Нильс Кристи - Пределы наказания

Сторонники теории некарательного воздействия в тех странах, где она никогда не имела распространения, теперь часто упрекают своих скандинавских коллег за отказ от этого направления. Они пытались гуманизиро­вать свои системы наказаний, ссылаясь на некаратель­ное воздействие, применяемое в Скандинавии. Между тем скандинавы объявили некарательное воздействие мертвым и, таким образом, сделали невозможной моди­фикацию устаревших суровых систем наказании.

Пытаясь частично нейтрализовать нанесенный ущерб, я хотел бы сказать еще несколько слов в до­полнение: некарательное воздействие выходит па мо­ды, но не всякое некарательное воздействие. Выходит на употребления, по крайней мере в Скандинавии, «лечение от преступления», воздействие, предназна­ченное изменить преступные наклонности конкретных людей. Утрачивают доверие меры контроля, за кото­рыми наиболее часто[7] скрывается причинение боли, но не меры воздействия и попечения, применяемые к больным и страдающим людям. Тюрьмы наполнены людьми, которым надо оказать помощь и которых на­до лечить, — плохие нервы, плохое здоровье, плохое образование. Они представляют собой сборные пункты для обездоленных людей, нуждающихся в лечении и возможности повысить образование. Противники нека-рательного воздействия как «лечения от преступле­ния» считают, что не требуется приговаривать людей к тюремному заключению, чтобы дать обществу воз­можность лечить их. Но если уж люди находятся в тюрьме, отбывая наказание, они должны получить максимум того, что улучшит их общее положение и облегчит страдания. Некарательное воздействие как «лечение от преступления» утратило доверие. Некара­тельное воздействие как оказание помощи его не утра­тило.

В связи с дискредитацией идей исправительного иоздействия в уголовном праве и успехами неокласси­цизма в Норвегии, где причинение боли вновь обрело респектабельность, сложилась самая серьезная ситуа­ция. Мы причиняем боль, желая сделать больно, и поступаем так с незамутненной совестью.

6.4. Нейтрализация вины

Мы делаем это с чистой совестью в значительной мере благодаря неоклассицизму. Ведь в конце концов mi это вызывает нас, власть имущих, сам правонару­шитель. Между преступлением и наказанием создана нитоматическая связь, поскольку преступления клас­сифицированы, а причиняющие страдание меры, кото­рые подлежат применению, в значительной степени предопределены. Это освобождает того, кто наказыва­ет, от какой-либо личной ответственности за причине­ние страданий. Именно преступник действовал первым, он и «включил» всю цепь событий. Причинение боли вызвано им самим, а не теми, в чьих руках орудия ее причинения.

Эта тенденция в целом усиливается тем, что лите­ратура неоклассиков проявляет интерес главным обра­зом к раздаче боли, а не к боли как таковой. Регули­рование причинения боли становится более важным вопросом и чаще находится в центре внимания об­щественности и науки, чем причинение боли. Регули­рование причинения боли стало столь значительной проблемой, что необходимость ее причинения принима­ется — в той или иной степени — без доказательств.

Так много внимания уделяется вопросам регулиро­вания, что из поля зрения почти выпадает сам объект регулирования. Остается без должного внимания и вопрос о том, тот ли это объект. Это превращается в новый способ дистанцирования от боли. Стоны страдающих уже не слышны за шумом регулирующих механизмов. Где-то далеко позади совершаются дейст­вия, имеющие весьма сомнительный характер. Но мы так поглощены совершенствованием регулирующих механизмов, что остаемся от зтого в стороне.

6.5. Сильное государство

Скрытая идея неоклассиков обнаруживается и тог­да, когда мы переходим к их представлению о госу­дарстве. Их система предполагает существование силь­ного государства, и они усиливают его еще больше. Эта система очень далека от того, чтобы стороны мог­ли варьировать свои решения, находя каждый раз то из них, которое отвечает данной конкретной ситуации. Действительно ли надо считать данный поступок пре­ступлением? К каким последствиям могло бы привести рассмотрение его как проявления тупости, игры моло­дых сил или, скажем, исключительного геройства? Возможны ли другие решения, кроме наказания? Быть может, возможна компенсация или совместная дея­тельность? Такие вопросы не стоят перед неоклассика­ми. Для них все зто предопределено законом, который одинаково обязателен для всех людей во всех си­туациях. Будучи гарантией от произвола со стороны государства или деспота, законы должны быть твер­дыми. Но очевидно, что такая гарантия в то же са­мое время создает барьер на пути альтернативных ре­шений.

