Борис Волженкин - Избранные труды
Человек может и должен отвечать только за свое поведение. Акт поведения, поступок можно назвать «своим», лишь когда он имеет основание во внутренних социальных качествах человека, его убеждениях, установках, привычках, когда он порождается именно этими качествами. Простое физическое авторство деяния не дает права называть его своим и, следовательно, не дает возможности возлагать на лицо ответственность за это деяние. По этой причине нельзя признавать ответственным лицо, действовавшее в состоянии невменяемости, а также причинившее ущерб, например, под воздействием непреодолимой силы, так как совершенные действия в подобных случаях неопосредствованы самой социальной сущностью личности субъекта. Лицо признается ответственным за поступок, когда его поведение было свободным, то есть когда в определенной объективной ситуации совершение поступка, оцениваемого впоследствии как нравственный или безнравственный, преступный или непреступный, зависело от общественного лица индивида, от его социального Я, от соотношения узко личных и общественных интересов в лично для него значимом.
В применении к юридической ответственности эта необходимая связь между деянием и личностью отражена в признаке виновности. Согласно закону, «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние» (ст. 8 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик). Признак виновности, являющийся обязательной характеристикой преступного деяния, позволяет связывать объективно опасные действия человека и их последствия с самой социальной сущностью личности виновного, позволяет говорить, что в детерминации поведения определенную роль играли социальные качества человека, а это необходимо для социальной ответственности данного человека заданное поведение.[81]
Диалектико-материалистическая детерминистическая концепция поведения отнюдь не отбрасывает понятия вменяемости и вины и связанные с ними понятия ответственности, нравственного осуждения и наказания. Однако признание человека вменяемым не означает наличие у него «свободной воли», а признание его вины и ответственности не означает признание того, что он действовал абсолютно произвольно, лишь на основе своей «свободной воли».
Между тем именно такое мнение господствовало в советской юридической литературе 20-х годов, в работах тех авторов, которые стояли на позициях механистического детерминизма,[82] и даже отчасти проникло в уголовное законодательство того времени.
В этих работах были подвергнуты критике и отвергнуты как методологически неверные такие идеалистические концепции классической школы буржуазного уголовного права, как наказание – возмездие, слепое воздаяние за содеянное, искупление вины. Провозглашалась исключительно целесообразность мер уголовной репрессии в их защите «государства трудящихся от преступлений и от общественно-опасных элементов» (ст. 5 УК РСФСР 1922 г.).[83]
Но в то же время многие советские криминалисты (например, Н. В. Крыленко, А. Н. Трайнин, М. И. Исаев, А. Я. Эстрин, Н. Н. Паше-Озерский и др.) некритически перенесли ряд механистических положений буржуазной социологической школы в советское уголовное право.
Так, в частности, обстояло и с проблемой вины. Считалось, что признание лица виновным означает наличие у него «злой» воли и необходимости искупления вины через наказание – возмездие. Поэтому в уголовном законодательстве (Руководящие начала 1919 г., УК 1922 г., Основные начала 1924 г., УК 1926 г.) понятия вины и виновности в совершении преступления вообще не употреблялись.
В литературе под общим понятием меры социальной защиты общества от общественно опасных элементов объединялись и меры уголовного наказания, применяемые к вменяемым лицам, которые совершают преступления в силу определенных социальных качеств, и по существу неизбежно содержащие в себе элемент нравственного осуждения определенных поступков, и принудительные меры медицинского характера, применяемые к невменяемым, единственной причиной совершения преступлений у которых служит то или иное их психическое заболевание или расстройство. Момент нравственной оценки в мерах уголовной репрессии отвергался вовсе: «…Уголовно-правовая квалификация означает лишь, что данное лицо должно в интересах коллектива быть подвергнуто специфической форме социальной защиты – уголовно-правовому принуждению. Ничего иного и ничего более в уголовной оценке не содержится».[84]
Поэтому считалось, что меры уголовной репрессии могут применяться и в случаях, когда субъект деяния невменяемый. Эти меры лишь должны быть приспособлены к особенностям данного случая, как они вообще приспосабливаются к особенностям каждого индивидуального случая. Невменяемость же, как и виновность, является всего лишь одним из критериев, определяющих степень социальной опасности личности и меру социальной защиты.[85]
Умысел и неосторожность в совершении общественно опасного деяния – виновность в совершении преступления – теряют свое качество оснований уголовной ответственности и становятся рядовыми критериями общественной опасности субъекта. Так, по Н. В. Крыленко: «Исключая целиком из общей части Уголовного кодекса оба понятия – и умысла, и неосторожности, как понятия, единственно определяющие возможность уголовной репрессии, мы оставляем их лишь как один из показателей опасности лица и не больше, допуская случаи, когда суд применяет те или иные мероприятия и против невменяемых».[86]
Механицизмом проникнуты и взгляды авторов, трактовавших вину как преступное настроение. Так, С. В. Познышев писал: «То состояние, в котором человек совершил преступление, – его вина, – составляет продукт, с одной стороны, известного давления на него среды, то есть действия на него происходивших в окружающей его среде событий, а с другой – его конституции».[87]
Между тем вина в ее диалектико-материалистическом понимании означает всего лишь объективное существование определенного психического отношения (умысле или неосторожность) у действующего субъекта к своему общественно опасному деянию и его последствиям. Признание виновности лица в совершении общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, означает не абсолютную произвольность его поведения, а то, что именно данное лицо являлось субъектом этого деяния и что действовало (бездействовало) оно с определенным психическим отношением к им совершаемому.[88]
Установление вины человека как определенного объективно существовавшего психического отношения к совершаемому им общественно опасному деянию и к последствиям этого деяния позволяет говорить, что данный поступок (как умышленный, так и неосторожный) так или иначе опосредован социальной направленностью лица, его взглядами и установками, то есть является в большей или меньшей степени следствием и проявлением общественного лица субъекта. Поэтому преступление как виновно совершенное общественно опасное деяние неотделимо от личности того, кто его совершил, как его собственное произведение. Правильно пишет О. С. Иоффе: «…благодаря вине, правонарушение становится уже не просто объективно неправомерным фактом, но и выражает в себе определенное отрицательное отношение правонарушителя к интересам социалистического общества или отдельного гражданина. В этом именно и заключается социальное содержание вины как условия ответственности по советскому уголовному праву».[89]
При виновном поведении человек поступает таким образом, что он на основе свойственных ему социальных качеств самоопределяется в соответствующей объективной ситуации, в ответ на непосредственные внешние воздействия окружающей среды и внутренние импульсы. С помощью вины мы связываем поступок с личностью. Поэтому, изучая и оценивая поступок человека, мы изучаем и оцениваем личность виновного. Однако все эти социальные качества человека (его интересы, потребности, установки, взгляды, убеждения и т. д.) в свою очередь объективно детерминированы в ходе жизнедеятельности личности, в процессе ее воспитания в широком смысле этого слова под влиянием общественных и других условий.[90]
Тем не менее диалектико-материалистическая концепция поведения допускает нравственную, а следовательно, и юридическую ответственность человека за его поведение. Дело в том, что нравственная оценка производится не с точки зрения соответствия того или иного поступка требованиям вечных, внеисторических моральных норм, абстрактного «категорического императива», и ответственность не служит достижению абстрактной справедливости, а и то, и другое производится исключительно в утилитарных целях. «Давая нравственную оценку поступку, социалистическое общество регулирует влияние этого поступка на будущие поступки данного человека и окружающих его людей. Нравственная оценка поведения людей, поощрение или осуждение коллективом его поступка воспитывает не только его самого, но и других членов коллектива».[91]
