Леонид Гурченко - Вынуть дьявола из мелочей

27. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. СПб.: Азбука, 1996. С. 666.

28. Филин Ф.П. Заметка о термине «анты» и о так называемом «антском периоде» в древней истории восточных славян // В кн.: Проблемы сравнительной филологии: Сб. статей к 70-летию чл. – корр. АН СССР В. М. Жирмунского. М. – Л., 1964. С. 266–270.

29. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М.: Изд-во политической литературы. М., 1986. С. 419, 420.

30. Цветков С.Э. Русская история. Кн. 2. М., 2004. С. 50–53.

31. Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения. М.: Наука, 1980. С. 96. № 197.

III. Крепость Самбатас на Днепре

Попытки господствующего в науке исторического скепсиса представить церковное предание о проповеди апостола Андрея Первозванного в Скифии, а заодно летописное сказание о путешествии его по Днепру до Новгородской земли несостоятельными и вывести утверждения противоположные, не дали ожидаемых результатов. Историк Русской церкви А.В. Карташев, например, в работе «Был ли апостол Андрей Первозванный на Руси?» признаёт историческую ценность первичных апокрифов, «таящих в себе предания II и I веков и предания, записанного Оригеном во II веке» («…Фома, как содержит предание, получил в жребий Парфию, Андрей – Скифию…»). «Здесь уже, – пишет Карташев, – выходит за пределы досягаемости господствующий в науке исторический скепсис» [9]. Тем самым он признал, почти в духе теоремы К. Геделя о полноте, что погружение исходной системы в систему более развёрнутую приводит к нескончаемой логической эскалации. При этом Карташев в «Очерках по истории Русской церкви» высказал плодотворное суждение о проблеме состоятельности предания: «Если бы даже апостол Андрей и не дошёл физически в своих апостольских трудах до границ нашей земли, то это не меняет сути дела. Апостолы жребием решали основные вопросы своего служения (Деян. I, 17–26). Жребий, выпавший каждому апостолу, и составил его, так сказать, географический удел на карте распространения христианства» [10, c. 50].

Прямых свидетельств о путешествии Андрея по Днепру в Новгородскую землю и на Валаам нет. Но актуализация знаний, имеющих выход в историю его миссионерской деятельности в Скифии, проявляется, тем не менее, в кратких известиях Отцов Церкви, основанных на апокрифических сказаниях, которые С.П. Петровский путём тщательного анализа текстов нашёл «сложившимися и хранившимися впервые там, где апостолы проповедовали» [3, с. 48]. Поэтому, как замечает «блестящий знаток источников, тонкий и вдумчивый их истолкователь академик В.Г. Васильевский» (Беляев), «русское сказание, внесённое в нашу первоначальную летопись, находится, конечно, в связи… с учёными мнениями византийцев XI в. и ведёт свою родословную от гностических хождений» (апокрифов). И «как скоро признано было (на Руси) несомненным путешествие апостола Андрея по Русской земле, то уже было вполне естественно привести его на то место, где потом явился Киев» [4, с. 46], и, добавим от себя, в Новгород и на Валаам. Впервые, сразу за апостольским временем, сведения об уделе Андрея сообщил знаменитый мыслитель-богослов Ориген (185–254 гг.), со ссылкой на которого Отец Церкви епископ Евсевий Памфил Кесарийский (ок. 260–340 гг.) писал: «Святые же апостолы и ученики Спасителя рассеялись по всей земле. Фоме, как повествует предание, выпала по жребию Парфия, Андрею – Скифия» [7, c. 78].

Апостол Андрей благословляет киевские горы.

