Олег Кутафин - Неприкосновенность в конституционном праве Российской Федерации. Монография
Согласно ст. 16 изменение положений Закона о недобросовестных отчетах о заседаниях было предоставлено самим палатам[80].
Законом о печати 1881 г. юрисдикция палат, а также сам состав преступления, связанный с оскорблением палаты, были упразднены, а недобросовестные газетные отчеты могли стать поводом только для предъявления гражданского иска[81].
Надо сказать, что во французской юридической литературе тех времен иммунитет получал самые разнообразные обоснования. У одних авторов он базировался на естественном праве, у других – вытекал из начал народного суверенитета и мог быть оправдан исключительно соображениями общей пользы. Некоторые оправдывали неприкосновенность депутатов, с одной стороны, возможностью нарушить правильный ход занятий в парламенте в случае частых арестов его членов, с другой стороны – участием народных представителей в исполнении наиболее важной функции суверенной власти[82].
После революции, 4 ноября 1848 г., во Франции была принята новая Конституция. В ее ст. 36 говорилось о том, что «народные представители неприкосновенны. Они ни в какое время не могут быть преследуемы, обвиняемы и судимы за мнения, которые они высказали в Национальном собрании». Таким образом, безответственность была распространена не только на мнения, но и на голосование.
Статья 37 Конституции касалась другой привилегии депутатов. «Они (народные представители), как указывалось в ней, «не подлежат по уголовным делам ни аресту – за исключением поимки на месте преступления, – ни преследованию иначе как с разрешения собрания. В случае задержания на месте преступления об этом немедленно доводится до сведения собрания, которое разрешает продолжать дело или отказывает в этом. Это постановление применяется также и в том случае, когда арестованный гражданин избран представителем».
Последующая Конституция, принятая 14 января 1852 г., не содержала никаких положений, связанных с иммунитетом народных представителей. Этот пробел был восполнен Органическим декретом от 2 февраля 1952 г., ст. 9 которого почти буквально воспроизводила ст. 36 Конституции 1848 г., а ст. 11 ограничивала продолжительность действия привилегий сессией. Согласно ст. 10 никакое личное задержание не могло иметь места по отношению к члену Законодательного корпуса как во время сессии, так и в течение шести недель до и после нее.
Декрет 1852 г. действовал вплоть до издания Закона от 16 июня 1875 г. «О взаимных отношениях государственных властей».
Согласно ст. 13 этого Закона «никто из членов той или другой палаты не может подвергнуться розыску или преследованию за мнения или голос, поданные им при исполнении им своих обязанностей»; в соответствии со ст. 14 «никто из членов той или другой палаты не может во время сессии подвергнуться по делам уголовным или исправительной полиции судебному преследованию или аресту иначе как с разрешения той палаты, в состав которой он входит, за исключением случая поимки на месте преступления.
Задержание или преследование члена той или другой палаты приостанавливается во время сессии и на всю продолжительность ее, если палата того потребует».
К этому следует добавить, что ст. 121 Уголовного кодекса Франции предусматривала лишение прав всех должностных лиц, виновных в привлечении к ответственности народного представителя без соответствующего разрешения палаты[83].
Во Франции в тот период иммунитет рассматривался как институт, построенный на публичном интересе и предусматривавший народное представительство как таковое. Отсюда следовало, что отказ от привилегии со стороны заинтересованного лица не допускается. Принцип проводился настолько строго, что члену парламента, к которому предъявлен был встречный иск, запрещалось без разрешения палаты отвечать по нему.
Основные черты юридической структуры иммунитета по французскому праву сводились к следующему.
Что касается безответственности, то ее сущность состояла в том, что речи, произносимые депутатами при исполнении ими своих обязанностей, а также документы и отчеты о заседаниях, отпечатанные но распоряжению палаты, не могли служить поводом для привлечения их авторов к какой-либо ответственности, хотя бы они и являли собой полный состав преступления или проступка. Исключались при этом как уголовное преследование, ведущееся в порядке публичного или частного обвинения, так и гражданский иск. Единственное наказание, которому мог подвергнуться народный представитель, – дисциплинарное взыскание со стороны председателя палаты.