Скандинавские защитники недавнего сближения [геоклассицизма и общего предупреждения занимают и этом пункте совершенно ясную позицию. Они могут существенно расходиться во взглядах на сравнитель­ные достоинства капитализма или марксизма, но обна­руживают любопытное совпадение во взглядах на государство. О том, как понимает этот вопрос И. Ан-денес, можно в какой-то мере судить по замечанию, сделанному им в своей последней статье об общем предупреждении: «Если рассматривать законотвор­чество и контроль над преступностью как важные элементы механизма, имеющего своей задачей направ­лять поведение граждан, то тогда...» К. Макела (1975) утверждает, что цели уголовного права не ограничи­ваются предупреждением преступлений, а включают также «воспроизводство официальной морали и тем самым самого себя» (с. 277). По словам И. Анттила (1977), Комитет по вопросам уголовного права под­черкивает, что это право не может быть только или по преимуществу средством направлять поведение людей в соответствии с целями официальной политики. Ко­митет считает, что главной функцией системы являет­ся все же разъяснение содержания и границ основных аапретов и одновременно авторитетное осуждение об­ществом порицаемых деяний.

На первый взгляд в США существует иная ситуа­ция. Психоаналитик В. Гейлин и историк Д. Ротман совместно написали весьма эмоциональное введение к докладу Э. фон Хирша (1976). «Если прогрессивные реформаторы, — заявляют они, — в принципе испыты­вали доверие к государству, стремясь скорее вовлечь государственную власть в жизнь общества, чем ограни­чить ее, то наш комитет в принципе испытывает не­доверие к государственной власти. Мы по меньшей мере подозреваем, что дискреция может скрывать аа собой дискриминацию и произвол. Мы, конечно, не готовы априори сконструировать систему, в которой •чоорые побуждения управляющих были бы достаточ­ным основанием, чтобы облечь их властью» (с.XXXII).

Но, читая сам доклад, в составлении которого участ­вовали и Гейлин, и Ротман, мы обнаруживаем совер­шенно иную картину. Здесь описывается, как эта власть, изъятая у управляющих, должна использоваться в предлагаемой ими комбинированной системе класси­цизма и удержания. Например, рассматривая вопрос о размерах наказания, составители доклада пишут:

«Трудность заключается в отсутствии данных: не­известно, какова сила удерживающего воздействия еще не испытанной шкалы наказаний. Придется установить размеры шкалы на основе догадок, исходя из предпо­ложения о том, каким, по всей вероятности, должен быть наилучший удерживающий эффект. Но коль скоро шкала определенного размера, установленная несколь­ко произвольным образом, применяется, то уже на ос­нове опыта она может быть подвергнута изменениям. Если выбранный размер ведет к существенному росту общих коэффициентов преступности, то возможно ре­гулирование шкалы посредством повышения ее верх­них значений с учетом соответствующих различий в тяжести преступлений. Если повышение коэффициентов не происходит, было бы правильным поставить экспе­римент с уменьшением верхних значений и наблюдать, пе произойдет ли вледствие этого ослабление удержи­вающего эффекта» (с. 135 — 136).

Создается система, в которой прихоть управляющих уступает место чрезвычайно сильному, простому и централизованному государственному контролю. Нео­классицизм во всем его многообразии — от Э. Гоффма-на из комитета фон Хирша до начальника полиции И. Д. Макамара из комитета, созданного Фондом «XX век», — сконструировал систему, которая нужда­ется в сильном централизованном государстве и в то же время еще больше усиливает его [8]. В таком же поло­жении находятся их скандинавские единомышленники.

Преодоление теории и практики некарательного воз­действия было первым необходимым шагом. Это очис­тило почву и положило конец некоторым серьезным злоупотреблениям властью в отношении слабых. Шко­ла неоклассицизма с ее жесткой системой — год за око м три месяца за зуб — была, вероятно, неизбежным и, в конечном счете, полезным следующим шагом, по крайней мере до тех пор, пока такая система не стала нравом. Простота и жесткость неоклассицизма позво­ляют сравнительно легко понять суть дела. После то­го как вина, рецидив, отягчающие и смягчающие об­стоятельства получили количественное выражение, дело за простой арифметикой. Но когда мы видим все :>то и особенно когда мы видим это в системе, претен­дующей на ранжирование ценностей, тогда мы должны признать, что нам еще очень далеко до того, чтобы чувствовать себя удовлетворенными. Я бы не выбрал <ебе такое общество. Речь идет о централизованном авторитарном государстве, которое в стремлении обеспечить равенство вынуждено вообще исключить из своего поля зрения все ценности, плохо поддающиеся количественному выражению. В качестве альтерна­тивы этому мы должны выработать меры, которые поз-иолят нам справиться с задачей, заключающейся в том, чтобы привести положение в соответствие со всей ценностной структурой социальной системы.