Интересно, что сюжет о миссионерской деятельности Андрея в будущих русских землях существовал в виде предания ещё во второй половине XVII века в Новгороде, о чём можно узнать из Описания путешествия Антиохийского патриарха Макария в Россию Павла Алеппского. Но литературный сюжет, записанный Павлом Алеппским в Новгороде, свидетельствует о том, что реальное хождение апостола Андрея прочно утвердилось на Руси и нашло себе практическое выражение в обычае новгородцев скреплять именем Андрея идеологическое обеспечение исторического первенства Новгорода и Пскова перед Москвой. Из этого видно, что новгородцев интересует только хождение к славянам, в то время как о путешествии к варягам они умалчивают и возвращают Андрея из Новгорода сразу в Синоп [17, c. 456].

Изучая письменные сообщения о посещении апостолом Андреем киевских и новгородских пределов, мы находим более ясное «проявление крещения Рус’ския земли» на месте будущего Киева в «Слове о проявлении крещения Рус’ския земли святаго апостола Андрея, како приходил в Русь и благослови место и крест поставил, идеже ныне град Киев». При этом в «Слове» отсутствует уязвимая со стороны скептиков «банная процедура». «И оттуду (из Синопа) прейде к Корсуню, и слыша, како близ есть устие Днепръское, и возможно есть оттуду ити в Словены и Варяги, а из Варяг в Рим… Прииде и ста под горами на брезе, идеже есть град Киев… и рече к сущим с ним учеником: Видите ли горы сия, яко на сих горах воссияет благодать Божия, имать град велик зде быти и церкви многи имать Бог возд’вигнути и святым крещением просвети сию землю (выделено нами)… и оттуду иде к Нову граду и оттоле в Рим. В Пелопоне же острове распят бысть за Христа от Егеата, царя Тирска» [12, л. 418–419]. В отличие от «Слова», летописное сказание молчит о крещении апостолом Андреем Русской земли, «идеже ныне град Киев», ограничиваясь общим выводом: «И иде в Варяги, и приде в Рим, и исповеда, елико (как) научи и елико (что) виде…» (далее о банях) [18, c. 26].

Теперь мы вынуждены обратиться к сведениям о Геракле, первом путешественнике в «засеверную» Скифию – Гиперборею, ходившего за яблоками Гесперид на край света, в приполярные края будущей Руси. Дело в том, что в городе Патры на Пелопоннесе апостол Андрей был распят на «кривом» кресте из масличного дерева [13, с. 92]. Никакой случайности здесь не видно, скорее всего, это подчёркнутая реминисценция из истории гиперборейского подвига Геракла, когда он из отдалённых «засеверных» краёв принёс в Грецию ветвь дикой маслины и посадил её. Впоследствии венком из оливы награждали олимпийских героев. Так что в образе маслины виден намёк на укоренённость эллинских культов в традиции, тогда как Андрей после проповеди нового учения в Скифии-Гиперборее принёс эту «дикую маслину» эллинам, пытаясь привить её к самому корню.

Необходимо, кстати, отметить, что к образу маслины, но уже в другом смысле, обращался апостол Павел в Послании к римлянам. – «Если же некоторые из ветвей отломились (иудеи), а ты, дикая маслина (христианин из язычников), привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись пред ветвями» (Рим. 11, 15–17). В античной культовой практике маслина имела сакральный смысл. В частности, маслина посвящена Афине. Из оливкового дерева вырезали изображения богов. Так что в распятии апостола Андрея на кресте из масличного дерева действует отношение язычества к раннему христианству: язычество – необходимое, крепкое, христианство – случайное, слабое. Но маслина – дерево судьбы, определения поменяются местами, совершится переход к бытию Бога, – судьба.