Действия, совершенные депутатом вне рамок исполнения им своих профессиональных обязанностей, привилегией не охватывались. Сюда относились не только поступки депутата, входящие в сферу его частной жизни, но и различные обращения к избирателям, речи на митингах, на различных собраниях и даже в здании парламента, если только депутат при этом выступал как частное лицо. Однако понятие «при исполнении обязанностей» практикой толковалось довольно широко. Им охватывались не только непосредственное участие народных представителей в прениях палат и их комиссий, но и их выступления в качестве экспертов.
Что касается неприкосновенности депутатов, то она сводилась к тому, что их преступное действие не переставало быть наказуемым, но преследование виновников, а также их арест во время сессии целиком зависели от усмотрения палаты. Ее разрешение было необходимо для совершения всех тех процессуальных действий, которые требовали личного присутствия или участия обвиняемого. Все другие процессуальные действия, как то: составление тех или иных протоколов, осмотры мест преступления, экспертизы, допросы свидетелей и т. п. – могли производиться, если по обстоятельствам дела они не требовали участия обвиняемого.
Необходимо заметить, что всякое лишение или ограничение свободы депутата путем ареста, привода в суд, допроса и т. д., совершенное без предварительного согласия палаты, считалось ничтожным. Поэтому в случае вынесения соответствующего решения не только оно подлежало отмене в случае протеста со стороны депутата, но и все производство по такому делу должно было быть признано ничтожным.
Таким образом, депутатский иммунитет распространялся на все преступные деяния, совершенные народными представителями, независимо от того, имеют ли они отношение к их служебным обязанностям или нет. Он распространялся и на те случаи, когда народный представитель, занимающий какую-либо административную должность, совершит служебное преступление. Таких позиций придерживалась как теория, так и практика.
Внедрение парламентского иммунитета в других странах путем рецепции рассмотренных норм английского или французского права совсем не означает, что эти нормы в процессе их развития не подвергались обратному влиянию правовых норм указанных стран. Наоборот, практика показывает, что такое влияние имело место. Достаточно вспомнить, например, о том влиянии, которое оказала на развитие французского права Конституция Бельгии 1831 г.
В историческом плане институт неприкосновенности в системе прав и свобод человека возник гораздо позже, чем депутатский иммунитет. Начало осуществления принципа неприкосновенности, связанное с гражданской свободой, как принято считать, положено Великой хартией вольностей 1215 г.[84] В ней (ст. 39) указывалось: «Ни один свободный человек не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или каким-либо (иным) способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров) и по закону страны».
Однако эта гарантия неприкосновенности личности, как видно из текста статьи, устанавливалась для ничтожного меньшинства населения – феодальной аристократии и городской буржуазии, так как крестьянство в Англии к категории «свободных» не причислялось.
В эпоху буржуазных революций XVII–XVIII вв. право неприкосновенности личности нашло свое юридическое воплощение в английском Habeas corpus act 1679 г., во французской Декларации прав человека и гражданина 1798 г., в американском Билле о правах 1791 г.
Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и предупреждении заключений за морями 1679 г. (Habeas corpus Amendment Act) был принят в эпоху Английской революции 1640–1689 гг. в целях ограничения возможности тайной расправы короля с членами и сторонниками оппозиции. Однако он приобрел более общее значение как один из основных конституционных документов Англии, содержащих ряд гарантий неприкосновенности личности. Им была упразднена и упорядочена процедура получения судебного приказа (Writ of Habeas corpus) о предварительной доставке задержанного лица в суд для решения вопроса о пребывании под стражей.
Любой подданный, задержанный за уголовное или считаемое уголовным деяние, исключая государственную измену и тяжкое преступление, имел право лично или через представителей обращаться в суд с письменной просьбой выдать приказ Habeas corpus, адресованный должностному лицу (шерифу, тюремщику), в ведении которого находился арестованный. Получив приказ, шериф (тюремщик) был обязан в установленный законом срок доставить заключенного в суд с указанием истинных причин ареста. Далее суду предписывалось освободить арестованного под денежный залог и поручительство с обязанностью явиться в суд в ближайшую сессию для рассмотрения дела. Исключение составляли случаи, когда лицо было арестовано в законном порядке за деяния, при которых оно не могло быть взято на поруки. Кроме того, если лицо было арестовано за государственную измену или тяжкое преступление, Habeas corpus не выдавался, но действовала особая процедура подачи петиции о разборе дела и освобождении на поруки.
