Александр Бойко - Римское и современное уголовное право
Таким образом, Древняя Русь имела две возможности рецепирования римского права – с Запада или с Юга. Случился второй вариант. Почему? Ведь оба объекта заимствования (Византия и германские княжества) с географической точки зрения примерно равноудалены от территорий, занимаемых восточными славянами. Да и торговые связи русичи поддерживали на два фронта – с южными и западными (северными) соседями. Где же разгадка причин предпочтения наших предков? Вероятно, существовали еще какие-то дополнительные симпатии к Византии (экономического или культурного характера).
Древнерусские племена и их союзы, скрепленные внешне княжеской властью, в конце I тысячелетия новой эры “славились” не только отсутствием письменности и систематизированного законодательства. Древняя Русь до X века – языческая страна. У наших пращуров появляется счастливая возможность ассимилировать сразу два атрибута государственности той эпохи, два условия межплеменного объединения и мира – законодательство и религию. Купеческие и княжеские делегации замечают и оценивают в южной стране многое: развитые юридические правила; обычаи придворной жизни и придворную титулатуру; великолепие дворцово-храмовой архитектуры и торжественность церковных ритуалов; экономическое могущество империи, лоск властителей и пышность приемов; многоязычие народов и этническую терпимость; мирное сожительство церковных иерархов с монархами… Все дышит благолепием, святостью, спокойствием, долговечностью. Почему не позаимствовать чужие порядки стране со слабой центральной властью? Стране, терпящей бедствия и от постоянных набегов с Дикого поля, и от более организованных западных купцов, и от внутренних междоусобиц.
Таким образом, укреплявшие свою государственность, восточнославянские племена нуждались одновременно в двух строительных материалах – законодательстве и единой религии. У византийского рецепиента было и то, и другое. Но вся штука заключалась в том, что параллельное заимствование обоих рычагов управления населением было не только возможностью, но и необходимостью. Дело в том, что “на Востоке сферы права, нравственности и религии никогда не достигали самостоятельности, так как идея одинакового в каждой из них проявления божественной воли препятствовала их обособлению. Более спокойный и холодный дух западных народов различал рядом с правовыми и нравственными положениями, установленными божественною волею, такие положения права и нравственности, за которыми он очень хорошо сознает их народное происхождение и характер. У греческого народа это деление правовых норм совершилось только в историческое время; римляне же с древнейших времен различали fas (религиозное, священное или откровенное право) от jus (человеческого права)” [44]. К моменту славянских заимствований секуляризация еще не стала заметным явлением в юридической жизни Византии.
Принципы частной автономии и индивидуального самозакония, это кредо западных народов, почти не слышны в светских и религиозных установках Востока. Напротив, “главным основанием нового порядка вещей, обнаруживающегося в греко-римской жизни… должно почитать христианство: признание христианства в империи, допущение его влияния на законодательство составляет поэтому исходную точку для историка греко-римского права”.[58] Значит объективно было возможным только оптовое рецепирование обоих ингредиентов.
Итак, Древняя Русь приобрела на стороне, у более развитых соседей, две нужные вещи – светское законодательство и православие. Тем самым дорога к римскому праву пролегла через христианские заповеди. Этот факт можно и нужно списать на частное проявление исторической закономерности. Но, как часто бывает, в строю объективных процессов находится место и субъективным вкраплениям, ускоряющим дело. Официальное вхождение Руси в христианский мир совпало с династическими играми и расчетами. “Княгиня Анна – сестра византийских царей Василия и Константина – была выдана замуж за князя Владимира, заинтересованного в установлении династических связей с Византией. Согласно Повести временных лет, Владимир в противном случае грозил даже пойти походом на Константинополь.
Единственным условием для заключения брака, выдвинутым греческими царями, было принятие князем Владимиром христианского крещения. Это условие, по-видимому, сыграло решающую роль при утверждении князя в решении принять христианство и крестить Русь” [45]. С официальным принятием христианства нормой жизни в княжеских семьях становится греческий язык, подкрепляемый систематическим завозом византийских невест. Гречанками были матери князей Всеволода и Владимира Ольговича, Даниила Галицкого, Святополка, Ярослава и Мстислава Владимировичей, Василька Романовича, Владимира Мономаха и др.