Ясно, что теперь нужно осмыслить саму возможность Андрея идти из устья Днепровского «в Словены и Варяги», то есть в славяно-кельтские земли Южной Прибалтики, а затем «из Варяг – в Рим». Но каким путём? Избыточным – по Балтике, северными морями и через Гибралтар – вокруг Европы и снова в Рим? Или существовал более «уместный» рациональный путь? По данному вопросу в наше время уже получены ответы, их высказал выдающийся современный археолог и историк Сергей Алексеевич Беляев во «Вступительной статье» к труду митрополита Макария (Булгакова) «История Русской церкви». Странным образом историки упустили «удобный случай» указать на «более исторический» европейский путь из Новгорода в Рим. Точнее – два пути. На них-то и указал Беляев. «Дело в том, что путь, по которому летописец отправляет апостола Андрея в Рим, – знаменитый янтарный путь, который существовал, и весьма активно, с III тысячелетия до Р. Х.». «Он начинался у берегов Балтики, от побережья севернее устья Немана до устья Вислы, шёл далее на юг и выходил на Карнунт, римскую крепость на Дунае. Этот путь для апостола Андрея при его путешествии в Рим был короче, чем через Чёрное море и проливы… Другой путь – от Прибалтики в сторону Чёрного моря и Крыма… Этот путь был таким же оживлённым и известным, как и путь в Италию и на Балканы» [5, с. 44, № 2, с. 44, 45].

Но если мы воспользуемся критериями Б.А. Рыбакова применительно к маршруту апостола из Крыма в Рим – вверх по Днепру, «из Грек в Варяги», затем морским путём вокруг Европы в Рим, с заездом в будущие Русские земли, мы придём к выводу, что путь этот всё-таки не кажется «неуместным» или экстравагантным. Личная инициатива Рыбакова приводит нас к истине в интуитивной, а не в стандартной, интерпретации. Свой вывод Рыбаков формулирует следующим образом: «Большой интерес представляет сообщение греческого писателя Эфора (405–330 гг. до н. э.) о соседстве Скифии с Кельтикой, подтверждённое рядом позднейших писателей, локализующих это соседство в южной Прибалтике, восточнее Рейна. Балтийское море называли «Скифским океаном», а его юго-восточную часть – «Венедским заливом». По археологическим материалам эпохи Эфора восточный край области кельтских погребений доходил до верховий Одера; далее на восток («за Кельтикой») начинались обширные земли праславян («Скифия»), тянувшиеся до самого Борисфена» (Днепра. – Л.Г.). Далее Рыбаков пишет, что греческие географы вскоре после Геродота определяют размещение «Скифии» от Причерноморья до Прибалтики. Эти устойчивые определения повторяются «вплоть до рубежа нашей эры». Таким образом, «под Скифией Эфор подразумевал как собственно скифов, так и всю широкую полуторатысячевёрстную полосу праславян, тянувшуюся в это время от Днепра до «Скифского залива» [20, c. 29]. Борис Александрович усматривает принципиальную связь упоминания летописцем в недатированной части «Повести временных лет» об уличанах и тиверцах, «приморских славянах в низовьях Днепра, с легендой о святом Андрее – просветителе «скифов» [21, c. 131]. – «…а Уличи и Тиверьци седяху по Дънепру, и приседяху к Дунаеви. И бе мъножьство их: седяху бо преже по Бъгу и по Дънепру оли до моря, и суть гради их и до сего дьне, да то ся зъваху от Грек «Великая Скуфь» [22, c. 293; 32, c. 12, 7–10]. Следовательно, можно говорить о том, что «Скифия» тянулась в эпоху апостола Андрея от Днепра до «Скифского залива», то есть до южной Балтики. И последнее. Рыбаков уже по другому поводу упоминает известный и никем не оспариваемый факт: «норманны-мореходы проложили морской путь вокруг Европы, грабя побережье Франции, Англии, Испании, Сицилии и добирались до Константинополя…» [23, c. 10, 101, 105, 106]. Однако, на наш взгляд, судя по отрывочным сведениям античных и средневековых авторов, путь вокруг Европы мог быть известен задолго до норманнов. Как уже было сказано, Андрею выпал жребий «учить об имени Христа» народы Скифии. И когда находился он вместе с Иоанном Богословом на берегу Эгейского моря, в Эфесе, здесь Спаситель явился Первозванному в видении и напомнил: «С тобою есмь, куда бы ни пошёл, ибо и Скифия ожидает тебя» [16].