Татьяна Мюллер-Кочеткова - Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим
Просмотр упомянутой газеты, являющейся официальным изданием, раскрывает перед нами поразительную картину: уже в 1826 году французские читатели могли узнать подробности о тайных обществах в России («Орден русских рыцарей», «Союз спасения», «Союз благоденствия», Северное и Южное общества декабристов); о целях этих обществ, их главных деятелях; о проектах конституции, разработанных ими и т. д.
Все эти сведения приведены в докладе следственной комиссии от 30 мая 1826 года, представленном царю. Этот доклад был опубликован в июле месяце того же года в двух номерах парижской газеты «le Moniteur Universel»[97].
В той же газете напечатаны и другие материалы, полученные из России: доклад Верховного уголовного суда от 8 июля 1826 года[98], «Роспись государственным преступникам, приговором Верховного уголовного суда осуждаемым к разным казням и наказаниям»[99]. Указ царя от 10 июля 1826 года о мерах наказания «государственных преступников», его Манифест от 13 июля того же года в связи с приведением приговора в исполнение и др.
Итак, вскоре после окончания суда по делу декабристов и приведения приговора в исполнение, читатели французской газеты получили подробнейшую информацию о движении декабристов и о лицах, участвовавших в нем, о главных видах их «преступлений», к какому разряду они отнесены по приговору суда, какое наказание вынесено каждому разряду и т. д. Французские читатели узнали, что «вместо мучительной смертной казни четвертованием» пятерых декабристов царь решил «повесить»; о «вечной каторге» для других, и т. д.
В тексте доклада следственной комиссии приведен разговор П. И. Пестеля с декабристом А. В. Поджио. Процитируем этот отрывок:
«Кто же, – спрашивал он у Поджио, – будет главою Временного правительства? – Кому быть, кроме того, кто начинает и без сомнения совершит великое дело революции, кроме вас? – Неловко мне, нося имя не русское. – Что нужды! Вы уймете самое злоречие, удалясь как Вашингтон в среду простых […] граждан: ведь временное правительство недолго будет действовать, год, много два. – О нет! – возразил Пестель, – не менее десяти лет […]. А окончив великий подвиг, я заключусь в Киевской Лавре, буду схимником и тогда примусь за веру»[100].
Вот откуда Феликс Пиа почерпнул высказывание Пестеля! Отметим, что он дословно цитирует текст, опубликованный в газете «le Moniteur»[101].
Все это представляет для нас особый интерес, так как эту газету читал и Стендаль. Он не раз упоминает ее в своих письмах.
Уже в 1826 году писатель мог получить довольно точное представление о событиях в России. О том, что эти события его очень интересовали, свидетельствуют его «Английские письма» этого времени.
В корреспонденциях, посланных Стендалем в лондонский журнал «New Monthly Magazine», он неоднократно касается восстания декабристов. 10 февраля 1826 года он приводит «русские дела» как главную тему разговоров в Париже[102]. 14 марта он сообщает: «Удивительное открытие, что либеральные взгляды существуют в самих недрах русской армии, страшным контрударом отозвалось в Сен-Жерменском предместье», т. е. в среде парижского аристократического общества. 18 августа Стендаль называет среди «разочарований», испытанных французскими реакционерами за последний год, «доклад комитета, назначенного Николаем, и рассказы некоторых французов, вернувшихся из Москвы». Они дают повод опасаться, что «Россия заражена ядом либерализма»[103].
Последнее сообщение Стендаля английскому журналу доказывает, что он знал о докладе следственной комиссии царю, опубликованном в вышеупомянутой французской газете.
Из этого доклада Стендаль мог получить весьма подробные сведения об истории возникновения тайных обществ в России. Так, во французской газете он мог прочесть о том, что еще в 1816 году молодые офицеры, вернувшиеся в Россию после кампаний 1813, 1814 и 1815 годов, решили создать тайное общество подобно немецким и итальянским тайным обществам.
О том, что в Россию проникли либеральные идеи, Стендаль мог убедиться, в частности, из сообщения следственной комиссии о проекте конституции, разработанном Никитою Муравьевым. Этот проект предполагал монархию, но «весьма ограниченную». Император обладал бы властью, подобно той, «которая дана президенту Североамериканских штатов».
Подробности же, сообщаемые в докладе следственной комиссии о проекте конституции Пестеля, «совершенно в духе республиканском», даже само название Тульчинской управы – «directoire de Toulczyn» —, вызывавшее ассоциацию с французской Директорией 1795–1799 годов, по-видимому, убеждали Стендаля в буржуазно-демократическом характере идей Южного общества декабристов.
Из тех же материалов газеты «le Moniteur» Стендаль мог получить представление о планах «мятежных действий» в русской армии, о том, как развертывались события в Петербурге в день восстания и т. д.
Возвращаясь к записке Стендаля к Вяземскому заметим, что в это время, в конце 1834 – начале 1835 года, французский писатель был уже хорошо информирован об идеях и проектах декабристов. Его слова – «какая [эта была бы] держава, если бы буржуазия пошла навстречу крестьянству!» – основываются не только на сведениях, приведенных в статье Феликса Пиа, но также на том, что Стендаль мог в свое время узнать из газеты «le Moniteur».
Русские события 1825–1826 годов нашли свое отражение и в художественном творчестве Стендаля.
Не случайно писатель избрал героиней своего первого романа «Арманс или Сцены из жизни парижского салона 1827 года» (1827) русскую девушку, родственницу декабристов.
В заметке на полях экземпляра этой книги автор точно указал период, когда он ее сочинял: с 31 января по 8 февраля и с 17 сентября по 10 октября 1826 года[104].
Первоначальное название этого социально-психологического романа было «Оливье», по имени главного героя, впоследствии переименованного в Октава. Роман же получил свое окончательное название по имени героини, Арманс Зоиловой.
Писатель вводит свою героиню в повествование не сразу. Он постепенно знакомит читателя с русской кузиной Октава де Маливера, добавляя к ее образу все новые черты. Вместе с тем перемещается и центр тяжести романа на героиню.
В ходе рассказа вырисовывается характер этой гордой и умной девушки. Дочь русского генерала, погибшего в войне против Наполеона, племянница и наследница декабристов, покончивших собой после неудачи восстания, Арманс в свои восемнадцать лет не по возрасту серьезна. Она обладает силой воли и решимостью. Вместе с тем она нежна, самоотверженна и бескорыстна.
Арманс не лишена также человеческих слабостей. Кстати, промахи молодых героев Стендаля, наивно верящих в свою проницательность, делают их столь привлекательными для автора. Эти промахи играют также важную роль в развитии сюжета, как заметил австралийский исследователь Грэм Джонс[105]. В романе «Арманс» слабость, проявленная героиней (чувство ревности), компрометирует ее и приводит к браку с любимым ею кузеном и вместе с тем – к трагической развязке романа.
Отметим еще один любопытный момент, связанный с русской героиней Стендаля.
Исследователей не раз занимал вопрос о происхождении имени героини. Оказалось, это нерусское имя заимствовано автором от названия реки Арманс, у берегов которой находится французский городок Сен-Флорантен, через который писатель проезжал по пути из Милана в Париж[106]. Стендаль нередко использовал географические названия для имен своих персонажей или для псевдонимов. Возможно, что название реки Арманс запомнилось писателю своей мелодичностью и всплыло в его памяти в связи с образом русской героини.
Образ этой героини создан не только на основе того, что писатель знал о русских женщинах по собственным наблюдениям или из книг, например, из мемуаров госпожи де Сталь «Десять лет в изгнании» (Париж, 1820–1821)[107]. Характер Арманс Зоиловой создан также под впечатлением рассказов о мужестве и самоотверженности родственниц декабристов. Об этом Стендаль мог узнать от хорошо знакомых ему лиц: от писателя и публициста Ж.-А. Ансело и его супруги, драматурга Виржини Ансело. Они были в Петербурге как раз в то время, когда декабристы томились в Петропавловской крепости и ожидали суда. (Супруги Ансело приехали в Петербург в конце 1825 года и завели в России широкий круг знакомых, в том числе и среди литераторов.)
Может быть именно то, что Стендаль узнал от супругов Ансело, и то, что он прочел во французских газетах, в частности, в «le Moniteur», дало замыслу романа «Арманс» новый импульс, вследствие чего в центре повествования оказалась русская героиня.
Кстати, в своей книге «Шесть месяцев в России» (Париж, 1827) Ж.-А. Ансело упоминает о том, что княгиня Трубецкая добилась разрешения царя уехать в Сибирь, куда на каторгу был отправлен ее муж, декабрист Сергей Петрович Трубецкой.
