Ибрагим Фаргиев - Уголовно-правовые и криминологические основы учения о потерпевшем
Для формирования учения о потерпевшем в уголовном праве имеет значение и судебная практика ХХ в.[81] В правоприменительной деятельности судов в советский период содержится комплекс вопросов, связанных с оценкой судами обстоятельств, относящихся к характеристике потерпевшего. Эти обстоятельства отражались в разъяснениях высших судебных органов страны, в кассационных определениях и надзорных постановлениях, в приговорах судов, которые имели значение для квалификации преступления, уголовной ответственности и наказания.
Наиболее выпукло в судебной практике отражались вопросы правильной оценки правоприменителем обстоятельств, относящихся к потерпевшему – государству. Обусловлено это было абсолютным огосударствлением всех сфер экономической и общественно-политической жизни, где интересы личности подчас игнорировались и приносились в жертву так называемым государственным интересам.
Пленум Верховного Суда СССР, давая разъяснения по применению уголовного закона, неоднократно подчеркивал, что интересы государства являются доминирующими и в связи с этим судам необходимо «усилить меры судебной репрессии по делам о растратах…»[82], принять меры «к обеспечению возмещения ущерба, причиненного его (виновного) действиями государственным, общественным учреждениям и организациям»[83].
При анализе судебной практики по делам о хищении социалистического имущества – государственной собственности – отмечается, что нередко встречаются случаи, когда судебно-следственными органами неправильно устанавливается потерпевший от преступления – владелец похищенного имущества, и это приводит к ошибочной юридической оценке содеянного.
Так, П. была осуждена по ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», т. е. за хищение государственного имущества. Вина П. заключалась в том, что она присвоила 4050 руб. денежных средств, владельцем которых являлось не государство, а общественная организация – местный комитет Союза железнодорожников. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР, признав, что потерпевшим от преступления государство не является, содеянное П. переквалифицировала на ст. 3 Указа, предусматривающего уголовную ответственность за хищение общественного имущества[84].
Определенное внимание пленумы Верховных Судов СССР и РСФСР уделяли в своих разъяснениях и потерпевшему – физическому лицу, при этом судам предлагалось более тщательно учитывать обстоятельства, относящиеся к потерпевшему от преступления, при квалификации, а также индивидуализации наказания.
Так, Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по дела об умышленном убийстве» указал, что судам необходимо тщательно исследовать данные, относящиеся к личности потерпевшего и его поведению во время происшествия. Выявление этих данных необходимо не только для определения опасности подсудимого и для учета при назначении наказания, но в ряде случаев может иметь значение для раскрытия обстоятельств преступления, и в особенности мотивов его совершения [85].
Аналогичные разъяснения давал высший судебный орган страны и по делам об уголовной ответственности за действия, дезорганизующие работу исправительных учреждений, о клевете и оскорблении, изнасиловании, хищении чужого имущества, хулиганстве, нарушении правил охраны труда и безопасности, об автотранспортных преступлениях[86].
Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 19 июня 1959 г. № 3 «О практике применения судами мер уголовного наказания» указал, что судам следует учитывать при назначении наказания такие смягчающие обстоятельства, относящиеся к потерпевшему от преступления, как «добровольное возмещение нанесенного ущерба или устранение причиненного вреда»[87].
Подобного рода разъяснения пленумов были связаны с тем, что суды по-разному решали вопросы оценки обстоятельств, характеризующих потерпевшего, включенных законодателем в составы различных преступлений, которые были важны для уголовно-правовой квалификации содеянного. Их переоценка либо недооценка ведут к негативным явлениям в судебной практике.
Значительное внимание судебной практикой было уделено вопросам поведения потерпевшего при квалификации преступлений и индивидуализации наказания. В опубликованных примерах из правоприменительной деятельности отмечалось, что состав преступления отсутствует, «когда несчастный случай, имевший место на производстве, явился результатом самовольных действий потерпевшего (“вины потерпевшего”), а не результатом выполнения тех или иных распоряжений должностного лица, ответственного за данный участок работы»[88]. «Совершение преступления, – подчеркивалось в другом случае в судебном решении, – под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, является смягчающим ответственность обстоятельством»[89].
