы виновные были наказаны».
Какая поразительная легкость, с которой человек переступает черту, разделяющую честную жизнь от бессмысленного, тягостного тюремного существования. Накуролесил, нахулиганил, глубоко оскорбил честных людей — и будто так и надо. Да и заступничества ищет. Но закон не может быть снисходительным.
Один из важнейших принципов советского правосудия — не жестокость наказания, а его неотвратимость. Ни одно деяние, противное закону, нарушающее установленный порядок, не может остаться безнаказанным. Это истина, известная всем. И все-таки совершаются правонарушения. Почему же? Думается, одна из причин — этакое легковесное отношение к закону: авось сойдет.
Однажды я написал статью о преступлении и под занавес обратился как бы к самим преступникам: вы, мол, знали, что вам грозит и все же шли на противозаконное деяние, вы обокрали себя, себе же сделали хуже, — примерно такая мысль заключала статью. Пришли отклики. Один из них меня особенно заинтересовал. Автор упрекал меня:
«Зачем метать бисер перед свиньями?! Разве «эти» что-нибудь поймут. Ведь сознательно шли на преступление — что же читать им мораль? Нужно карать их по всей строгости закона, а не цацкаться».
Мысль, в известном смысле, верная. Но, честное слово, порой надо читать мораль. Редкое уголовное дело о хищениях, взяточничестве, мошенничестве и так далее обходится без того, чтобы в нем наряду с отпетыми не стояли перед судом начинающие.
Не подумайте, читатель, что я в более изящной форме выражаю мысль Сазонова: «Все, кроме меня, виноваты, что я за решеткой». Нет, я отнюдь не собираюсь валить вину с больной головы на здоровую. Хочется говорить о другом. Нет ли во всей нашей воспитательной работе с детьми, подростками и взрослыми известного отрыва от грешной земли, некоего парения в заоблачных высях?
Хорошо, что мы воспитываем нашу молодежь в духе высокого патриотизма, говорим об ответственности человека перед обществом, прививаем чувство коллективизма и интернационализма. Все это необходимые человеческие качества, я бы сказал, высшей категории.
Но, как мне кажется, иногда мы забываем напоминать человеку об элементарной порядочности, чести, даже о понятии «можно — нельзя», о том, что закон надо уважать, что в противном случае будет плохо.
В последнее время все больше и больше говорят о правовой пропаганде, о преподавании права в школах и вузах. Все это хорошо и нужно. Но очень важно и повседневное конкретное воспитание почтительных чувств к нашим кодексам. Причем в круг воспитуемых надо включать не только ребят школьного возраста (хотя их, очевидно, в первую очередь). Конечно, взрослым дядям и тетям нет нужды читать нотации на тему, что такое хорошо и что такое плохо. Тем не менее каждый случай непочтительного отношения к закону должен становиться предметом общественного внимания и осуждения. Не побоюсь этого слова, надо в каких-то разумных формах воспитывать страх перед законом, ибо, как подметил еще философ и юрист Чезаре Беккариа, «страх человека перед человеком — зло, но страх человека перед законом благодетелен».
Помню, в Верховном Суде РСФСР шел разговор об исполнении законов. И мне привели такой факт. Райжилуправление Москворецкого райисполкома Москвы намеревалось выселить двух гражданок из квартиры, которую, по мнению управления, они незаконно занимали. Однако районный и городской суды решили дело в пользу гражданок. Верховный Суд Федерации, где проверялось дело, подтвердил эти решения. А начальник РЖУ заявил: «Не выполнял и выполнять решения суда не буду».
Товарищи из Верховного суда возмущались:
— Подумайте только, какой вельможа! Ему, видите ли, закон не писан! — И даже рекомендовали использовать этот случай для газетного фельетона.
А хочется задать вопрос самим судьям:
— Вы-то что благодушествуете? Вы-то почему не призовете к порядку вельможу? Не возбудите против него уголовное преследование? Вы же сами своим бездействием питаете неуважительное отношение к закону!
Знаменитая формула: не жестокость наказания, а его неизбежность — самое действенное средство борьбы с преступностью — относится не только к убийцам, насильникам и ворам. Это правило должно действовать с неумолимостью всегда, сколь бы малое нарушение законности ни допускалось. О нем должны помнить и все мы, добропорядочные граждане. Вот тогда на надежном фундаменте закона будет красоваться совершенное здание общественного благополучия.