Фактически христианство распространилось на Руси значительно раньше официального церемониала 988 года, вошедшего в исторические летописи. Первые религиозные наставники из Константинополя оседали на наших землях еще в середине IX века – при императоре Василии I (867–886 гг.) и патриархе Фотии (858–867 гг.). Эти посланцы принесли на Русь вместе с новыми религиозными порядками и новую правовую систему. Не случайно самые ранние упоминания о законодательстве восточных славян относятся к этому же периоду (Договор Олега с греками 911 года, свидетельства Прокопия Кесарийского). А что оно собой представляло, греко-римское право, к началу ре-цепирования?
Научная традиция, взращенная на архивных летописях и списках, относит к важнейшим греко-римским законам следующие:
а) Номоканон – основной источник церковного права в Византии. Полагают, что основная заслуга в его создании принадлежит юристу из Эмисы Афанасию Схоластику (сама фамилия, или прозвище, ассоциировалась в те времена с профессией адвоката или юрисконсульта). Структурно в первой редакции состоял из 22 титулов, в которых излагалось содержание 153 новелл Юстиниана. Сочинение Схоластика вышло в свет около 572 года и было в употреблении до XII века. На Руси греческий Номоканон начал работать как нормативный вспомогательный источник лишь с XI века (наиболее известен как Кормчая книга в Ефремовской редакции);
б) Эклога – законодательный свод Византии VIII века, в основном светского характера. Издан при императоре-иконоборце Льве Исавритянине (авторство приписывается и Константину Капрониму) в 740 году. По содержанию представляет собой извлечения из Юстиниановского свода с добавлением вновь изданных уставов;
в) Прохирон – светский законодательный акт конца IX века (между 870 и 879 годами). Представляет краткое руководство для судей Византии;
г) Базилики (в другой транскрипции – Василики) – переработанный свод Юстиниана на греческом языке из 60 книг. Был издан в эпоху правления Льва Мудрого (886–911 гг.), но до нас дошел в отрывочном виде. Нет ни одной рукописи, которая бы содержала все книги Василик, хотя известно, что полный манускрипт ходил по рукам в эпоху Средневековья; им пользовался в XVI веке Куяций. Представлял собой итог своего рода кодификации; после его издания юридическую силу сохранили лишь те положения из Corpus Juris Civilis, которые вошли в Василики;
д) Шестикнижие Арменопула – свод позднего (XIV в.) византийского права из 6 книг, составленный судьей из Фессалоник Константином Арменопулом в 1345 году;
е) кроме того, на территориях Западной империи и ее сателлитов действовали в несистематизированном виде многочисленные императорские акты (например: новелла императора Маврикия о смертоубийстве), а также хрисовулы – торжественные императорские постановления, или конституции, известные под названием прагматических санкций (sanctiones pragmaticae). Кстати говоря, и юстиниановский Corpus juris civilis вступил в силу на территории Италии по просьбе папы Вергилия, что было оформлено особой конституцией – sanctio pragmatica pro petitione Virgili.
Этот богатейший нормативный материал и хлынул на благодатную славянскую почву. Наибольшей востребованностью, особенно в X–XI вв., выделялся Номоканон, и причины предпочтения понятны:
а) как памятник церковного права, он более всего был созвучен идее христианизации[59]; б) самый культурный слой древнерусского общества, к тому же владевший письменностью, представляли священники (на их долю выпала славная работа – перевод, переписывание, истолкование, распространение, пропаганда византийских установлений, в первую очередь канонического характера).
По мере укрепления княжеской власти, при собирательстве земель возникает нужда в светском законодательстве, и в списки все чаще попадают Эклога и Прохирон. Практически не встречаются в древнейших русских памятниках ссылки на Василики (вероятно, из-за громоздкости, пока непосильной для русских толмачей, или, как полагает протоиерей Цыпин, по той причине, что не были переведены на славянский язык и не вошли в Кормчую книгу)[60]. И уж совсем незаметно влияние Шестикнижия. Это и понятно: в XIV веке благодарный московско-киевский ученик настолько окреп, что был в состоянии самостоятельно изготавливать феодальное законодательство. Что же касается южных славян, то там творение Арменопула имело многовековой спрос – в Бессарабии Шестикнижие Арменопула применялось даже в XX веке.