Нередко влияние судебной практики на формирование учения о потерпевшем от преступления в уголовном праве сказывается не прямо, а преломляясь в художественных формах. Известно, например, что в основу литературного произведения А. Ф. Кошко «Очерки уголовного мира царской России» легли случаи из его следственной практики во время работы начальником Московской сыскной полиции и заведующим всем уголовным розыском Российской империи. Автор приводит многочисленные примеры, когда отрицательные качества потерпевшего (корыстность, жадность, эгоистичность), его легкомысленное, аморальное, противоправное поведение во многих случаях лежали в основе уголовных дел по мошенничеству[90].
Многочисленные примеры следственной и судебной практики приводятся в трудах специалистов по уголовному праву, уголовному процессу, криминологии, в которых анализируются различные преступления, где потерпевший от преступления имеет уголовно-правовое значение, поэтому и данные примеры также влияют на формирование теории о потерпевшем в уголовном праве.
2.3. Потерпевший от преступления в политико-правовой мысли и художественной литературе
Источники права, в том числе обычного права, при первобытнообщинном строе и в рабовладельческом обществе, трактуя вопросы, связанные с общественно-юридическим статусом потерпевшего, указывали на необходимость более широкого изучения данных о жертве преступления в целях выяснения существенных обстоятельств дела. «В помощь судье для определения размера наказания римский юрист середины II в. н. э. Клавдий Сатурнин предложил принять в расчет следующие семь пунктов (среди них и данные о потерпевшем. – И. Ф.): “causa, persona, locus, tempus, qualitas, quantitas, eventus”, то есть причина (преступления), личность (преступника и потерпевшего), место (священное или нет), время (ночь или день), качество (открытое или тайное преступление), последствие»[91]. Отдельные положения о значении потерпевшего при разрешении судебных дел восприняты и модифицированы юриспруденцией более поздних формаций, однако, как справедливо отмечал Л. Ф. Франк, «в целом же юридическая наука, а позднее криминалистическая мысль, мало занималась фигурой, а тем более проблемами жертвы преступлений»[92].
Были и исключения – взгляды знаменитого римского оратора и мыслителя Марка Туллия Цицерона (106—43 гг. до н. э.). Применительно к проблеме потерпевшего от преступления наиболее ценными представляются суждения Цицерона о том, что «законы были придуманы ради блага граждан, целостности государств и спокойной и счастливой жизни людей»[93], т. е., говоря современным языком, – для защиты отношений, охраняемых законом, субъектом которых в уголовном праве выступает потерпевший от преступления. Кроме того, Цицерон считал, что человеческие законы должны карать казнью дурных людей и оберегать честных людей[94], в число последних, очевидно, должны были входить и возможные жертвы преступлений.
Другим исключением является знаменитый труд Чезаре Беккариа (1738–1794) «О преступлениях и наказаниях» (1764), в котором высказаны идеи, защищающие такие универсальные ценности, как: свобода, честь и достоинство человека; общественный порядок, обеспечиваемый не репрессиями, грубой силой, а, прежде всего, справедливыми законами, самодисциплиной и высоким сознанием индивидов. Среди гуманистических идей Чезаре Беккариа определенное место отведено потерпевшему как субъекту уголовно-правовой охраны. Великий юрист в указанном исследовании, не выделяя специальный раздел, посвященный жертве преступления, высказал идеи, которые могут быть положены в основу современной теории о потерпевшем в уголовном праве. По мнению Чезаре Беккариа, «истинным мерилом преступлений является вред, наносимый обществу»[95], поэтому он считал недопустимым, когда «иные измеряют важность преступлений больше по достоинству потерпевшего лица, чем по их значению для общественного блага»[96]. Анализ обстановки конкретных преступлений автор дает в рассуждениях о детоубийстве – преступлениях, совершаемых против лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии.